– Во всяком случае, я думаю, рассказы других могли бы ему помочь.
– Не пойми меня неправильно, Кэл… Но разве тебе это помогло?
– Ну, я не знаю… – Каладин опустил взгляд на стол.
А ведь и в самом деле – разве беседа с Норилом ему помогла?
– Он избегает к нам присоединяться, – сказал Тефт.
– Я занят, – отрезал Каладин.
Тефт бросил на него равнодушный взгляд. Шквальные сержанты. Они всегда слышали то, чего ты не говорил.
– Сначала мне нужно все устроить, – сказал Каладин. – Найти всех, кого заперли в темных комнатах, и помочь им. Тогда я смогу отдохнуть.
– Прости, Кэл, – сказал Рлайн. – Но разве ты не нуждаешься в этом так же, как и они? Может, участие и было бы отдыхом.
Каладин отвернулся и увидел, что Сил – на его плече – смотрит так же пристально, как Тефт. Она даже создала себе маленькую униформу Четвертого моста… Ему показалось или наряд был чуть более густой синевы, чем все остальное ее тело? По мере того как их связь углублялась и она все сильнее входила в эту реальность, детали и оттенки ее образа становились разнообразнее.
Может быть, они и правы. Может быть, ему следует больше общаться с людьми, испытавшими боевой шок. Он просто не был уверен, что имеет право оттягивать на себя ресурсы или время. У Каладина все еще была семья. У него была поддержка. Он не заперт в темноте. Как он мог беспокоиться о себе, когда другие нуждались в нем?
Он видел, что друзья не собираются смягчаться. Все трое вместе давили на него.
– Ладно, – сдался Каладин. – Я поучаствую в следующем собрании. Все равно думал об этом.
Они вели себя так, словно он избегал помощи. Но он ушел в отставку, как и требовал Далинар. Начал работать лекарем. И стоило признать, это помогало. Быть с семьей, разговаривать с родителями, быть нужным… Это помогало еще сильнее.
Однако новый проект, поиск тех, кто походил на него, облегчение их страданий, – это помогло бы больше всего. «Сила прежде слабости». Он начинал понимать эту часть своей первой клятвы. Он обнаружил в себе слабость, но этого не стоило стыдиться. Из-за этой слабости он мог помочь так, как никто другой.
Свечение Сил у него на плече усилилось, когда он признал это, и Каладин почувствовал тепло внутри. Конечно, его собственная тьма никуда не делась. Ему по-прежнему снились кошмары. А на днях, когда один из солдат вручил Каладину его копье, оно… да, оно вызвало у него панику. Эта реакция напомнила о том, как он отказался держать копье, когда впервые тренировал свой отряд в ущельях.
Его болезнь зародилась даже раньше. Он никогда не лечил ее – он просто продолжал нагромождать стрессы, боль, проблемы.
Если все пойдет хорошо, возможно, ему больше никогда не придется брать в руки копье. И возможно, его это вполне устроит. Он улыбнулся Рлайну.
– Это и впрямь помогает, – сказал он. – Я думаю… Я думаю, что, возможно, впервые в жизни стану самим собой.
Венли видела тот самый момент, когда башня пала. Рабониэль стояла, положив руки на колонну, яростно излучая пустотный свет. Колонна, в свою очередь, засветилась собственным светом: ярко-белым, с легким зеленовато-голубым отливом. Этот свет, казалось, выходил за пределы самосветов в колонне. Башня сопротивлялась.
Из коридора донесся сигнал тревоги: вторжение замечено. Сотня певцов в буреформе выскочила в коридор. Рабониэль не двинулась с места, а Венли прижалась спиной к стене, стараясь не наступать на трупы.
Крики людей, лязг металла, треск. В любой момент могли появиться Сияющие и рассечь ряды Царственных и Глубинных, как вспышка молнии – темную ночь. Рабониэль продолжала трудиться, спокойно напевая в неизвестном Венли ритме.
Затем наконец это произошло: пустотный свет переместился из Рабониэли в колонну. Он влился в небольшую часть величественного сооружения, угнездившись во встроенной группе гранатов.
Рабониэль отшатнулась, и Венли успела подхватить ее, не дав упасть. Рабониэль поникла, ее веки потяжелели, и Венли крепко обняла ее, настроившись на ритм ужасов.
В коридоре снаружи продолжались крики.
– Дело сделано? – тихо спросила Венли.
Рабониэль кивнула, затем выпрямилась и обратилась к остальным певцам, собравшимся в туннеле, что вел к пещерам:
– Башня не полностью покорена, но я достигла своей первоначальной цели. Защита активирована и обращена в нашу пользу. Сияющие не смогут сражаться. Ступайте. Передайте весть шанай-им. Пусть они захватят город.
39. Вторжение
Однако, хотя ты и мыслишь не как смертный, ты с ними в родстве. Сила Осколка Вражды опаснее, чем разум, стоящий за ним. Особенно потому, что любая Инвеститура, кажется, обретает собственную волю, когда ее не контролируют.
Тефт обмяк, как будто внезапно потерял способность двигаться; его голова ударилась о стол, а рука повисла на боку, оттолкнув пустую кружку, которая с грохотом упала на пол.
На Каладина вдруг навалилась растерянность – давление на разум, как будто некая темная сила попыталась его подавить. Он ахнул, потом стиснул зубы. Не сейчас. Он не позволит своему вероломному разуму предать его в такой момент! Друг попал в беду.
