Сработало.
На следующий день – умытая и чувствующая себя чуть менее безумной – Навани продолжила двигаться вперед мелкими шажочками. Она проверила, насколько громким должен быть звук, чтобы произвести желаемый эффект. Она измерила тон на камнях разной величины и на потоке пустосвета, покидающего сферу и текущего к камертону.
Она занималась всем этим, по возможности скрывая суть своих действий от наблюдающего охранника. Сгорбившись над своим рабочим местом, она была относительно уверена, что Царственный сторож не поймет, что случился прорыв. Тот, что дежурил прошлой ночью, не слишком внимательно следил за происходящим; бо́льшую часть времени он дремал.
Уверенная, что тон сработал, она начала тренироваться, чтобы напевать звук, который издавала пластина. Он казался таким же, но… не совсем. Как и при измерении спренов – которые реагировали на мысли о них, – тон требовал создать Намерение. Навани должна была знать, что именно она пытается сделать.
Невероятно, и все же имело значение, что она хотела напевать тон, противоположный песне Вражды. Это звучало безумно, но это работало. Она могла повторить эффект и измерить его. Какими бы безумными ни были последние дни, научный подход по-прежнему действовал.
Она нашла тон, противоположный пустосвету. Но как она могла создать свет, который выражал бы этот тон? За ответами Навани обратилась к природе. Магнит можно заставить изменить свою полярность с помощью плененной молнии, а другой магнит может перестроить полюса. Но Рабониэль упоминала, что таким же образом можно намагничивать и обычный кусок металла.
Так действительно ли они меняли полярность магнита? Или обнуляли существующую полярность и заменяли чем-то новым? Эта идея заинтриговала ее, и она сделала несколько ключевых запросов своим тюремщикам – попросила принести кое-какие предметы из лаборатории на вершине башни.
Вскоре после этого Рабониэль пришла проведать ее. Навани собралась с духом. Она знала, что так случится.
– Навани? – спросила Сплавленная. – Эта последняя просьба довольно странная. Я не понимаю, как ее истолковать.
– Просто кое-какое оборудование, смысл которого понятен лишь посвященным, – ответила Навани, сидя за своим рабочим столом. – Ничего особенного, но использовать его в некоторых опытах будет забавно. Не страшно, если его не удалось отыскать.
– Я санкционировала запрос. Если оно там, ты его получишь.
Этот ритм выражал любопытство. Навани сделала пометку в блокноте; она пыталась перечислить их все.
– Над чем ты работаешь? – спросила Рабониэль. – Охранник сказал, что ты воспроизводишь какой-то жуткий, негармоничный звук.
Преисподняя. Царственные слышали новый тон по-другому. Какое бы объяснение придумать?..
– Я проверяю, как атональные звуки влияют на пустосвет, если вообще влияют.
Рабониэль задержалась, заглядывая Навани через плечо. Затем посмотрела на пол, где в ведре с ледяной водой – растаявшим снегом снаружи – лежал самосвет. Это была попытка проверить, может ли температура заглушить тон пустосвета.
– Чего ты мне не говоришь? – сказала Рабониэль в задумчивом ритме. – Я нахожу твое поведение… интригующим.
Она отвернулась; в комнату вошла ее дочь.
Сегодня младшая Сплавленная пускала слюни. Рабониэль велела слуге периодически прикладывать тряпку к губам дочери. Дело было не в том, что ее лицо было парализовано, а скорее в том, что она, казалось, не замечала и не заботилась о том, что у нее текут слюни.
– Ты пишешь в нашей тетради о чем-то под названием «акси», – заметила Навани, пытаясь отвлечь Рабониэль. – Что это такое?
– Аксон – это наименьшая из возможных частица материи, – пояснила Рабониэль. – Вражда может их видеть. Теоретически, имея достаточно мощный микроскоп, мы могли бы узреть маленькие шарики материи, составляющие все вокруг.
Навани читала много теорий о таких мельчайших частицах. О ее душевном состоянии многое говорил тот факт, что она почти не испытала всплеска любопытства оттого, что сверхъестественное существо подтвердило эти предположения.
– У акси есть полярность? – спросила Навани, проверяя температуру в ведре.
– Должна быть. По нашим теориям, аксиальная взаимосвязь – то, что не дает вещам распадаться. На это влияют определенные потоки. Силы, связывающие акси, образуют фундамент космера.
Навани хмыкнула, снова записывая показания термометра.
– Что ты делаешь? – спросила Рабониэль.
– Проверяю, меняются ли вибрации самосвета при понижении температуры, – призналась Навани. – Не могла бы ты подержать его и сказать мне, меняется ли ритм – может, делается громче – по мере нагревания?
– Могу, – сказала Рабониэль, усаживаясь на пол рядом со столом.
Позади нее дочь тоже уселась, подражая ей. Служанка – певица в трудоформе – опустилась на колени, чтобы промокнуть губы дочери.
Навани достала камень щипцами и отдала Рабониэли. Хотя Навани могла слабо различать звуки камней, прижимая их к своей коже, ей не хватало тонкости слуха, чтобы отследить небольшие изменения в громкости. Ей нужен был певец, чтобы закончить этот эксперимент. Но как помешать Рабониэли понять конечный результат?
