Венли вгляделась в лица остальных. Певцы с разнообразными рисунками кожи, напевающие всевозможные ритмы. Никто из них не пел в ритме предательства, и они ободряюще кивали ей.
– Хорошо, – сказала Венли, – подождите меня, пока буря не пройдет. Если я к тому времени не вернусь, сразу же отправляйтесь в Холинар. Я найду вас там.
Они загудели от ее слов, и Венли направилась к атриуму, надеясь, что успеет помешать Рлайну осуществить отчаянный план. Она не знала наверняка, примет ли он ее предложение. Но именно в этом направлении ей и следовало двигаться.
Навани опустилась на колени посреди кабинета, где все еще пахло дымом от вчерашнего взрыва.
Хоть Рабониэль и сказала, что надо вычистить комнату в поисках осколков кинжала, никто не пришел. Они не отвели ее наверх. Не принесли еды. Просто оставили в покое.
Созерцать свой полный провал.
У Навани все внутри оцепенело. После предыдущей неудачи – когда она выдала узел врагам – она взяла себя в руки и двинулась дальше. На этот раз она чувствовала себя так, словно застряла. Износилась. Как старое знамя, которое слишком долго трепали ветра, рвали бури, выбеливало солнце. Теперь оно превратилось в тряпку и могло лишь соскользнуть с шеста.
«Мы можем убить Сияющего спрена».
В конце концов, все разговоры Рабониэли о совместной работе оказались ложью. Ничего удивительного. Навани понимала, что это случится. Она предвидела такой исход и пыталась скрыть свои знания. Но как она смогла убедить себя, что все получится? Она неоднократно убеждалась, что не может перехитрить Сплавленную. Такие, как Рабониэль, были древними существами, чьи таланты смертные не могли постичь. Они существовали вне времени и… и…
Навани продолжала смотреть на то место, где умерла дочь Рабониэли. Место, где рыдала Повелительница желаний, держа на руках труп своего ребенка. Она казалась в тот момент такой человечной.
Всю ночь Навани лежала, свернувшись калачиком на своем тюфяке, но сон ускользал от нее. Она часами слушала, как Сплавленная в коридоре играет ноты на металлических пластинах и требует новые – пока последний звук не отразился эхом от каменных стен. Леденящий душу, ужасный звук, который был неправильным во всех отношениях. Рабониэль нашла нужный тон.
Тон, который мог убить спрена.
Должна ли Навани испытывать гордость? Невзирая на подступающее безумие, она так скрупулезно и подробно оформила результаты своих опытов, что Рабониэль смогла воспользоваться записями. То, что заняло у Навани несколько дней, Сплавленная скопировала за считаные часы, открыв тайну тысячелетий. Доказывало ли это, что Навани все-таки настоящий ученый?
«Нет, – подумала она, глядя в потолок. – Нет, не смей посягать на это звание». Если бы она была ученой, то поняла бы, к чему приведет ее работа. Она снова повела себя как заигравшийся ребенок. Если фермер наткнется посреди пустоши на неизвестное доселе растение, это не сделает его ботаником.
В конце концов она прибегла к единственному занятию, которое не могло причинить вреда. Нашла в руинах кабинета чернила и бумагу, встала на колени и начала писать молитвы. Отчасти ей хотелось найти успокоение в чем-то знакомом. Но, буря свидетельница, она все еще верила. Возможно, это было так же глупо, как считать себя ученой. Кто ее слушает? Или причина молитв – всего лишь страх?
«Да, – подумала она, продолжая рисовать глифы. – Я боюсь. И я должна надеяться, что кто-то где-то меня слышит. Что у него есть план. И все это имеет смысл».
Ясна утешалась мыслью, что никакого плана нет, что все происходит случайно. Она сказала, что хаотическое устройство вселенной означает, что единственные действия, которые и впрямь важны, – те, которые люди сами считают таковыми. Это наделяло людей свободой воли.
Навани любила свою дочь, но не могла разделить ее взгляды на мир. Продуманность и упорядоченность лежали в основе его устройства. От рисунков на листьях до системы химических соединений и реакций – все нашептывало о некоем высшем смысле.
Кто-то знал, что антипустосвет возможен.
Кто-то знал, что Навани создаст его первой.
Кто-то все это видел, спланировал и поместил ее в эту комнату. Она должна верить. Ведь это означало, что выход существует.
«Пожалуйста, – взмолилась она, рисуя глиф, символизирующий божественное руководство. – Пожалуйста. Я так стараюсь поступать правильно. Пожалуйста, направь меня. Что мне делать?»
За дверью раздался голос, и Навани, измученная от бессонной ночи, сперва решила, что кто-то ей отвечает. А потом… потом она поняла смысл сказанного.
– Лучший способ отвлечь узокователя – убить его жену, – сказал этот голос. Грубый, холодный. – Поэтому я пришел, чтобы совершить то, от чего вы до сих пор отказывались.
Навани встала и направилась к двери. Ее охранница была новенькой, и она не запрещала Навани смотреть в коридор на рабочее место Рабониэли рядом со щитом Сородича.
Перед Рабониэлью стоял человек в черной униформе. Аккуратные, коротко подстриженные черные волосы; узкое лицо, нос с горбинкой и впалые щеки. Моаш. Убийца.
– Королева мне по-прежнему нужна, – сказала Рабониэль.
– Мне приказывает сам Вражда, – возразил Моаш.
