– Сам по себе? – спросила она, поднимая его.
– Адолин помог мне! Но это была большая лошадь, и я не испугался, даже когда она пошла! Смотри! Смотри!
Мальчик показал пальцем, и вдвоем они стали рассматривать поля далеко внизу. Расстояние не давало разглядеть детали, но это не помешало маленькому Гэву подробно объяснить ей все насчет масти лошадей, которых он видел.
Она ободряюще улыбнулась ему. Его оживление было не только заразительным, но и приносило облегчение. В первые месяцы пребывания в башне он почти не разговаривал. Теперь его готовность делать больше, чем просто приближаться к лошадям – они очаровывали и пугали его, – была огромным улучшением.
Пока ребенок говорил, Навани держала его на руках, теплого, несмотря на холодный воздух. Мальчик все еще был слишком мал для своего возраста, и врачи сомневались, не произошло ли с ним чего-то странного во время пребывания в Холинаре. Навани гневалась на Эсудан за все, что там случилось, но в равной степени злилась и на себя. Насколько она сама виновата в том, что оставила невестку одну и позволила приветить одного из Несотворенных?
«Ты не могла знать, – сказала себе Навани. – Ты не можешь быть виновата во всем». Она пыталась преодолеть эти чувства – и не менее иррациональные, которые шептали, что она разделяет вину за смерть Элокара. Если бы она удержала его от выполнения этой дурацкой миссии…
Нет. Нет, она удержит Гэва, ей будет больно, но она будет двигаться вперед. Она заставила себя думать о тех чудесных моментах, когда Элокар был маленьким мальчиком, которого она держала на руках, и старалась забыть, что этот маленький мальчик умрет от копья предателя.
– Бабуля? – спросил Гэв, пока они смотрели на горы. – Я хочу, чтобы дедуля научил меня владеть мечом.
– О, я уверена, что в конце концов он доберется до этого, – сказала Навани. – Видишь это облако? Такое огромное!
– Другие мальчики моего возраста учатся владеть мечом, – не унимался Гэв, и его голос стал тише. – Правда?
Так и было. В Алеткаре семьи, особенно светлоглазые, шли на войну вместе. Азирцы считали это неестественным, но для алети такое было обычным делом. Дети в возрасте десяти лет поступали в помощники офицеров, а мальчикам часто вручали тренировочный меч, как только они начинали ходить.
– Тебе не стоит беспокоиться об этом, – сказала ему Навани.
– Если у меня будет меч, никто не сможет причинить мне вред. Я смогу найти человека, который убил моего отца. И я убью его.
Навани почувствовала озноб, и не холодный воздух был тому причиной. С одной стороны, это было очень по-алетийски. Несмотря ни на что, это разбило ей сердце. Она крепко обняла Гэва.
– Не волнуйся об этом.
– Ты поговоришь с дедушкой? пожалуйста!
Она вздохнула:
– Я спрошу у него.
Гэв с улыбкой кивнул. К сожалению, Навани могла провести с ним лишь недолгое время. У нее была назначена встреча с Далинаром и Ясной меньше чем через час, и ей нужно было сначала проконсультироваться с учеными здесь, на Облачной дорожке. Она снова передала Гэва няньке, потом вытерла глаза, чувствуя себя глупо – плакать из-за такой мелочи! – и поспешила дальше.
Все дело в том, что… Элокар узнал так много. За последние годы она видела, как он вырос в нечто большее – в лучшего человека, чем Гавилар, достойного королевской власти. Недопустимо, чтобы матери приходилось горевать о своих детях. Думать о своем бедном маленьком мальчике, лежащем в одиночестве, замертво, на полу заброшенного дворца…
Она заставила себя шагнуть вперед, кивнув тем солдатам, которые предпочли поклониться или – как ни странно – отдать ей честь, прижав руки к плечам, костяшками наружу. Странные теперь пошли солдаты. Она полагала, что, если некоторые из их командиров научатся читать, а некоторые из их сестер присоединятся к Сияющим, жизнь станет еще запутаннее.
В конце концов она добралась до исследовательской станции, расположенной в дальнем конце Облачной дорожки. Главным ученым, отвечавшим за атмосферные измерения, был ревнитель с особенно длинной шеей. Со своей лысой головой и обвисшей кожей под подбородком брат Беннех больше всего походил на угря, который надел мантию и отрастил руки исключительно благодаря своей решимости. Но он был веселый малый и проворно подскочил к ней со своими записными книжками.
– Светлость! – воскликнул он, демонстративно игнорируя бурестража Элтебара, который для своих целей снимал измерения с ближайших приборов. – Посмотрите, посмотрите сюда!
Беннех указал на хронологические показания барометра, которые он записал в свой блокнот.
– Вот, вот. – он постучал по барометру, который стоял на стенде с термометрами, какими-то растениями, солнечными часами и маленькой астролябией, не считая различной астрологической чепухи, нагроможденной бурестражами.
– Оно поднимается, – сказал Беннех, почти с придыханием, – перед бурей.
– Погодите. Давление поднимается перед бурей?
