Вуаль неохотно взяла верх. Она решила держаться поближе к Берил, надеясь поймать ее на лжи. К сожалению, вскоре приплелся Адолин, словно неприкаянная рубигончая, ищущая, за кем бы погоняться. Тем не менее даже Вуаль должна была признать, что этот юноша с непокорной шевелюрой и избытком энергии мог взбодрить кого угодно.
– Эй, есть минутка?
– Типа того, – сказала Вуаль. – На всякий случай: я Вуаль.
– Ну, может быть, твой свежий взгляд на проблему окажется полезным, – ответил он и отвел ее в сторону, чтобы поговорить наедине. – Чем больше я думаю об этом, тем больше беспокоюсь, что мы должны изменить подход к спренам чести. Нотум убежден, что в Стойкой Прямоте не станут с нами разговаривать. Еще больше убежден, чем Сил.
– Изменить подход? Как? Ты имеешь в виду, не передавать им писем и подарков?
– Не думаю, что они все это примут. Боюсь, нас тут же прогонят.
– Это было бы досадно, – признала Вуаль.
Она не забыла о своем настоящем долге – проникнуть в крепость и найти Рестареса, предводителя Сынов Чести. Даже Сияющей не терпелось разыскать этого человека и вызнать у него секреты, которыми так жаждал овладеть Мрейз. Найти шпиона было очень важно, но имелись дела поважнее.
– А что, если есть лучший способ, чем вручать письма отца и Ясны? – спросил Адолин. – Если мы скажем спренам чести, что отец доставит им столько буресвета, сколько они смогут взять, в обмен на представителя, которого пошлют с нами? Если мы попросим об обмене эмиссарами и пообещаем построить их послу фантастический дворец в Шейдсмаре возле Клятвенных врат? Мы можем привезти с нашей стороны тонны камня, который здесь чрезвычайно ценится.
– Хм, – сказала Вуаль. – Адолин, они смахивают на целую расу спренов, которые ведут себя так же, как и Сияющая, и считают нас преступниками. Если мы беспокоимся, что они не примут писем и книг, не опасно ли предлагать чрезвычайно ценные подарки? Они могут расценить это как взятку или признание нашей вины.
– Может быть. – он нервно постучал кулаком по ладони другой руки.
– Я согласна с Вуалью, – сказала Сияющая. – На их месте я бы с большим подозрением отнеслась к ценным подаркам. Им не нужно вознаграждение, они хотят, чтобы их оставили в покое.
– Ладно, – сказал Адолин. – Вот совершенно другая идея. Мы умоляем. Смиренно кланяемся и говорим, что без них мы обречены. Если спрены хоть немного похожи на ветробегунов, то, возможно, они не смогут отказать.
Сияющая задумалась:
– Возможно. Лично мне бы это понравилось больше, чем взятка.
– А мне нет, – возразила Вуаль. – Но, наверное, меня не стоит о таком спрашивать. Увидев, как ты умоляешь, я бы поняла, что правильно не вмешивалась в конфликт – ведь в нем невозможно победить.
– Преисподняя! – проворчал Адолин. – Об этом я не подумал.
– Надо подумать, – сказала Сияющая. – Между прочим, я снова Сияющая.
Адолин кивнул.
– Это трудная задача, Адолин, – наконец сказала Сияющая. – И я согласна с твоими опасениями. У нас есть ровно один шанс достойно предстать перед спренами чести. Они враждебны нам, и по собственному выбору. Можно предположить, что спрены, наиболее склонные прислушаться к нашим доводам, уже присоединились к Сияющим рыцарям. Твоя уловка с изображением слабости и мольбами о помощи выглядит многообещающей. Но сдается мне, лучше все-таки воззвать к рациональной стороне спренов чести.
– Их решительный отказ иметь дело со всем человечеством – проявление эмоций, верно? – спросил Адолин. – В прошлом им причинили боль. Они боятся, что это случится снова.
– Такой подход можно назвать рациональным. Если бы почти весь твой вид был уничтожен из-за того, что сблизился с людьми, разве ты, руководствуясь исключительно здравым смыслом, не опасался бы повторения той же истории?
– Но что с ними будет, если победит Вражда? – не унимался Адолин. – Он ненавидит Честь. Точнее, ненавидит все. Такое уж у него имя… Короче говоря, они собираются провести остаток существования в своем маленьком убежище? Или в конце концов покорятся ему? Решат сражаться лишь после того, как он всех перебьет или завоюет?
– Я чувствую твою решимость, – улыбнулась Сияющая. – Такой пыл достоин восхищения. То, что ты мне сказал, может послужить хорошим аргументом для спренов чести.
– Эти доводы есть в отцовском письме. Сил примерно это и сказала соплеменникам, прежде чем бросить их и отправиться на поиски Каладина. Не могу отделаться от мысли, что аргументы отца и Ясны – именно те, к которым спрены чести могли бы прислушаться, если б захотели…
Он посмотрел куда-то вдаль, потом оглянулся. Сияющая нахмурилась, пытаясь понять, что он ищет. Караван? Своего ришадиума с мертвоглазой на спине? Сверкающие обсидиановые холмы, заросшие кристаллическими растениями?
– Тебе что-то пришло на ум? – спросила она.
– Вроде того. Я… понял, что они уже готовы ко всему, что мы можем сказать. Эти существа живут тысячи лет и всю жизнь злятся на нас. Я не в силах придумать довод, который они уже не обсудили бы. И сомневаюсь, что отец или даже Ясна справились бы с этой задачей лучше меня.
