Что? Тефт ошеломленно застыл, а Моаш вытащил из-за пояса странный кинжал и ударил им вниз – прямо туда, где стояла на коленях Фендорана.
Она удивленно подняла глаза, и клинок вонзился ей прямо в лоб. Потом она закричала.
Тефт прыгнул к ней с воплем и в ужасе увидел, как она съежилась, скорчилась, когда кинжал Моаша пригвоздил ее к полу. Ее сущность горела, выплескиваясь наружу подобно взрыву.
Что-то разорвалось внутри Тефта. Что-то более важное, чем его собственное сердце. Часть его души, его сути была оторвана. Он тут же рухнул рядом с белым пятном на песке – единственным, что осталось от Фендораны.
«Нет. Нет…»
Так больно. Агония, внезапная ужасная тишина. Незначительность. Пустота.
«Этого… этого не может быть…»
Моаш деловито спрятал кинжал.
– Я больше не чувствую печали, Тефт. За это я благодарен.
Он пинком перевернул Тефта.
Сломанные ребра отозвались болью, но сейчас она казалась такой мелочью.
– Но знаешь что? – сказал Моаш, стоя над ним. – Отчасти меня всегда возмущало то, что ты так стремишься следовать за ним. С самого начала, как его маленькая рубигончая. Ты лизал ему ноги. Он тебя гладил. Я думал, мне придется использовать его отца. Но я… доволен, что нашел кое-что получше.
– Ты чудовище, – прошептал Тефт.
Моаш спокойно взял Тефта за обгоревшую рубашку и поднял.
– Я не чудовище. Я молчание. Тишина, которая в конце концов забирает всех людей.
– Можешь врать самому себе, Моаш, – прорычал Тефт, впиваясь скрюченными, как когти, пальцами в руку убийцы. – Но знай вот что. Ты можешь прикончить меня, но не получишь то, что имею я. Никогда. Потому что я умираю, зная, что меня любят.
Моаш хмыкнул и швырнул его на пол. Затем он рубанул сержанта по шее клинком.
Уверенный в себе и почему-то все еще полный надежды, Тефт умер.
105. Дети стремлений
Они слабы и сильны одновременно.
Великая буря за огромным окном представляла собой зрелище, которое Каладин видел часто, в отличие от остальных обитателей Уритиру. Сверкание молний, буйство урагана, чистейшая, неудержимая мощь.
Каладин сошел с разлагающейся оболочки Преследователя и шагнул вперед. Навстречу врагу.
Преследователь огляделся, вероятно лишь теперь осознавая, насколько велика его аудитория. Сотни зрителей. Он жил преданиями, репутацией. Он всегда убивал тех, кто убивал его. В конце концов он выигрывал каждую стычку.
Теперь он видел, как это рушится. Каладин все понимал по нарастающему паническому ритму, который напевал Преследователь. Видел по глазам.
– Беги, – сказал ему Каладин. – Беги. Я тебя догоню. Я никогда не остановлюсь. Я вечен. Я – буря.
Преследователь отшатнулся, но тут же наткнулся на своих солдат: они держали периметр, напевая ободряющий ритм. Из-за их спин таращились люди с разрисованными лбами.
– Как ты думаешь, прошло уже достаточно времени? – прошептала Сил. – Остальные свободны?
– Надеюсь, – сказал Каладин. – Но я не думаю, что они смогут убежать в такую бурю.
– Тогда им придется выйти сюда, и мы попытаемся пробиться в комнату самосветной колонны. – она взглянула в сторону лазарета. – Почему они до сих пор не появились?
– Как только мы победим Преследователя – когда он сломается и побежит, мы узнаем. – Каладин отстегнул устройство Навани от пояса.
– Что-то не так, – тихо сказала она. – Надвигается тьма…
Каладин шагнул в самый центр атриума, отмеченный кружащимся узором слоев. Направил нож на Преследователя.
– Последнее тело! – крикнул Каладин. – Давай сразимся – и увидим, кто умрет. Посмотрим, выдержит ли твоя репутация.
Преследователь, к его чести, бросился в атаку. Когда он приблизился и схватил Каладина, тот прижал устройство Навани к груди противника и, сплетением направив перекладину вниз, заклинил ее.
