«Мы это узнали, – возразила Вуаль, – но так и не опробовали. Помни, мы… новички в этом деле, как бы ни… притворялись».
Вуали было трудно признать, что на самом деле у нее не было многолетнего опыта. Ей было трудно свыкнуться с тем, что она всего лишь часть личности Шаллан, проявляющаяся как отдельная персона. Но это было хорошее напоминание. Сияющая частенько им пользовалась. Они не эксперты, они только учатся. Пока еще.
И все же Шаллан кое-что знала о людях. Хотя Вуаль не хотела останавливаться на достигнутом, Шаллан опустилась на колени рядом с Ватахом.
– Эй, – сказала она. – Что бы ты ни сделал, оно уже позади. Мы принимаем тебя, Ватах. Незримый двор – семья.
– Семья, – проворчал он. – Это что-то новенькое.
– Я так и знала, – тихо проговорила Шаллан.
– Что? Что я был одинок?
– Нет, – мрачно сказала она, – что ты появился на свет от двух особенно уродливых скал.
Он уставился на нее.
– Ну, ты же понимаешь. Сам сказал, что у тебя не было семьи. Значит, тебя родили камни. Логично.
– М-да. А я уж было думал, ты меня понимаешь.
Улыбнувшись, она положила руку ему на плечо:
– Все в порядке, Ватах. Для камня ты очень симпатичный.
Она встала, чтобы уйти.
– Эй! – сказал Ватах ей вслед.
Она оглянулась.
– Спасибо за улыбку.
Она кивнула, а потом пошла дальше.
«То, что ты сказала, относится и к нам, – подумала Сияющая. – То, что мы делали в прошлом, не имеет значения».
«Наверное», – подумала Шаллан.
«Ты так не думаешь, – обвинила ее Вуаль. – Ты думаешь, что твой проступок был хуже. Ты всегда добрее к другим, чем к себе».
Шаллан не ответила.
«Я во всем разберусь, Шаллан, – пообещала Вуаль. – Я узнаю, почему ты продолжаешь работать с Мрейзом. Почему не расскажешь Адолину. Что все это значит. Это связано с тем, что ты сказала раньше. Когда…»
– Не сейчас, – сказала Шаллан вслух.
«Но…»
В ответ Шаллан отступила, и Сияющая внезапно обнаружила, что контролирует ситуацию. И как она ни старалась, ничто не могло вернуть Шаллан обратно.
27. Знамена
Тем не менее самым тревожным из моих открытий оказалась рана в Духовной реальности, открывшаяся там, где столкнулись Амбиция, Милосердие и Вражда – и Амбиции пришел конец. Воздействие, оказанное на планету Треноди, вызывает… беспокойство.
Военные знамена всегда вызывали у Навани любопытство. Сегодня на внешней платформе Уритиру дул резкий и холодный ветер, от которого знамена – ярко-синие холинские, с изображением грифпары Далинара – хлопали и издавали такой звук, словно где-то ломались палки. Они извивались на шестах, будто плененные небесные угри среди спренов ветра, и казались живыми.
Сегодня знамена развевались над ожидающими батальонами. Тысяча человек стояла в ожидании своей очереди у Клятвенных врат, где Сияющие переносили их в Азир. Вспышка – кольцо света, поднявшееся над плато, – и люди вместе со знаменами в мгновение ока оказывались за сотни миль от Уритиру.
Навани ценила эстетическое значение знамен – то, как они помечали дивизии, батальоны, роты. В то же время в них ощущалась какая-то странная несообразность. На поле боя было очень важно организовать своих людей и вовлечь их в сражение. Далинар говорил, что гораздо чаще битвы проигрывали не из-за недостатка отваги, а из-за ненадлежащей дисциплины.
Но еще знамена действовали как огромные стрелы, указывая путь к самым важным людям на поле битвы. Знамена были мишенями. Смелыми заявлениями о том, что здесь есть кого убивать. Они были символами организованной армии, возглавляемой мужчинами и женщинами, которые знали лучший способ покончить с тобой – если только ты окажешь им услугу и приблизишься.
Далинар подошел к ней в сопровождении почетного караула из десяти человек.
– Выглядишь озабоченной.
– Я размышляю о символах и о том, почему мы ими пользуемся, – сказала Навани. – Пытаюсь не думать о том, что ты снова уезжаешь.
Он наклонился, чтобы погладить ее по щеке. Кто бы мог подумать, что эти руки могут быть такими нежными? Она положила ладонь ему на лицо. Его кожа всегда была грубой. Навани бы поклялась, что даже сразу после бритья его щека была шершавой, как наждачная бумага.
Гвардейцы стояли, вытянувшись во весь рост, и старались не обращать внимания на Далинара и Навани. Даже это маленькое проявление теплых чувств было не очень-то к лицу алети. По крайней мере, в этом они убеждали сами себя. Воины-стоики, неподвластные эмоциям. Таково было их знамя – невзирая на то, что на протяжении столетий один из Несотворенных доводил их жажду битвы до исступления. А еще на то, что они были людьми, как и все остальные. У них были эмоции, они их демонстрировали. Просто делали вид, что не замечают этого. Так тактично игнорируют человека, который забыл застегнуть брюки.
– Следи за ним, Далинар, – прошептала Навани. – Он попытается что-нибудь учудить.
