– Слушаюсь, Повелительница желаний, – сказал Глубинный и ускользнул прочь.
Рабониэль рассеянно взяла чашу из рук Венли. В другой руке она вертела фабриаль и тихо напевала в ритме… покорности?
«Она впечатлена, – поняла Венли. – И она сохранила жизнь большинству ученых – вместе с Сияющими. Ей что-то нужно от этой башни».
– Вас не волнует завоевание, – догадалась Венли и запела в ритме страстного желания. – Вы здесь не для того, чтобы продолжать войну или доминировать над человеками. Вы здесь из-за этих штуковин, созданных ими, – из-за фабриалей.
Рабониэль замурлыкала в ритме повеления:
– Да, Лешви и впрямь выбирает лучших. – Она вытянула руку с фабриалем, наблюдая за игрой света на его поверхности. – Знаешь, что люди выигрывают благодаря своему неистовству? Тому, что они хватают желаемое, прежде чем будут к этому готовы? Да, плоды их трудов разрушаются. Их государства гниют изнутри. В итоге все кончается сварами, драками и братоубийством… Но в отдельно взятый момент человечество выглядит спринтером, который опережает марафонца. В отдельно взятый момент оно создает чудеса. Нельзя винить их за дерзость, за буйное воображение. Ты же заметила, какая проблема имеется у Сплавленных. Наш образ мыслей подчинен хорошо знакомым древним закономерностям. Мы ничего не создаем – нам кажется, что мы уже создали все необходимое. Мы бессмертны и потому убеждены, что нас ничто не может удивить. Это делает нас самодовольными.
Венли смущенно запела, понимая, что думала о том же.
– Вот почему эта война вечна, – продолжила Рабониэль. – Они не могут удержать или использовать то, что создают, а мы не можем прыгнуть выше головы и придумать что-то новое. Если мы действительно хотим покончить с войной, потребуется партнерство.
– Я не думаю, что алети будут с вами сотрудничать, как ириали, – сказала Венли.
– Их можно направлять. – Рабониэль взглянула на Венли, затем снова улыбнулась, напевая свой новый ритм. Особый, опасный ритм. – Если я и знаю абсолютную истину о человечестве, Последняя слушательница, так вот она: дай им меч, и они сами найдут способ пронзить себя.
Когда Навани вошла на первый этаж Уритиру, на нее обрушился запах горелой плоти. Она надеялась, что большинство гражданских смогли сбежать на верхние этажи, потому что увиденное смахивало на саму Преисподнюю. Большой холл перед парадной лестницей был пуст, если не считать нескольких разбросанных трупов. Сожженных. Человеческих.
От густого, резкого запаха ее чуть не вырвало.
В ближайших коридорах вспыхивали красные огни, и раскаты грома эхом отражались от каменных стен. Громко, резко и неестественно. В этих коридорах, погребенных под миллионом тонн камня и в десяти минутах ходьбы от периметра, не должно быть слышно грома.
Между раскатами грома Навани совершенно ясно слышала отдаленные стоны и крики. Ее королевство превратилось в зону военных действий. Разведчики сообщали о разрозненных отрядах, которые отчаянно сражались с группами кошмарного противника, появляющимися тут и там. Возможно, певцы занимали стратегически важные пункты, но сведения поступали разрозненные, и полная картина планов противника не складывалась.
Буря свидетельница, они стали слишком зависимы от даль-перьев. Не зная о передвижениях врага, Навани чувствовала себя совершенно… примитивной. Она шла по вестибюлю, призывая свою группу ученых, ревнителей и инженеров не отставать. Они медлили, собравшись кучкой на широких ступенях. Оглянувшись, она увидела, что многие в ужасе уставились на обгоревшие трупы на полу.
Да, точно. Мало кому из ее нынешних прислужников довелось побывать на настоящем поле битвы. Они работали в военных лагерях, проектировали мосты и летающие платформы, но трупы видели только на похоронах.
Навани помнила себя такой. До Гавилара. Он всегда обещал, что объединенный Алеткар станет чудесным, благословенным местом для всех его жителей. С ним рядом всегда было легко поверить, что за это можно заплатить кровавую цену.
Невзирая ни на какие чувства, они должны были двигаться дальше. Она дала батальон-лорду Теофилу час, чтобы собрать штурмовые силы и совершить несколько первых вылазок для расчистки лестницы. За это время Навани собрала столько буресвета, сколько смогла. Ее помощники несли сферы и самосветы в больших мешках.
Ожидание позволило Навани послать за двумя особыми женщинами. Они стояли в центре толпы помощников: тайленки-ученые из свиты королевы Фен, которые посетили башню, чтобы послушать лекции Навани. Они пришли на ее командный пункт добровольно, вероятно полагая, что Навани послала за ними, чтобы защитить их. Паника на их лицах теперь показывала, что они начали сомневаться в этом предположении.
Вход в определенный коридор охранял дозорный. Навани поспешила в том направлении, на время забыв про спутников. Она вошла в большой открытый зал, который в былые времена использовался для собраний. Около пятисот солдат толпилось в углах и нескольких боковых коридорах – скрытые из виду не полностью, но достаточно, как того требовала их цель. Кроме многочисленных арбалетчиков, наибольший интерес представляли две большие металлические колонны на колесах.
