Адолин подошел и положил руку на плечо друга.
– Эй, – сказал он. – Так со всеми бывает. Включая меня, Кэл.
Он порылся в кармане, вытащил металлический диск диаметром около дюйма и протянул его Каладину:
– Я заскочил, чтобы передать тебе эту штуку.
– Что это? – спросил Каладин, беря диск.
На одной стороне было выгравировано изображение божественной фигуры в мантии, а на другой – та же фигура в боевом облачении. Обе они были окружены странными иноземными символами. Ранее диск был покрыт чем-то вроде цветной эмали, но она почти стерлась.
– Зайхель дал мне ее, когда я закончил обучение, – объяснил Адолин. – Говорит, это с его родины – они используют такие штуковины вместо денег. Странно, да?
– Почему не сферы?
– Может быть, у них недостаточно самосветов? Он откуда-то с запада, хотя совсем уж чужаком не выглядит, так что, наверное, родом из Бавии.
– Эта сторона, похоже, изображает Вестника. – Каладин прищурился, разглядывая странные символы. – Что тут написано?
– «Война – последний выбор для государства, которое потерпело неудачу, – наизусть продекламировал Адолин, постукивая пальцем по божественной фигуре. Не забирая монету у Каладина, он ее повернул, чтобы продемонстрировать другую сторону. – Но это лучше, чем не иметь никакого выбора».
– Хм, – сказал Каладин.
– Зайхель говорил мне, – продолжил Адолин, – что всегда считал себя трусом, обучая солдат. Он сказал, что если бы действительно верил в прекращение войны, то полностью отказался бы от меча. Потом он отдал мне этот диск, и я понял, что мой учитель имел в виду. В идеальном мире никто не должен готовиться к битве. Только вот наш мир не идеален.
– Какое это имеет отношение ко мне? – спросил Каладин.
– Ну, нет ничего постыдного в том, что ты на время отложил меч. А может быть, и навсегда. И все же, я знаю, тебе такое занятие нравится.
– Мне не должно нравиться убивать, – тихо сказал Каладин. – Я не должен получать удовольствие от боя. Я должен ненавидеть все это, как мой отец.
– Ты можешь ненавидеть убийства и наслаждаться состязанием, – возразил Адолин. – К тому же есть и практические причины совершенствовать свои навыки. Позволь себе отдохнуть несколько месяцев. Но когда я вернусь, давай найдем возможность снова тренироваться вместе, хорошо? Я хочу, чтобы ты увидел в дуэлях то же самое, что в них вижу я. Дело не в том, чтобы причинять кому-то боль. Дело в том, чтобы самому достичь совершенства.
– Я… не знаю, смогу ли когда-нибудь думать так, как ты, – признался Каладин. Он сжал в кулаке металлический диск. – Но спасибо. Буду иметь в виду.
Адолин похлопал его по плечу и посмотрел на Сил:
– Я отправляюсь в Шейдсмар. Что-нибудь посоветуешь напоследок?
– Будь осторожен, Адолин, – сказала она, взлетая. – Мои сородичи не похожи на высших спренов – мы ориентируемся не на законы, а на мораль.
– Это хорошо, не так ли?
– Да… пока их трактовка морали не разойдется с твоей. Моих сородичей очень трудно убедить при помощи логики, потому что для нас… ну, чувства зачастую бывают важнее мыслей. Мы спрены чести, но помни: честь – даже для нас – представляет собой то, чем ее считают люди и спрены. В особенности после того, как наш бог умер.
Адолин кивнул:
– Ну ладно. Кэл, не позволяй никому сжечь башню, пока меня нет.
– Ты должен был стать лекарем, Адолин, – сказал Каладин. – Ты, а не я. Ты заботишься о людях.
– Не говори ерунды. – Открыв дверь, Адолин указал на рабочую одежду Каладина. – Я бы в жизни так не вырядился.
Подмигнув другу, он ушел.
Выйдя через главные ворота внушительной башни Уритиру, Адолин ощутил прохладный воздух плато. Он появился на целых шесть минут раньше назначенного срока. Удобно, что устройство тети Навани позволяло отсчитывать время самостоятельно, – если бы у всех были часы, ему бы не приходилось так долго ждать друзей в тавернах.
Широкая равнина впереди – слишком гладкая, чтобы быть естественной, – тянулась, как дорога, к далеким горным вершинам. По бокам плато поднимались десять идеально круглых платформ, к каждой из которых вели пандусы. Эти Клятвенные врата были порталами в разные уголки мира. В настоящее время работали только четыре: те, что на Расколотых равнинах, в Тайлене, Йа-Кеведе и Азире.
Группа людей собралась на платформе, ведущей к Расколотым равнинам, но они отправлялись не туда. Это были просто ворота, через которые команда Адолина войдет в Шейдсмар. Выдыхая облачка пара, Адолин подбежал к пандусу, где его оружейники укладывали осколочный доспех в дорожный сундук, устланный соломой. Хотя материал был твердым как камень, они всегда обращались с ним очень осторожно. К осколкам все испытывали нечто вроде благоговения.
– Он не сможет совершить переход, светлорд, – предупредил его один из оружейников. – Когда вы отправитесь в Шейдсмар, броня останется на платформе. Это уже проверили с несколькими доспехами.
– С моим может получиться иначе, – сказал Адолин. – Я хочу убедиться. Если и впрямь он не сможет совершить путешествие, отправьте его вместе с экспедиционным корпусом. Отец одолжит его Фиску, в дополнение к клинку.