– Да.
– Это как-то… шиворот-навыворот, нет?
– Да, конечно, конечно. И видите, показания температуры перед бурей тоже немного повышаются. Вы спрашивали, насколько холоднее здесь, на Облачной дорожке, чем внизу, возле полей? Светлость, здесь теплее.
Она нахмурилась, потом посмотрела на гуляющих. Перед их лицами не вился пар от дыхания. Здесь, наверху, было холоднее – Навани сама это заметила, – но не потому ли, что она ожидала такого? Кроме того, она всегда попадала на Облачную дорожку, выйдя из теплой башни, и не могла сравнить температуру с той, что внизу.
– Насколько сейчас холодно? – спросила она. – Внизу?
– Я спросил через даль-перо. Измерения убедительны. На плато по меньшей мере на пять градусов холоднее.
Пять градусов? Вот буря!
– Тепло и повышение давления перед началом разгула стихий, – проговорила Навани. – Это противоречит тому, что мы знаем, но разве кому-то доводилось снимать показания на такой высоте? Возможно, здесь все наоборот по сравнению с тем, что естественно вблизи уровня моря.
– Да-да, – согласился ревнитель. – Я, пожалуй, мог бы такое понять, но взгляните на эти книги. Они противоречат подобной теории. Измерения, взятые во время различных торговых экспедиций на Пики Рогоедов… Позвольте мне их отыскать…
Он принялся рыться в бумагах, хотя она в них и не нуждалась. Она подозревала, что происходит. Почему давление и температура повышаются перед бурей? Потому что строение готовилось, собирало силы. Башня могла приспосабливаться к бурям. Еще одно доказательство; данных набралось уже столько, что их объем мало уступал по величине окружающим горам. Башня могла регулировать температуру, давление, влажность. Если бы Уритиру можно было сделать полностью функциональным, жизнь здесь значительно улучшилась бы.
Но как все исправить, когда спрен, который жил здесь, скорее всего, мертв? Она была так поглощена этой проблемой, что едва не пропустила поклоны. Ее подсознание предположило, что кланяются ей, но людей этих было слишком много, а поклоны их были слишком низки.
Она обернулась и увидела проходящего мимо Далинара, рядом с которым шел Таравангиан. Люди расступались перед двумя королями, и Навани почувствовала себя глупо. Она знала, что они встретятся сегодня днем, и это было одно из их любимых мест для прогулок. Другие находили отрадным видеть двух королей вместе, но Навани не упускала из виду, что между ними не все гладко. Она знала то, чего не знали другие. Например, Далинар больше не встречался со своим бывшим другом у очага, чтобы болтать часами. И Таравангиан больше не посещал частных собраний внутреннего круга Далинара.
Они не могли, да пока что и не хотели, исключить Таравангиана из коалиции монархов. Его преступления, хотя и ужасные, были не более кровавыми, чем собственные деяния Далинара. Тот факт, что Таравангиан послал Сзета убивать азирских монархов, несомненно, обострил отношения и усилил напряженность внутри коалиции. Но пока все они сходились во мнении, что слуги Вражды – куда более серьезные противники.
Однако их доверие Таравангиан утратил навсегда. Страшные деяния Далинара, по крайней мере, были совершены в рамках официально объявленной войны.
Хотя… она была вынуждена признать, что распространение мемуаров Далинара отчасти подорвало их моральные позиции. Холиновские солдаты, чья былая гордость граничила с высокомерием, теперь ходили, слегка сутулясь, и уже не задирали носы так высоко. Все знали о зверствах во время войны за объединение, которую вели Холины. Все слышали о страшной репутации Черного Шипа, о сожженных и разграбленных городах.
До той поры, пока Далинар был готов притворяться, что его поступки были благородны, королевство притворялось вместе с ним. Теперь алети предстояло взглянуть правде в глаза – той самой правде, что давно пряталась за оправданиями и политической круговертью. Ни одна армия, какой бы чистой ни была ее репутация, не уходила с войны незапятнанной. И ни один лидер, каким бы благородным он ни был, не мог не утонуть в грязи, вступив в игру, целью которой было завоевание.
Она еще немного посидела с Беннехом, изучая показания приборов, потом навестила королевских астрономов, которые возводили новую систему телескопов с самыми высококачественными тайленскими линзами. Они были уверены, что, как только телескопы будут откалиброваны, отсюда можно будет наблюдать потрясающие виды. Навани задала женщинам несколько вопросов, пока они работали, но ушла, когда почувствовала, что начинает им надоедать. Истинный покровитель наук знал, когда он из помощника превращается в помеху.
Однако, уже повернувшись, чтобы уйти, Навани остановилась, затем вытащила из кармана странную сферу пустотного света, которую получила от Сзета.
– Тална? – окликнула она одну из женщин-инженеров. – Ты ведь была ювелиром, прежде чем взяться за работу с линзами?
– До сих пор время от времени занимаюсь чем-то подобным, – ответила невысокая ревнительница. – На прошлой неделе провела несколько часов на монетном дворе, проверяя вес сфер.