Теофил заметил ее и шагнул вперед.
– Светлость, мне будет удобнее, если вы подождете ближе к лестнице.
– Хорошо, – сказала Навани. – Какова обстановка?
– Я собрал наших лучших ветеранов. Это будет кровавая работа, но я думаю, у нас есть шанс. В захвате первого этажа враг полагается на Царственных. Я постоянно напоминаю людям, что, как бы ни были страшны враги, они обучались всего год.
Человеческое преимущество до сих пор заключалось в опыте. Паршуны, только что пробудившиеся от рабства, не могли заменить закаленных в боях солдат. Но это преимущество постепенно истощалось по мере того, как вражеские войска приобретали все больше боевого опыта.
Из коридора прямо напротив Навани, ведущего к лестнице в подвал, в помещение ворвалась измученная девушка-гонец. Она кивнула Теофилу, прежде чем отбежать в сторону и, положив руки на колени, перевести дух.
Теофил жестом велел Навани отступить, и она отошла к началу коридора, через который вошла в этот зал. Она не сделала ни шага дальше, поэтому Теофил с видом стоика подошел, протянул ей комочки воска и показал на свои уши. Затем занял позицию с обнаженным мечом вместе с одной группой солдат.
Контролируемое отступление было достаточно трудным делом, но то, что они пытались здесь устроить – фальшивый разгром, ведущий к засаде, – было еще сложнее. Нужно было заманить врага в ловушку, заставить его думать, что ты убегаешь, а это означало повернуться к нему спиной. Вскоре в комнату вбежала горстка солдат-людей, и их паника показалась Навани подлинной. Вероятно, так оно и было. Грань между обманом и настоящим падением боевого духа была тонка, как лист бумаги.
Ручеек солдат превратился в поток. Бегущих преследовали вспышки света и раскаты грома, которые заставили Навани поспешно заткнуть уши воском. На миг она испытала скорбь: самые медлительные из бегущих солдат заплатили за эту уловку жизнями, отданными в ярких вспышках молний.
Вскоре в помещение ворвались преследователи Царственные: зловещие певцы в шипастых панцирях и с красным огнем в глазах. Теофил ждал дольше, чем Навани вытерпела бы на его месте, – он хотел, чтобы Царственных собралось как можно больше. Пауза продлилась достаточно, чтобы первые из врагов успели остановиться и поднять потрескивающие от электрической энергии руки.
Вот они выпустили вспышки света в сторону ожидающих солдат. Навани напряглась, но эти вспышки, однако, ударили по аккуратно расположенным металлическим колоннам, которые притягивали молнии, как высокие деревья в открытом поле.
Теофил отдал приказ, подняв кусок красной ткани, – хотя Навани, моргая ослепленными глазами, едва видела его. Арбалеты выпустили несколько смертоносных волн, одну за другой, сражая Царственных, не наделенных способностью исцеляться, как Сплавленные.
– Поднять громоотводы! – приглушенно донесся голос Теофила. – Шевелитесь, люди! Держитесь подальше от крови на земле. Мы прорываемся в подвал!
Успешная и неуспешная стороны схватки поменялись местами, и человеческие войска хлынули в коридор, преследуя оставшихся Царственных. Теофил ушел, отсалютовав ей на прощание. Он взялся за почти невыполнимую задачу: спуститься по длинной лестнице в подвал, осаждаемый Царственными и Сплавленными. Если Навани не сможет добраться до него, после того как он достигнет колонны-сердца, он должен был уничтожить конструкцию из гранатов, которая подавляла силы Сияющих. Сородич сказал, что это восстановит их силы.
Тем временем Навани предстояло привести в действие резервную систему Сородича. Она поспешила собрать своих письмоводительниц, надеясь, что они не будут слишком упираться, перелезая через трупы.
Каладин нырнул в комнату, неся охапку одеял. Он не узнал живущую здесь молодую семью – отца, мать, двух малышей, – так что они, должно быть, были беженцами.
Молодая семья много сделала для того, чтобы создать уют в этой маленькой комнате без окон. Обе стены были покрыты гердазийскими песочными рисунками, а на полу был начертан большой и замысловатый глиф.
Каладину не понравилось, как они съежились, когда он вошел, как захныкали дети. «Если не хочешь, чтобы люди тебя боялись, – подумал он, – веди себя не как головорез, а как лекарь». Он никогда не обладал отцовским изяществом, той непринужденностью, которая не выражала ни слабости, ни угрозы.
– Извините, – сказал Каладин, закрывая за собой дверь. – Я знаю, вы ждали моего отца. Вы просили одеял?
– Да, – женщина встала и забрала у него поклажу. – Спасибо. Тут холодно.
– Знаю. Что-то не так с башней, поэтому обогревательные фабриали не работают.
Мужчина что-то сказал по-гердазийски. Сил, сидевшая на плече Каладина, прошептала перевод, но женщина все равно перевела сразу.
– Темные в коридорах. Они… останутся?
– Мы еще не знаем, – сказал