Оружейники отсалютовали великому князю. Неподалеку появились опаздывающие, спеша по склону к Клятвенным вратам. Среди них была новый агент Шаллан – высокая женщина-алети, одевавшаяся с превосходным вкусом. Она несла ранец на плече, но… она вроде бы не должна была их сопровождать?
– Берил? – окликнул ее Адолин, когда она проходила мимо. – Разве в наш отряд выбрали не Старгайла?
– О, светлорд! – отозвалась темноглазая. – У Старгайла жена заболела. Он хочет остаться с ней, поэтому мы решили, что вместо него поеду я.
Хм. Он рассеянно кивнул, и женщина продолжила путь вверх по пандусу. Шаллан очень придирчиво отбирала себе спутников. Адолин надеялся, это не расстроит ее планы.
Что ж, ничего не поделаешь. Он подошел к высокому черному жеребцу, стоявшему наготове. Храбреца окружали конюхи Адолина, собираясь привязать снаряжение к спине коня, включая оружие Адолина и его сундук с одеждой. С этим уже должны были закончить. Адолин подошел к ришадиуму и заглянул в его водянисто-голубые глаза, в которых, если присмотреться повнимательнее, кружился переливчатый водоворот.
Конь взглянул на вьючные ремни, которые носильщики прикрепляли к его спине; им приходилось вставать на табуретки, чтобы дотянуться.
– Что? – спросил Адолин.
Конь выдохнул, потом снова уставился на ремни.
– Думаешь, особам королевской крови вроде нас с тобой не пристало заниматься банальным трудом? – Адолин ткнул пальцем в ришадиума, встретившись с ним взглядом. – Отец всегда говорит: не отказывайся от работы, которую кто-то другой мог бы выполнить ради тебя и по твоей просьбе. – Он сунул руку в карман и вытащил палафрукт. – Вот.
Конь отвернулся.
– Отлично, – сказал Адолин. – Я попрошу оседлать обычную лошадь. Тебя мы оставим здесь.
Храбрец снова повернулся и бросил на него свирепый взгляд. Потом, скрепя сердце, конь съел палафрукт и выплюнул косточку. Адолин потрепал его по морде, похлопал по шее. Рядом один из конюхов озадаченно наблюдал за происходящим, пока другой не пихнул его локтем.
– А еще я разговариваю со своим мечом, – сообщил им Адолин. – Забавно, но в конце концов мне ответили. Никогда не бойтесь проявить немного уважения к тем, от кого вы зависите, друзья.
Двое конюхов поспешно удалились, а двое рабочих прикрепили ящики с доспехами Адолина с одного бока коня.
– Спасибо, – сказал Адолин Храбрецу. – За то, что ты со мной. Я знаю, что ты предпочел бы быть с отцом.
Конь выдохнул и сунулся мордой в ладонь Адолина. Ришадиумы сами выбирали своих всадников; их нельзя было ни сломить, ни приручить. Они либо принимали тебя, либо нет – и лишь в редчайших случаях соглашались служить двум хозяевам.
Отец действительно любил своего коня. Однако в последнее время он был так занят собраниями, что Храбрец казался очень несчастным. Пусть и самую малость, но все-таки заброшенным. И еще… У Адолина была своя потеря, с которой он не справился до конца. Таким образом, казалось вполне естественным, что они нашли друг друга и с течением месяцев сближались все сильнее.
Рабочие закончили с оружейными сундуками, а затем прицепили сундук с одеждой Адолина с другой стороны. Он и близко не был таким тяжелым, как доспех, поэтому, чтобы приблизительно уравновесить стороны, рабочий принес еще один ящик, длинный. Адолин остановил рабочего, желая сделать последнюю проверку. Он присел, открыл замки и заглянул внутрь.
– Вот буря! – произнес чей-то голос. – Простите, светлорд, но сколько мечей вам нужно?
Адолин ухмыльнулся гранетанцору Годеке, который как раз подвел свою лошадь. Стройный мужчина коротко стриг волосы, хотя формально он больше не был ревнителем и не нуждался в бритье головы. Позади него камнестражница Зу закидывала ранец на спину. Золотоволосая женщина постоянно жаловалась на холод и куталась в шинель на несколько размеров больше.
– Ну, – сказал Адолин Годеке, – слишком много мечей не бывает. Кроме того, в Шейдсмар нельзя проносить осколочные клинки, поэтому следует быть готовым ко всему.
– При вас есть меч.
– Этот? – Адолин похлопал себя по боку, где висела парадная рапира. – Ну да, это лучше, чем ничего, но мне бы не хотелось оказаться в ситуации, когда я останусь только с ним, без щита. Кроме того, я тренировался драться на дуэли в основном с полуторными и двуручными мечами.
Он вытащил из оружейного ящика свой большой меч; длинное оружие полагалось держать двумя руками. Конечно, оно было не таким длинным, как некоторые осколочные клинки, и не таким широким.
– Я… не знаю, сколько схваток вам предстоит, светлорд.
– Разумеется, – сказал Адолин. – Вот поэтому мне и нужны все мечи.
Он передал оружие рабочему:
– Прикрепи ножны к левому плечу Храбреца так, чтобы гарда была на одной линии с седлом. – Повернувшись к Годеке, он продолжил: – Смотри сюда. Полуторный меч для использования со щитом или без. Хороший протазан для верховой езды – я могу ввинтить этот кусок, чтобы сделать его длиннее…