– Не могли бы вы все отойти и не тесниться вокруг меня? – спросила Шаллан у существ.
Они не склонили головы, как это могли бы сделать люди, но она почувствовала замешательство по тому, как их узоры ускорились. Затем все четверо сделали ровно один шаг назад. И наклонились еще ближе.
Шаллан вздохнула и, продолжая рисовать, допустила неточность с рукой Уа’пама. Спренов было трудно изображать, потому что их пропорции отличались от человеческих. Криптики возбужденно загудели.
– Это не обман! – пояснила Шаллан, потянувшись за ластиком. – Это ошибка, простофили.
– Ммм… – сказала Орнамент. У криптика Берил был изящный узор, нежный, как кружево, и писклявый голос. – Простофиля! Я – простофиля. Ммм.
– Простофиля – это глупый человек или спрен, – объяснил Узор. – Но она сказала это ласково!
– Глупо-ласково! – сказала Мозаика. Она была криптиком Ватаха, и ее узор состоял из резких линий. Еще в нем часто мелькали быстрые секции, похожие на волны – совсем как женский шрифт. – Противоречие! Чудесное и благословенное противоречие бессмыслицы и человеческого усложнения жизни!
Мотив, криптик Ишны, просто издала череду щелкающих звуков в быстрой последовательности. Она плохо знала алетийский, поэтому предпочитала говорить на языке криптиков. Остальные начали быстро щелкать друг другу, и в воцарившейся какофонии Шаллан потеряла Узора. На мгновение все они превратились в компанию чуждых существ, сбившихся в кучку так, что их узоры почти соприкасались. Раздающийся поблизости перестук сталкивающихся бусин казался болтовней сотен криптиков. Тысяч. Они наблюдали за ней. Неизменно наблюдали за ней…
Сияющая пришла на помощь. Сияющая, которая научила ее игнорировать хаос битвы, полный воплей и прочих отвлекающих звуков. Когда она брала верх, то приносила с собой стабильность. Она не могла рисовать, поэтому убрала альбом. Извинилась перед криптиками и отправилась на корму баржи, где наблюдала за волнами бусин, пока Шаллан не пришла в себя и не вернулась.
– Спасибо, – сказала она, когда Сияющая удалилась.
Шаллан слушала, как мирно перекатываются бусины, бесконечно колыхаясь. Возможно, ее беспокоили не только криптики. И после нескольких дней, проведенных на барже за рисованием, пришло время погрузиться в проблему поиска шпиона. Она глубоко вздохнула и подчинилась Вуали.
«Нет», – сказала Вуаль.
Нет?..
«Ты говорила, что мы сможем поискать шпиона сегодня», – напомнила Шаллан.
«Мы? Ты. С моей помощью».
«Сама себя наказываешь за то, что нарушила наш уговор?»
«В некотором смысле. Я хочу научить тебя немного разбираться в шпионстве».
«Мне это не нужно. У меня есть ты».
«Развлеки меня, детка. Окажи услугу».
Шаллан вздохнула, но согласилась. Они не могли делиться навыками, о чем свидетельствовали способности Вуали к рисованию. Она разбиралась в шпионаже, Сияющая умела обращаться с мечом, а Шаллан – плести иллюзии из света. И шутить.
«Ох, умоляю», – подумала Сияющая.
– С чего начнем? – спросила Шаллан.
«Надо проверить каждого из трех подозреваемых, – сказала Вуаль, – и устроить…»
«Подождите, – подумала Сияющая. – Разве мы не должны сначала убедиться, что коммуникационное устройство не могло перевернуться по какой-нибудь другой причине? Раз уж мы используем это как доказательство того, что в миссии участвует шпион?»
Шаллан стиснула зубы. Вуаль тихо вздохнула.
Но обе согласились, что Сияющая, к сожалению, права. Поэтому Шаллан направилась к большой палатке, которую они установили на палубе баржи, используя ящики и брезент. Палатка больше походила на просторную пещеру. В Шейдсмаре они не нуждались в укрытии от стихий, но под кровом чувствовали себя комфортнее.
Шаллан нырнула внутрь и направилась в укромный уголок, сделанный из ящиков, который она делила с Адолином. Она оставила сундук без охраны, – в конце концов, ей требовалось поймать человека, который в него заглядывал. Она не хотела ошиваться поблизости, своим поведением демонстрируя, что знает о случившемся.
Пока что она отперла сундук и проверила устройство. Судя по всему, его не трогали. Но она не доверяла замку сундука. Тин умел вскрывать большинство замков – и помимо этого, по крайней мере в Физической реальности, спрены умели проскальзывать сквозь отверстия вроде замочных скважин. Она видела, как это делает Сил, не говоря уже об Узоре.
Она закрыла сундук и – убедившись, что никто не видит ее в укромном закутке из ящиков, – наклонила его сначала в одну сторону, потом в другую. Когда она заглянула внутрь, устройство едва сдвинулось. Она достаточно плотно засунула его между книгами и художественными принадлежностями, чтобы оно не могло перевернуться само по себе.
«Довольна?»
«Да, – сказала Сияющая. – Оно не могло оказаться другой гранью кверху, если бы его не извлекли из сундука».
«Согласна», – сказала Вуаль.
«И мы этого не делали, верно?» – многозначительно поинтересовалась Сияющая.