Рабониэль взяла сферу и некоторое время сидела, закрыв глаза. Наконец она покачала головой:
– Я не чувствую никаких изменений в тоне. Почему это важно?
– Я пытаюсь определить, изменяется ли он от какого-нибудь воздействия. Создание войносвета требует небольшого преобразования тонов Вражды и Чести, чтобы привести их в гармонию. Если я найду еще какие-то методы изменения тона, можно создать и другие гибриды.
Достаточно правдоподобное объяснение. Оно должно обосновать ее просьбы о пластинах и других приспособлениях, даже о льде.
– Новый образ мыслей… – проговорила Рабониэль в ритме любопытства.
– Я не думала, что ты обратишь на это внимание. Я предполагала, что ты занята… своей работой.
То есть изменением Сородича.
– Мне все еще нужно уничтожить последний узел, – призналась Рабониэль. – В последний раз, когда я прикасалась к Сородичу, мне показалось, что я чувствую его. Где-то рядом… но он очень, очень маленький. Меньше остальных…
Она поднялась с пола:
– Дай знать, если понадобится дополнительное оборудование.
– Спасибо, – сказала Навани из-за стола и принялась записывать результаты эксперимента с ледяной водой.
Рабониэль не спешила уходить.
Навани удавалось сохранять невозмутимость до тех пор, пока она не услышала, как сдвигают пластины. Она обернулась и увидела, что Рабониэль достала новую, спрятанную под несколькими другими. Преисподняя… Почему Сплавленная выбрала именно ее? Возможно, заметила следы износа.
Рабониэль посмотрела на Навани, которая заставила себя отвернуться, как будто ничего не произошло. Потом Рабониэль сыграла.
Навани тихо выдохнула, закрыв глаза. Она ломала голову над тем, как скрыть то, что она делает, принимая все возможные меры предосторожности… Но не стоило обольщаться. Она была в невыгодном положении, за ней постоянно наблюдали, а Рабониэль всегда была рядом. Навани открыла глаза и увидела, что Рабониэль изумленно уставилась на пластину. Она поместила сферу с пустосветом на положенное место и снова заиграла, наблюдая, как свет покидает вместилище.
Потом Рабониэль заговорила в ритме благоговения.
– Тон, который… вытесняет пустосвет?
Лицо Навани осталось бесстрастным. Что ж, вот ответ на один вопрос. Она спрашивала себя, нужно ли музыканту правильное Намерение, чтобы изгнать пустосвет, – как выяснилось, пластины с необходимым звучанием достаточно.
– Навани, – Рабониэль опустила смычок, – это замечательно. И опасно! Я почувствовала, как пустосвет в моем сердце откликнулся. Он не был изгнан, но сама моя душа сжалась от этого звука. Я потрясена. И… и сбита с толку. Как ты это создала?
– Математика, – призналась Навани. – И вдохновение.
– Это может привести к… – Рабониэль что-то пропела себе под нос, потом взглянула на ведро с ледяной водой. – Ты пытаешься найти способ ослабить вибрации пустосвета, чтобы переписать его с помощью другого тона. С другой полярностью. Вот почему ты спросила об акси.
Она запела в возбужденном ритме. И, Преисподняя, он увлек Навани. В нем звучал трепет открытия. Близость к разгадке.
«Осторожнее, Навани».
Она напомнила себе, что должна была сделать все возможное, чтобы скрыть это знание от врага. У нее был план на случай, если Рабониэль вот так вмешается в работу. Возможный путь к сохранению секретов антипустосвета.
Сейчас надо показаться сговорчивой.
– Да, – сказала Навани. – Я думаю, то, чего ты все время хотела, возможно. Рабониэль, у меня есть основания полагать, что свет, противоположный пустотному, действительно существует.
– Ты это записала?
– Нет, я просто перебираю случайные идеи.
– Необходимая ложь, – сказала Рабониэль. – Я не завидую тебе, Навани. Но знай: если понадобится, я разнесу эту комнату по камешку, чтобы найти твои записи.
Навани молчала, встретившись взглядом с Рабониэлью.
– Ты все еще не веришь мне, – сказала Сплавленная. – Тому, что мы намного сильнее, когда работаем вместе.
– Как я могу доверять твоему слову, Рабониэль? Ты уже нарушала данные мне обещания, и каждый раз, когда я просила вести переговоры в интересах моего народа или Сородича, ты отказывалась.
– Да, но разве я не привела тебя к оружию? Разве я не выдала тебе секреты, необходимые для того, чтобы зайти так далеко? В пределы досягаемости чего-то, что может убить бога? И все потому, что мы работали вместе. Давай сделаем этот последний шаг.
Навани задумалась. Она знала, что Рабониэль не лжет; Сплавленные тут все перевернут вверх тормашками, чтобы найти записи об открытии. Кроме того, она, скорее всего, лишит Навани возможности получать новое оборудование и остановит ее работу.
А она так близка к разгадке.
Вздохнув, Навани пересекла комнату и достала свой блокнот – тот, который они назвали «Ритм войны», – из тайника под полкой. Возможно, Навани следовало держать все свои открытия в голове, но она не смогла удержаться, чтобы не записать их. Ей нужно было увидеть свои идеи на странице, использовать заметки, чтобы продвинуться как можно дальше.