Без дальнейших комментариев Абиаджан двинулась дальше. За ней последовали ее сопровождающие – группа возвысившихся паршунов и паршуний. Хотя их одежда была алетийского фасона, цвета были более светлыми, более приглушенными. Сплавленные объяснили, что певцы в прошлом избегали ярких цветов, чтобы одежда не отвлекала внимание от узоров на их коже.
Лирин чувствовал, что Абиаджан и другие паршуны находятся в поисках себя. Их акцент, их одежда, их манеры – все они были отчетливо алетийскими. Но они замирали всякий раз, когда Сплавленные говорили о предках, и искали способы подражать этим давно умершим паршунам.
Лирин повернулся к следующей группе беженцев – на этот раз целой семье. Ему стоило бы радоваться, но он все равно не мог не думать о том, как трудно будет прокормиться родителям с пятью детьми, когда все ослабели от голода.
Когда он отправил их дальше, вдоль очереди к нему двинулась знакомая фигура, прогоняя спренов голода. На Лараль теперь было простое платье служанки, на левой руке перчатка вместо удлиненного рукава; она несла ведро с водой для ждущих беженцев. Но при этом молодая женщина шла не как служанка. В ней ощущалась некая решимость, несхожая с вынужденной покорностью. Конец света казался ей просто неприятностью, почти того же разряда, как раньше неурожай.
Она остановилась рядом с Лирином и предложила ему пить – налила в чистую чашку из своего бурдюка, а не зачерпнула прямо из ведра.
– Три человека от начала, – прошептала Лараль, когда Лирин сделала глоток.
Лекарь хмыкнул.
– Ниже ростом, чем я ожидала, – заметила Лараль. – Он считается великим полководцем, лидером гердазийского сопротивления. А похож на бродячего торговца.
– Гений приходит во всех формах. – Лирин знаком попросил снова наполнить его чашку, чтобы продолжить разговор.
– И все же… – сказала она и замолчала: мимо прошел Дурнаш, высокий паршун с мраморной черно-красной кожей и мечом за спиной. Когда он достаточно отдалился, она тихо продолжила: – Я удивляюсь тебе, Лирин. Ты ни разу не предложил нам сдать этого скрытого генерала.
– Его казнят.
– Но ты ведь считаешь его преступником, не так ли?
– Он несет ужасную ответственность, потому что продолжал сражаться против превосходящих сил противника. Он отдал жизни своих людей в безнадежной битве.
– Некоторые назвали бы это героизмом.
– Героизм – миф, которым потчуют идеалистически настроенных молодых людей, особенно когда хотят, чтобы они проливали за кого-то кровь. Из-за этого одного из моих сыновей убили, а другого забрали. Оставь себе свой героизм и верни мне жизни, растраченные впустую в глупых конфликтах.
По крайней мере, казалось, что все почти закончилось. Теперь, когда сопротивление в Гердазе окончательно рухнуло, можно было надеяться, что поток беженцев уменьшится.
Лараль смотрела на него бледно-зелеными глазами. Она была проницательна. Как бы ему хотелось, чтобы все сложилось иначе, чтобы старый Уистиоу протянул еще несколько лет. Лирин мог бы назвать эту женщину дочерью, а Тьен и Каладин теперь могли бы лечить людей, работая вместе с ним.
– Я не сдам этого гердазийского генерала, – сказал Лирин. – Перестань так на меня смотреть. Я ненавижу войну, но не осуждаю твоего героя.
– И твой сын скоро придет за ним?
– Мы послали Кэлу весточку. Этого должно быть достаточно. Убедись, что твой муж готов с отвлекающим маневром.
Она кивнула и пошла дальше, чтобы предложить воду стражникам-паршунам у входа в город. Лирин быстро осмотрел нескольких беженцев, а затем добрался до группы закутанных в плащи фигур. Он успокоил себя быстрым дыхательным упражнением, которому учил его наставник в операционной много лет назад. Хотя внутри у него бушевала буря, руки Лирина не дрожали, когда он махнул фигурам в плащах, чтобы те приблизились.
– Мне нужно провести осмотр, – тихо сказал Лирин, – чтобы, когда я вытащу вас всех из очереди, это не привлекло внимания.
– Начни с меня, – предложил самый низкорослый из мужчин.
Остальные четверо осторожно переместились так, чтобы окружить его.
– Не ведите себя так, будто охраняете его вы, тупицы, – прошипел Лирин. – Сядьте лучше на землю. Может быть, тогда вы будете меньше походить на банду головорезов.
Они подчинились, и Лирин пододвинул свой табурет к явному лидеру. На верхней губе у того красовались тонкие посеребренные усики, и было ему лет пятьдесят. Его загорелая кожа оказалась темнее, чем у большинства гердазийцев; он мог бы сойти за азирца. Глаза были глубокого темно-коричневого цвета.
– Ты – это он? – прошептал Лирин, приложив ухо к груди мужчины, чтобы проверить его сердцебиение.
– Да, – ответил гердазиец.
Дьено энне Калах. Дьено – «норка» на старом гердазийском. Хесина объяснила, что «энне» – почетная частица, подразумевающая величие.
Можно было ожидать – как, очевидно, и поступила Лараль, – что Норка окажется жестоким воином, выкованным на той же наковальне, что и люди вроде Далинара Холина или Меридаса Амарама. Лирин, однако, знал, что убийцы могут выглядеть по-разному. Норка, может, и коротышка без одного зуба, но в его худощавом телосложении чувствовалась сила, и Лирин при осмотре заметил немало шрамов. Те, что вокруг запястий, на самом деле… это были шрамы, оставленные кандалами на коже раба.