Если голос Сплавленной был чрезмерно изукрашен ритмами и каждое слово имело подтекст, то звуки, издаваемые Моашем, казались мертвыми, точно сланец. Полная противоположность Рабониэли.
– Он приказал тебе прийти ко мне, Вайр, – сказала Рабониэль. – И я просила, чтобы тебя прислали. Поэтому сегодня мне нужно, чтобы ты сначала занялся моими проблемами. В башне живет червь. Проедает себе путь сквозь стены. Он создает все больше проблем.
– Я предупреждал о Благословенном Бурей, – сказал Моаш. – Я вас всех предупреждал. А вы не слушали.
– Ты убьешь его.
– Ни один враг не может убить Каладина Благословенного Бурей.
– Ты же обещал…
– Ни один враг не может убить Благословенного бурей, – повторил Моаш. – Он – сила, подобная бурям, а бурю нельзя убить, Сплавленная.
Рабониэль что-то протянула Моашу. Маленький кинжал.
– Ты говоришь глупости. Человек – это просто человек, каким бы искусным воином он ни был. Этот кинжал может уничтожать спренов. Рассыпь песок, и он побелеет, когда невидимый спрен пролетит сверху. Используй это, чтобы найти его спрена чести, а затем нанеси удар, лишив ветробегуна сил.
– Я не могу убить его, – повторил Моаш в третий раз, убирая кинжал. – Но обещаю кое-что получше. Мы заключим сделку, Сплавленная: я уничтожу Благословенного Бурей, сделаю так, что он не сможет вмешаться, а ты отдашь мне королеву. Принято?
Навани почувствовала, что холодеет. Рабониэль даже не взглянула в ее сторону.
– Принято. Но сделай для меня еще кое-что. Преследователь был послан, чтобы уничтожить последний узел, однако я думаю, что он тянет время – хочет вынудить Благословенного Бурей появиться и сразиться с ним. Разбей узел сам.
Моаш кивнул и принял то, что казалось небольшой схемой, объясняющей расположение узла. Он повернулся с военной выучкой и зашагал по коридору. Если он и заметил Навани, то ничего не сказал – пронесся мимо, как холодный ветер.
– Чудовище, – проговорила Навани. У ее ног забурлили спрены гнева. – Предатель! Ты нападешь на собственного друга?
Моаш резко остановился. Устремив взгляд перед собой, заговорил:
– Где ты была, светлоглазая, когда твой сын приговаривал невинных к смерти? – Он повернулся, пристально глядя на Навани своими безжизненными глазами. – Где ты была, королева, когда твой сын послал Рошона в родной город Каладина? Политический изгой, известный убийца, сосланный в маленькую деревню… Кому только в голову пришло, что там он не причинит вреда? Рошон убил брата Каладина. Это можно было предотвратить. Если бы хоть кому-то из вас было не все равно. Ты никогда не была моей королевой, ты ничто для меня. Ты ничто для всех. Так что не говори мне об измене или дружбе. Ты даже не представляешь, во что мне обойдется этот день.
Он снова пошел вперед, не имея никакого видимого оружия, кроме кинжала, заткнутого за пояс. Кинжала, предназначенного для убийства спрена. Кинжала, который, по сути, создала Навани. Он добрался до конца коридора, вспыхнул буресветом, который каким-то образом подействовал, и взлетел из подвала на первый этаж, пренебрегая лестницей.
Навани обмякла в дверях, возражения застряли у нее в горле. Она знала, что Моаш ошибается, но не могла подобрать нужные слова. Что-то в этом человеке сбивало ее с толку, вплоть до паники. Нет, он не был человеком. Он был Приносящим пустоту. Если этот эпитет кому-то и подходил, то именно Моашу.
– Что тебе нужно? – спросила охранница. – Тебя кормили?
– Я… – Навани облизнула губы. – Принеси свечу, пожалуйста. Чтобы возжечь молитвы.
Удивительно, но охранница выполнила просьбу. Взяв свечу, дрожащая Навани прикрыла пламя ладонью и подошла к своему тюфяку. Там она опустилась на колени и начала сжигать свои глифы один за другим.
Если Бог существует, если Всемогущий все еще где-то есть, то создал ли он Моаша? Почему? Зачем выпускать в мир такое существо?
«Пожалуйста, – подумала она, пока глиф съеживался и ее молитвы превращались в утекающий дым. – Пожалуйста. Скажи мне, что делать. Покажи мне что-нибудь. Дай мне знак, что ты существуешь».
Когда последняя молитва уплыла к Чертогам Спокойствия, Навани села на пятки, оцепенев, желая свернуться калачиком и забыть о своих невзгодах. Но стоило пошевелиться, как среди обломков стола что-то блеснуло, отражая пламя свечи. Словно в трансе, Навани встала и подошла туда. Охранница на нее не смотрела.
Навани смахнула пепел и обнаружила металлический кинжал с бриллиантом на рукояти. Она растерянно уставилась на него. Разве оружие не было уничтожено взрывом?
«Нет, это второй кинжал. Тот самый, которым Рабониэль убила дочь. Она отбросила его в сторону, словно ненавидя, как только дело было сделано».
Драгоценное, бесценное оружие, и Сплавленная выкинула его. Как долго Рабониэль не спала? Чувствовала ли она себя как Навани – измученной, доведенной до предела? Забывала важные детали?