С усилием одолев мгновение слабости, Каладин подскочил к Тефту, расстегнул ему воротник и прижал пальцы к сонной артерии.
«Хороший пульс. Никакой аритмии, никаких явных ссадин на теле».
Он оттянул веко большим пальцем.
«Расширенные зрачки. Конвульсии, тремор, утрата зрения».
– Шквал! – Рлайн поспешно выбрался из кабинки.
Люди за соседними столиками тоже вскочили и подбежали к ним посмотреть, в чем дело. Вокруг начали появляться спрены потрясения, похожие на ломающиеся треугольники.
– Каладин, что с ним? – спросил Рлайн.
Каладин снова ощутил гнетущее чувство мрака и тьмы. Ощущение было более внешним, чем обычно, но за последние несколько месяцев он узнал, что боевой шок может принимать различные формы. Скоро он узнает достаточно, чтобы противостоять этому. Но позже. Не сейчас.
– Пусть люди отойдут, – спокойно сказал Каладин Рлайну. Не потому, что он был на самом деле спокоен, а потому, что его учил отец: спокойный лекарь внушает доверие. – Дайте нам немного воздуха. Он дышит, и пульс у него хороший.
– С ним все будет в порядке? – Рлайн вскинул руки, чтобы заставить людей отступить.
В его голосе проступил сильный акцент паршенди, и слова зазвучали в ритме суровой песни.
Каладин держал Тефта за руку, высматривая эпилептические признаки.
– Думаю, это припадок, – сказал он, проверяя, не прикушен ли язык. – У тех, кто пристрастился к огненному мху, такое случается во время ломки.
– Он не прикасался к этой дряни уже несколько месяцев.
«Он так говорит, – подумал Каладин. Тефту случалось лгать. Но Каладину были известны признаки, и сержант обычно приходил к Каладину чистым. – Челюсти не сжаты. Опасности для языка нет». Все же лучше держать его лицом в сторону, на случай рвоты. И он дрожал, мышцы рук слабо подергивались.
– Может, какие-то отложенные последствия, – сказал Каладин. – Некоторые наркоманы чувствуют их годами.
Но не припадки.
– Если дело не в этом, тогда…
– В чем? – спросил Рлайн, когда владелец винного дома протиснулся сквозь толпу, чтобы посмотреть, что происходит.
– Апоплексический удар, – сказал Каладин, принимая решение. Он забрался под Тефта и перекатил его обмякшее тело на плечи, затем встал, кряхтя. – Здесь я мало что могу сделать, но у нас в клинике есть препараты, разжижающие кровь. Если это удар, они иногда помогают.
Рлайн потянулся, чтобы взять Тефта за руку:
– Может быть, гранетанцоры? У них клиника на рынке неподалеку.
Каладин почувствовал себя дураком. Конечно. Это был гораздо лучший вариант. Он кивнул.
– Я помогу тебе нести, – предложил Рлайн.
– Я применю сплетение, – сказал Каладин и потянулся к буресвету.
Свет странно сопротивлялся какое-то мгновение, затем хлынул в него из сфер в кармане. Он ожил, наполнившись силой. Она бурлила в его жилах, побуждая использовать ее. Действовать. Бежать.
– Расчищу нам путь, – решил Рлайн и начал проталкиваться сквозь толпу.
Каладин скомандовал буресвету войти в Тефта, чтобы направленным вверх сплетением сделать его легче.
И ничего не произошло.
– Да, я его знаю, – сказал Рэд.
Навани благодарно кивнула, поощряя высокого светоплета продолжать. Он был одет как темноглазый, по-рабочему – коричневые брюки, застегнутая на все пуговицы рубашка с закатанными до локтей рукавами и яркие подтяжки. Тайленская матросская мода наложила свой отпечаток на Уритиру.
Она проводила допрос на пятом этаже, недалеко от разрушенной лаборатории. Пленника приказала поместить в соседнюю маленькую комнату и приставить несколько охранников.
Рэд был первым из Сияющих, кто откликнулся на ее призыв.
– Его зовут Даббид, – объяснил он, заглядывая в комнату с пленником. – Не разговаривает. По-моему, у него не все в порядке с головой. Ну, вы уж простите, у большинства ветробегунов не все в порядке с головой. У них там культ, все поклоняются Благословенному Бурей – я извиняюсь, светлость, но так оно и есть. И все-таки этот чересчур странный. Кажется, он из первого состава Четвертого моста. Газ расскажет больше. У него с ними своя история.
– Ты видишь спрена? – спросила Навани.
Глаза Рэда расфокусировались, он как будто взглянул куда-то вдаль. Теперь у него были светло-фиолетовые глаза, хотя до того, как присоединиться к светоплетам, он был темноглазым. Как и другие члены его ордена, он мог заглядывать в Шейдсмар.
– Кажется, нет.
– Звучит не слишком уверенно, Сияющий.
– Башня все усложняет, – объяснил он. – В Шейдсмаре это место светится, как зад самого Номона. Это мешает. Но я почти уверен, что смог бы увидеть спрена чести. Как и другого спрена Сияющего.
Она заглянула в комнату для допросов. Этот ветробегун – или кем он там был – сидел за столиком, с кандалами на ногах, под присмотром двух солдат. Когда он посмотрел на Навани, у него был тот же дикий взгляд, что и раньше. Его руки были свободны, поэтому он их поднял. Один из солдат попытался остановить его, но не успел помешать пленнику скрестить запястья.