– Спасибо, – прошептал Дьено, – что предоставил нам убежище.
– Это был не мой выбор.
– И все же ты гарантируешь, что сопротивление спасется, чтобы жить дальше. Да благословят тебя Вестники, лекарь.
Лирин отыскал бинт и начал перевязывать рану на руке мужчины, которая не была обработана должным образом.
– Пусть Вестники благословят всех нас, чтобы этот конфликт побыстрее закончился.
– Да, и захватчики удерут, поджав хвост, обратно в Преисподнюю, которая их извергла.
Лирин продолжал свою работу.
– Ты… не согласен, лекарь?
– Твое сопротивление потерпело неудачу, генерал, – сказал Лирин, туго затягивая повязку. – Твое королевство пало, как и мое. Дальнейший конфликт приведет лишь к новым смертям.
– Но ты же не собираешься подчиняться этим чудовищам?
– Я повинуюсь тому, кто приставит меч к моей шее. Так было всегда.
Он закончил свою работу, затем бегло осмотрел четверых спутников генерала. Женщин нет. Как генерал читает послания, которые получает?
Лирин сделал вид, что обнаружил рану на ноге одного из мужчин. После небольшого наставления тот стал прихрамывать, а затем издал болезненный вой. Укол иглы заставил спренов боли, похожих на маленькие оранжевые руки, вырваться из земли.
– Это потребует операции, – громко сказал Лирин. – Или ты потеряешь ногу. Нет, никаких возражений. Мы займемся этим немедленно.
Он велел Арику принести носилки. Другим солдатам, включая генерала, достались роли носильщиков, что и дало Лирину повод вывести их всех из очереди.
Теперь им требовался отвлекающий маневр. Он пришел в виде Торалина Рошона, мужа Лараль, бывшего градоначальника. Спотыкаясь и пошатываясь, он вышел из окутанного туманом города.
Знаком приказав Норке и его солдатам следовать за ним, Лирин неспешно повел их к посту инспекции.
– Вы ведь не вооружены? – прошипел он себе под нос.
– При нас нет очевидного оружия, – ответил Норка, – но нас выдает не оно, а мое лицо.
– Мы к этому подготовились.
«О Всемогущий, пусть все получится».
Приблизившись, Лирин смог лучше разглядеть Рошона. Щеки бывшего градоначальника свисали, как сдутые мехи: он сильно похудел после смерти сына семь лет назад. Рошону было приказано сбрить бороду – возможно, потому, что он ею гордился, – и он больше не носил свою гордую воинскую такаму. На смену им пришли наколенники и короткие штаны кремоскреба.
Он нес под мышкой табуретку и что-то невнятно бормотал, при этом его деревянная ступня царапала камень. По правде говоря, Лирин не мог сказать, пьян ли Рошон на самом деле или притворяется. В любом случае он привлекал внимание. Паршуны, стоявшие на посту инспекции, подталкивали друг друга локтями, один из них напевал в бодром ритме – что они часто делали, когда забавлялись.
Рошон выбрал здание неподалеку и поставил свой табурет, затем, к радости наблюдавших паршунов, попытался взобраться на него, но промахнулся и споткнулся, зашатался на деревянной ноге и чуть не упал.
Им нравилось наблюдать за ним. Каждый из этих новоявленных певцов раньше принадлежал тому или иному богатому светлоглазому. Смотреть, как бывший градоначальник превращается в спотыкающегося пьяницу, который проводит свои дни, выполняя самую черную из всех работ? Да это было увлекательнее, чем выступление любого рассказчика историй.
Лирин подошел к посту охраны.
– Этому нужна срочная операция. – он указал на человека на носилках. – Если я не займусь им прямо сейчас, он может потерять конечность. Моя жена присмотрит, чтобы остальные беженцы сидели и ждали моего возвращения.
Из трех паршунов, назначенных инспекторами, только Дор потрудился сверить лицо «раненого» с рисунками. Норка был первым в списке опасных беженцев, но на носильщиков Дор даже не взглянул. Лирин заметил эту странность несколькими днями раньше: когда он использовал беженцев из очереди в качестве рабочей силы, инспекторы уделяли внимание исключительно человеку на носилках.
Лирин надеялся, что с Рошоном, который будет обеспечивать развлечение, паршуны еще сильнее расслабятся. И все же его пробил пот, когда Дор замешкался на одном из рисунков. Письмо Лирина, возвращенное вместе с разведчиком, просившим убежища, предупреждало Норку, чтобы он взял с собой только рядовых охранников, которых не будет в списках. Неужели он…
Двое других паршунов смеялись над Рошоном, который, хоть и был пьян, пытался добраться до крыши здания и соскрести с нее остатки крема. Рассеянным взмахом руки пропуская Лирина, Дор повернулся и присоединился к ним.
Лекарь быстро переглянулся с женой, ждавшей неподалеку. Хорошо, что никто из паршунов не смотрел на нее, потому что она была бледна, как уроженка Шиновара. Лирин, вероятно, выглядел ненамного лучше, когда, сдержав вздох облегчения, повел Норку и солдат вперед. Их можно держать в операционной, подальше от посторонних глаз, пока…