«Вспомни покой, который ты испытал на этой неделе, – подумал Каладин. – Не жалей себя. Будь в восторге от нового пути, по которому идешь вперед».
Мысли не помогали; уход соратников по-прежнему причинял боль. И еще больно было осознавать, что Шаллан и Адолин отправились в Шейдсмар без него. У него были родители и новый брат, и он это ценил. Но мужчины и женщины Четвертого моста стали для него в той же степени важны.
Эта часть его жизни закончилась. Лучше не зацикливаться на прошлом. Каладин вернулся в смотровую. Хавин ждала, поэтому он послал ее за следующим пациентом.
Он вошел в рабочий ритм, осматривая больных, время от времени заглядывая в соседнюю смотровую, чтобы спросить у отца совета по поводу диагноза или лекарства. Очень многие страдали от затяжного кашля. Очевидно, по башне бродила зараза, от которой у людей скапливалась слизь в легких и болело все тело. Каладин с таким раньше не сталкивался, однако его отец следил за новостями и сказал, что харбрантские лекари признали недуг не смертоносным. «Чума с запада», как поначалу ее все называли, свою грозную репутацию не оправдала. Болезнь почти не привлекала спренов чумы, – впрочем, это могло быть связано с тем, что их вообще было немного в окрестностях Уритиру.
Он рекомендовал больным побольше отдыхать, чаще пить и мыть руки. День тянулся долго, и поток пациентов в конце концов превратился в тоненькую струйку. Одна женщина привлекла его внимание: она была беженкой и, пожаловавшись на кашель, спросила, не видел ли Каладин ее дядю. Она слышала, что кто-то похожий на него прибыл в Под прямо перед эвакуацией.
Каладин попросил ее подождать и отправился на поиски отца. Смотровая Лирина была пуста, но из приемной донесся голос Хесины, и Каладин вышел, чтобы расспросить ее о дяде беженки.
Не успев войти, Каладин услышал знакомый грубый голос, который заставил его замереть на месте.
– Всегда так было, – рассказывал этот голос. – Я чист целых… сколько, полгода? Ну да, шквал меня забери. Шесть месяцев. Это уже кое-что. Но я не могу больше сражаться. Понимаете, оно проникло в меня. В мозгу зудит.
Каладин ворвался в приемную и увидел, что Тефт беседует с его матерью. Пожилой ветробегун был без мундира, в обычных брюках и рубашке, с подстриженной седой бородой. Не такой короткой, как борода ревнителя, но и не слишком длинной. Его спрена, Фендораны, нигде не было видно, хотя она обычно предпочитала прятаться.
– Тефт? – проговорил Каладин. – Тебя мобилизовали. Почему ты не со всеми?
– Не смог пойти. С башкой проблемы. Пошел и поговорил с Черным Шипом, и он сказал, что мне пора на пенсию.
– Ты… Тефт, ты достоин большего. У тебя нет никаких причин уходить со службы.
Тефт пожал плечами:
– А мне показалось, что время пришло. И еще кашель одолевает. Колено болит, даже когда нет бурь. Война для юнцов, а не для старых высохших кусков коры.
Хесина растерянно склонила голову набок. Сил, приземлившись на плечо Каладина, ахнула при виде Тефта и восторженно захлопала в ладоши.
– Камень ушел, – сказал Тефт. – И Моаш… этот хуже чем ушел. Сигзил теперь начальник, я бы ему только мешал. Мы с тобой все это начали. Думаю, нам следует держаться вместе.
– Тефт, – мягко сказал Каладин, делая шаг вперед, – ты не можешь следовать за мной сюда.
Тефт вызывающе вздернул подбородок.
– Я приказываю тебе вернуться на службу.
– О? Приказываешь ты? Теперь у тебя нет узлов на плече, парень. Ты не можешь мне приказывать. – Он сел на стул в приемной, сложив руки на груди. – Меня тошнит. С башкой нелады. Только попробуй заявить, что я вру.
Каладин посмотрел на мать, чувствуя себя беспомощным.
Она пожала плечами:
– Ты не должен принуждать кого-то к службе, Каладин. Если только не хочешь быть похожим на Амарама.
– Ты принимаешь сторону Тефта? – изумился он.
– Парень, – мягко сказал пожилой мостовик, – ты не единственный, у кого голова полна ужасов. Ты не единственный, у кого время от времени дрожат руки, когда он думает обо всем этом. Мне тоже нужно отдохнуть. Сам Келек подтвердит, что это правда.
Тефт преувеличивал. Каладин знал, что это так. Этот человек, хотя и склонный к зависимостям и саморазрушению, не страдал от боевого шока. Но такое нельзя просто взять и доказать. Особенно когда имеешь дело с упрямцем вроде Тефта.
Тефт развел руками, потом снова сложил их на груди, как бы для того, чтобы жест получился более уверенным. Его одежда была опрятной и чистой, но Тефт всегда выглядел слегка потрепанным. Складывалось впечатление, что униформа ему не подходит, как будто Тефт был на полразмера меньше стандартного.
Тем не менее он оставался военным до мозга костей. Хороший сержант блюдет правило: не отпускай своего офицера навстречу неизвестности в одиночку. Кто знает, в какие неприятности попадет светлоглазый, если здравый смысл не потащится следом? Тефт принимал подобные идеи близко к сердцу. И, встретившись взглядом с другом, Каладин понял: тот не уступит.