– Я знаю.
Таравангиан поднимался на платформу для следующего переноса. После некоторых тщательных манипуляций его почетный караул состоял из алети – и Далинар планировал разместить войска этого человека подальше от командного пункта, на другой части азирского фронта, с дополнительными силами между ними, чтобы защитить свой фланг от опасности двойного удара.
Это был, к сожалению, очевидный ход. Таравангиан поймет, что его держат в заложниках, чтобы обеспечить лояльность солдат.
В качестве дополнительной защиты среди слуг Далинара было спрятано необычное секретное оружие. Его охранял Сзет, с лицом простого солдата. Навани не заметила шинца, так что маскировка, которую соорудил один из светоплетов Шаллан, работала. Ножны его странного меча потребовали некоторых физических украшений и изменений, поскольку светоплетение к ним не прилипало. Поэтому она решила, что он скрывается под личиной мужчины с огромным клинком на поясе.
Другой светоплет создал иллюзию Сзета в тюремной камере. Если у Таравангиана были люди, следящие за убийцей, они должны были передать, что он надежно заперт. Им было неведомо, что вместо этого бывший Убийца в Белом находится рядом с Далинаром. Хотя Навани и претило думать о таком, она вынуждена была признать, что Сзет просидел в тюрьме все эти месяцы совершенно безропотно. Казалось, он беспрекословно повиновался узокователю. И если Сзету можно доверять, то лучшего охранника, вероятно, не найти.
Если будет на то воля Всемогущего, лекарство не окажется хуже болезни. Кроме того, Навани не могла не задаться вопросом, не манипулирует ли ими Таравангиан. Немыслимо, чтобы он хотел оказаться в окружении вражеского войска. И она наверняка неправильно истолковала хитрый изгиб губ старика, его понимающий взгляд.
Но теперь настал черед Далинара уходить. Поэтому Навани тщательно спрятала свое беспокойство и обняла его. Он явно не был в восторге от объятий в присутствии солдат, но ничего не сказал. После этого они вдвоем пошли навстречу гувернантке, которая привела маленького Гэва с его сундуками. Мальчик, изо всех сил стараясь не выглядеть слишком нетерпеливым, отсалютовал Далинару.
– Это большая ответственность, – сказал ему Далинар, – идти на войну в первый раз. Ты готов?
– Да, сэр! – ответил ребенок. – Я буду хорошо драться!
– Ты не будешь драться. И я тоже. Мы займемся стратегией.
– У меня это хорошо получается! – заявил Гэв и бросился обнимать Навани.
Гувернантка повела его к зданию Клятвенных врат. Навани с беспокойством смотрела ему вслед.
– Он слишком юн, чтобы ехать с тобой.
– Знаю. Но я в долгу перед ним. Он чувствует ужас оттого, что его снова оставят во дворце, пока…
Он не договорил.
Навани знала, что это еще не все. Далинар рассказывал о том, каким злым он был в молодости и как мешал Адолину и Ренарину проводить с ним время, когда они этого хотели. Что ж, ребенку ничего не угрожает. И он действительно заслужил проводить больше времени с Далинаром.
Она недолго подержала его за руку, потом отпустила. Он зашагал к Вратам, а пять-шесть взволнованных письмоводительниц кинулись к нему с вопросами.
Навани взяла себя в руки и пошла попрощаться с дочерью, которая тоже покидала Уритиру вместе с экспедиционным корпусом. Она заметила королеву, прибывшую в паланкине. Любопытно, что Ясна, которая обычно избегала показывать слабость, в эти дни почти всегда пользовалась паланкином. А Таравангиан, который действительно нуждался в нем, отказался.
Таравангиан казался слабее при ходьбе, в то время как Ясна выглядела сильнее, когда ее несли. Более уверенной, контролирующей происходящее.
«Именно так каждый из них и хочет выглядеть», – подумала Навани, когда носильщики опустили паланкин Ясны и та вышла. Хотя ее хава, волосы и макияж были безупречны, Ясна почти не носила украшений. Она хотела, чтобы ее вид считали царственным, но не вычурным.
– А где Шут? – спросила Навани.
– Обещал встретиться со мной в Азире. Иногда он исчезает и не удостаивает меня ответами. Даже насмешливыми.
– В нем есть что-то странное.
– Ты даже не представляешь, до какой степени, мама.
Они стояли лицом друг к другу, пока наконец Ясна не протянула руку. То, что последовало за этим, было самым неловким объятием, в котором когда-либо участвовала Навани; обе как будто играли свои роли без малейшего энтузиазма.
Ясна отстранилась. Она и впрямь выглядела царственной. Формально они обе были одного ранга, но в Ясне всегда ощущалось нечто особенное. Далинар казался каменной глыбой, которую хочется ковырять, пока не выяснишь, что за кристаллы внутри. А вот Ясна… ну, она была попросту непостижима.
– Шквал, – пробормотала Ясна себе под нос. – Мама, почему мы обнимаемся так неловко, словно подростки на первом свидании?
– Не хочу портить твой образ.
– Женщина имеет право обнять свою мать, не так ли? Моя репутация не рухнет из-за того, что я проявила привязанность.
Тем не менее она не стала обнимать Навани снова, а вместо этого взяла за руку.