– Разумное предположение, – сказала Сияющая, кивая на ходу. – Однако, если они предвосхищают все аргументы, тогда, возможно, единственную надежду нам дают навыки спора. Светлость Ясна может быть весьма убедительной. Я предлагаю, поразмыслив, продолжить тактику предложения писем.
– Либо так, либо мы можем застать спренов чести врасплох.
– Как? Ты же верно отметил, что у них были тысячи лет, чтобы обдумать все варианты.
Адолин покачал головой, выражение его лица по-прежнему оставалось отстраненным.
– Послушай, – наконец сказал он, – могу я поговорить с Шаллан?
– Шаллан сейчас очень устала, – ответила Сияющая. – Она просит, чтобы разговор вела я. Почему ты спрашиваешь?
– Я просто чувствую себя с ней более комфортно. – Он взглянул на Сияющую. – С Шаллан… что-то не так? Пока мы плыли на барже, мне казалось, дела идут неплохо, но эти последние недели… Она какая-то не такая. Странная.
«Он заметил!» – в панике подумала Шаллан.
«Заметил», – с облегчением подтвердила Вуаль.
– В последнее время она все чаще прячется, – сказала Сияющая. – Говорит, что устала. Но… с нами что-то происходит. Я могу попытаться заставить ее выйти.
– Будь любезна.
Она попыталась. Она очень старалась…
– Мне очень жаль, – проговорила Сияющая в конце концов, морщась. – Шаллан устала. Может, испугалась. Вуаль, наверное, могла бы объяснить.
– Так я… могу с ней поговорить?
– Я здесь, – сказала Вуаль, вздохнув. – Адолин, послушай. Все очень сложно. Это связано с прошлым Шаллан и болью, которую она испытала в детстве. Она создала меня специально, чтобы справиться с болью.
– Я могу помочь. Могу понять.
– Да я сама ее с трудом понимаю, – возразила Вуаль. – Хотя, казалось бы, живу в ее голове.
Она тяжело вздохнула, заставляя себя смотреть на него глазами Шаллан. Она любила Адолина. Она выбрала Адолина. Самое меньшее, что могла сделать Вуаль, – это попытаться объяснить.
– Ладно, – сжалилась Вуаль. – Поставь себя на ее место и вообрази, что пережил нечто настолько травмирующее, что не веришь, что это случилось с тобой на самом деле. Поэтому ты делаешь вид, что это случилось с кем-то другим. Не с тобой.
– Кто-то другой – это ты?
– Не совсем. Это трудно выразить словами. Мы с Сияющей – механизмы преодоления, которые по большей части работают. Но начало проявляться что-то более глубокое. Шаллан беспокоится, что человек, которого ты видишь в ней, – фальшивка. Что та, которую ты любишь, – фантом. И дело не только в тебе. Узор, Далинар, Ясна, Навани – она беспокоится, что все они не знают, какая она на самом деле. Из-за того, что с ней случилось, – и более того, из-за некоторых вещей, которые она была вынуждена сделать, – она начинает думать, что «Шаллан» – это фальшивка, выдуманная личность. Что глубоко внутри есть монстр, который и есть ее настоящее «я». Она боится, что правда неизбежно выплывет наружу и тогда все бросят ее.
Адолин кивнул, нахмурив брови:
– Она не могла мне все это рассказать?
– Нет.
И в самом деле: рассказ Вуали заставил Шаллан сжаться в перепуганный комок.
Прямо рядом с Бесформенным.
– Ты можешь говорить то, чего она не может, – сказал Адолин. – Поэтому ты нам нужна, верно?
– Да.
– Кажется, все и впрямь стало немного понятнее. – Он взглянул ей в глаза. – Спасибо, Вуаль. От всей души. Я найду способ помочь. Обещаю.
Ха! Вуаль поверила ему. Как интересно.
– Я ошибалась насчет тебя. Как бы то ни было, я рада, что оказалась в меньшинстве.
– Если она слушает, то пусть знает: мне все равно, что она сделала. И скажи ей, что я верю, – пусть она достаточно сильна, чтобы справиться с этим самостоятельно, ей нет нужды так поступать. Нет нужды сражаться в одиночку.
«Я никогда не была одна, – прошептала часть ее. – У меня был Узор. Даже в темные дни нашего детства он оставался рядом. Хоть мы этого и не помним».
Значит, Адолин ошибался, но в то же время был прав. Они и впрямь не должны сражаться в одиночку.
Только вот как убедить в этом Шаллан?
33. Понимание
Следует предположить, что Вражда это понял и преследует единственную, ужасную цель: уничтожить – каким-то образом расщепить или лишить силы – все прочие Осколки.
Защищать можно разными способами.
Каладин всегда знал это, но не чувствовал. В отличие от Лирина, он не считал, что чувство и знание – одно и то же. Слушать описания из книг всегда было для него недостаточно. Чтобы по-настоящему что-то понять, он должен был это сделать.
Он с головой окунулся в новую миссию: найти способ помочь Норилу и остальным в приюте для душевнобольных. По рекомендации отца, а затем и по настоянию, Каладин действовал постепенно, поначалу занимаясь людьми со схожими симптомами. Боевая усталость, ночные кошмары, постоянная меланхолия, суицидальные наклонности.