– Ладно, – сказал Каладин.
Тефт вскочил на ноги, отсалютовал матери Каладина, а затем последовал за ним в смотровую.
– Итак, чем займемся? – спросил Тефт.
– Ты сказал, тебе нужен осмотр. – Каладин остановился у двери.
– Нет. Я и так знаю, что сбрендил. Будешь тыкать в меня, пока я не сломаюсь? Пропустим эту часть. Что мы делаем сегодня? Перевязываем раны?
Каладин пристально посмотрел на него. Тефт просто глядел в ответ, упрямый, как буря. Что ж, Каладин сам обучил их всех как помощников лекаря, преподал основы полевой медицины. В качестве санитара Тефт был ничуть не хуже его самого.
Похоже, у него не было выбора в любом случае. Это должно было его расстроить. Вместо этого он почувствовал тепло.
Ушли не все.
– Спасибо, Тефт, – прошептал он. – Тебе не следовало стольким жертвовать. Но… спасибо.
Тефт кивнул.
– Здесь одна беженка ищет своего дядю, – сказал Каладин. – Посмотрим, сможем ли мы ей с этим помочь?
24. Полна жути
От Дарования, по крайней мере, пришел ответ, а вот с Изобретением после первого контакта связаться не удалось.
Прямо сейчас Сияющая не хотела быть главной.
Когда начался второй день их путешествия – ну, приблизительно начался, поскольку солнце в Шейдсмаре не двигалось, – Шаллан полностью отстранилась от руководства. Весь день перед этим изображая приподнятое настроение, она совершенно выбилась из сил. К сожалению, после трюка Вуали с захватом контроля несколько дней назад, что представляло собой нарушение договора, ни одна из них не хотела отдавать бразды правления ей.
Так что Сияющей пришлось встать, сделать зарядку, а потом попытаться придумать себе занятие. Солдаты Адолина занялись уборкой лагеря на барже, а затем множеством других вещей – например, заточкой оружия, смазкой доспехов и прочими делами, что помогают военным коротать время. Зу болтала с другими спренами пиков, Аршккам читала, а Адолин ухаживал за своими мечами.
Сияющая поручила Берил и Ишне записывать наблюдения за Шейдсмаром, а Ватаху – проверить, не нужна ли помощь матросам-спренам.
А самой что делать?
«Ищи шпиона, – прошептала Шаллан глубоко внутри. – Нам нужно выяснить, кто из них шпион».
«Я плохо подготовлена для такой работы», – подумала Сияющая.
Она обошла палубу по периметру, наблюдая за спренами рыцарей. Четыре разновидности, каждая уникальна.
«Может быть, ты пока займешься рисованием, а позже мы простим Вуаль. В конце концов, не обязательно ловить шпиона прямо сейчас».
Но Шаллан так и не появилась. Такое уже бывало; они не всегда могли выбрать, кто из них будет контролировать ситуацию. Однако растущее напряжение Шаллан внушало тревогу.
«Ты все еще обеспокоена тем, как Вуаль нарушила наш договор, верно?» – спросила Сияющая.
«У нас все должно идти лучше, а не хуже», – подумала Шаллан.
«Все совершают ошибки. Любой может споткнуться на пути».
«Не ты. Ты никогда не захватывала контроль».
Сияющая тут же почувствовала угрызения совести. Ничего не поделаешь, лучше двигаться вперед. Сияющая села на палубу возле перил, затем пролистала блокнот Йалай, слушая, как бурлят за бортом бусины.
Вместе Троица разобралась почти во всем содержимом блокнота. Топонимы обозначали места за пределами различных пространств Шейдсмара – миры за краем карты. Узор подтвердил это, поговорив с другими спренами, которым попадались путешественники из этих мест.
Другой раздел блокнота содержал предположения Йалай и сведения о предводителе Духокровников, таинственном Тайдакаре. Кто бы это ни был, Сияющая подумала, учитывая контекст написанного, что он, должно быть, уроженец какого-то из тех далеких миров.
В записях была последняя подсказка, которую Сияющая нашла самой любопытной. Йалай обнаружила, что Духокровники одержимы особым спреном по имени Ба-Адо-Мишрам. Это было имя из мифа, одна из Несотворенных. Именно эта тварь приняла бразды правления от Вражды вслед за Последним Опустошением; она даровала певцам формы власти.
Захватив Ба-Адо-Мишрам, заперев ее в самосвете, человечество лишило древних певцов разума. Это стало известно из кратких, но пронзительных посланий, которые Сияющие оставили, перед тем как покинуть Уритиру. Сопоставляя их с размышлениями в блокноте Йалай, Сияющая начала понимать, что именно произошло много веков назад.
Она все больше убеждалась, что Мрейз охотится за самосветом, в котором находится Ба-Адо-Мишрам. Он, вероятно, думал, что найдет его в Уритиру; но если бы камень был там, то Полуночная Матерь, которая управляла этим местом на протяжении веков, наверняка нашла бы его и спасла свою союзницу.
«Он также хочет вывозить буресвет с планеты, – подумала Шаллан, появляясь. – Я верю, что насчет этого он сказал правду. Так, может быть, одно связано с другим? Может, Ба-Адо-Мишрам поможет ему в этом?»
«У тебя лучше получится связать эти идеи, чем у меня, – подумала Сияющая. – Почему бы тебе не взять все под свой контроль?»