Это был неприятный вопрос. Они не всегда отдавали себе отчет в том, что делает одна из них, когда другая руководит. Теперь они часто работали вместе, отказываясь от контроля сознательно, помогая друг другу. Но бывали дни и похуже. Например, Шаллан не могла вспомнить все, что делала Вуаль в тот день, когда захватила контроль.
«Я его не трогала, – заверила Вуаль. – Честное слово».
«Я тоже», – сказала Сияющая.
– И я, – прошептала Шаллан.
Она знала, что это правда. Никто из Троицы не сдвинул его с места, хотя она беспокоилась о Бесформенном. Может быть, какая-то часть разума предает ее? Она не думала, что Бесформенное осознавало себя и было реальным, – по крайней мере, еще нет.
«Это были не мы, – сказала Вуаль. – Я знаю, Шаллан. Ты должна поверить».
Она верила. Потому и встревожилась, увидев, что устройство двигали. Это было ясным доказательством того, что кто-то из ее агентов лгал ей.
«Ладно, – сказала Вуаль. – Я перебрала те места, где сундук был вне нашего поля зрения… и это нехорошо. Когда он был один в Уритиру, у шпиона имелась масса возможностей. Мы ничего не добьемся, пытаясь выяснить, кто имел к нему доступ, особенно с этой баржи».
– Я все еще хочу, чтобы ты занялась этим сама, – прошептала ей Шаллан.
«Ага, щас. Выходи из палатки, и мы приступим».
Но стоило выйти, и ее перехватил Узор. Он подошел, сцепив перед собой пальцы:
– Ммм… Прости, что так вышло. Они чрезмерно возбудились. У них маловато опыта общения с людьми.
– У них есть свои Сияющие, – заметила Шаллан.
– Да. Это не «люди». Это по одному человеку на каждого.
– У тебя есть только я.
– Нет! До тебя я изучал людей. Я много о них рассказывал. Я очень знаменит.
– Знаменит?
– Весьма! – Его узор ускорился. – Криптики не часто отправляются в города других спренов. Нас не любят. Я пошел. Я наблюдал за людьми в Шейдсмаре, так как мы планировали найти людей, чтобы возродить узы. Другие криптики были поражены моей храбростью.
– Да, это требовало большой храбрости, – сказала Шаллан. – Мы, люди, как известно, кусаемся.
– Ха-ха! Да, кусаетесь. И нарушаете клятвы, и убиваете своих спренов. Ха-ха!
Шаллан поморщилась. Все это делали другие Сияющие, не ее поколения. По крайней мере, не благородные вроде Каладина или Далинара.
Неподалеку, в центре палубы, трое других криптиков болтали, сбившись в кучку.
– Тебе не кажется странным, – спросила Шаллан, – что криптики в конечном итоге связали себя со светоплетами – орденом Сияющих, в котором больше всего художников? Вы же не умеете лгать и по большей части представляете собой ходячие уравнения.
– Мы умеем лгать, – возразил Узор. – Просто у нас это плохо получается. Нет ничего странного в том, что мы оказались вместе. Криптики любят вас, художников, так же как люди – новую еду или новые места. Кроме того, искусство – это математика.
– Вот уж нет, – обиделась Шаллан. – Искусство и математика в своей основе противоположны.
– Ммм. Нет. Все вещи – это математика. Искусство – это прежде всего математика. Ты – математика.
– Если так, то я уравнение с ошибкой, которая запрятана так глубоко, что найти не удается, а результат всегда получается неправильным.
С этими словами она оставила Узора и прошлась по палубе баржи, минуя нескольких спренов пиков, у которых сквозь трещины в коже сиял расплавленный свет. Высоко в небе появились облака – типичные для этих краев, стремящиеся к далекому солнцу, образуя некое подобие дороги.
Эти облака, казалось, не двигались в соответствии с обычными атмосферными закономерностями, но появлялись и исчезали по мере движения баржи. Было ли это как-то связано с углом, под которым на них смотрели?
«Ладно, Вуаль, – подумала она. – Что же нам делать?»
«Есть несколько способов раскрыть шпиона, – раздалось в ответ. – Мы находимся в удачном положении, поскольку знаем, что он недавно общался напрямую с Мрейзом – и, вероятно, сделает это снова. У нас также есть три конкретных подозреваемых, вполне приемлемое число. Мы испробуем два разных способа. Первый – поймать его на лжи или проступке в прошлом, а затем давить до тех пор, пока жертва не почувствует себя неуютно и не признается в большем, чем намеревалась. У любого человека есть какие-нибудь поводы испытывать угрызения совести».
– У Сияющей – нет, – заметила Шаллан.
«Не будь так уверена, – парировала Вуаль. – Если этот метод не сработает, попробуем кое-что другое – потребуется больше времени, но вероятность удачного исхода выше. Мы найдем способ скормить каждому подозреваемому свой лакомый кусочек ложной информации, который они, в свою очередь, скормят Мрейзу. В зависимости от того, какие сведения просочатся, мы и поймем, кто это сделал, – и опознаем шпиона».
«Это очень умно», – заметила Сияющая.
«Ну, это стандартный прием, – признала Вуаль. – Это проверенный временем метод, и нам может помешать его использовать именно то, что Мрейзу он, скорее всего, тоже известен. Поэтому придется действовать очень тонко – и это может не сработать, поскольку требует, чтобы Мрейз не только получил сведения, но и не усомнился в них и передал нам. К счастью, предстоит долгое путешествие; и если ни один из этих методов не сработает, мы можем попробовать что-то другое. На данный момент главное – чтобы Шаллан немного попрактиковалась».