Наруч рванулся назад, увлекая за собой Преследователя. Сплавленный врезался в оконное стекло, и его панцирь треснул от удара. Он встряхнулся, быстро приходя в себя, – но не исцелился. Он израсходовал пустосвет.
С усилием Преследователь попытался сдвинуть устройство и сумел освободиться от него – оставив прижатым к окну, которое было измазано его оранжевой кровью. Из треснувшего панциря на его груди тоже текла кровь.
Каладин подошел к нему, держа нож.
– Беги.
Преследователь вытаращил глаза и шагнул в сторону, к своим солдатам.
– Беги! – повторил Каладин.
Существо замолчало – оно не пело, не говорило.
– Беги от меня! – потребовал Каладин.
И Лезиан подчинился – истекая кровью, протолкнулся сквозь ряды солдат-певцов. Он отступал и в предыдущих сражениях, но оба понимали: теперь все по-другому.
Это существо больше не было Преследователем. Он знал это. Певцы знали. И люди, наблюдавшие за битвой, тоже знали. Они начали скандировать, и в воздухе один за другим появились спрены славы.
Благословенный бурей.
Благословенный бурей.
Благословенный бурей!
Дрожа, Каладин забрал и отключил устройство Навани, затем вернулся в центр атриума. Что-то внутри подталкивало его, требовало противостоять тьме.
Он повернулся к лазарету. Дверь была открыта. Когда это случилось? Он шагнул туда и увидел рядами лежащие на полу тела Сияющих, все под теми же одеялами. Почему они не проснулись? Они притворялись, будто все еще спят? Это могло сработать…
Что-то рухнуло сверху. На пол перед Каладином упал труп, череп глухо ударился о каменный пол. Голова повернулась, и Каладин увидел выгоревшие глаза. Ужасно знакомое бородатое лицо. Лицо, которое улыбалось ему бесчисленное множество раз, проклинало его столько же раз, но всегда было рядом, когда все остальное погружалось во тьму.
Тефт.
Тефт был мертв.
Моаш приземлился недалеко от того места, где Каладин сгорбился над телом Тефта. Несколько солдат шагнули к ветробегуну, но Моаш поднял руку и остановил их.
– Нет, – тихо сказал он, когда Небесные спустились. – Оставьте. Вот так мы побеждаем.
Моаш точно знал, что чувствует Каладин. Это сокрушительное отчаяние, это осознание, что ничто уже не будет прежним. Не может быть прежним. Свет покинул мир, и его никогда не возродить.
Каладин принялся укачивать труп Тефта, издавая тихий жалобный скулеж. Он затрясся, теряя себя, как в тот раз, когда умер король Элокар. Как и после гибели Рошона от рук Моаша. И если Каладин так реагировал на смерть своих врагов…
Что ж, смерть Тефта была намного хуже. Гораздо хуже. Каладину не справиться с ней и за несколько лет.
– Вот так, – сказал Моаш Сплавленным, – можно разогнать бурю. Отныне он бесполезен. Проследите, чтобы его никто не трогал. Мне нужно кое-что сделать.
Он вошел в лазарет. В задней части виднелась замысловатая, со множеством деталей модель башни, разрезанная в поперечном сечении пополам. Он присел и вгляделся в копию комнаты с колонной.
Внутри ее лежали хрустальный шарик и миниатюрный фабриаль. Камень едва светился. Последний узел обороны башни, расположенный там, где любой мог его увидеть, – и никто бы ничего не понял.
Однако Рабониэль знала. Как давно? Он подозревал, что она догадалась еще несколько дней назад и теперь тянула время, чтобы продолжить свои изыскания. Эта Сплавленная была источником проблем. Он призвал свой клинок и его острием уничтожил крошечный фабриаль.
Затем Моаш подошел к отгороженной части комнаты. Маленькая гранетанцовщица лежала там, связанная и без сознания, рядом с родителями и братом Каладина. Она интересовала Вражду, и ее было запрещено убивать. Моаш надеялся, что не слишком сильно стукнул ее по голове. Ему не всегда удавалось контролировать такие удары.
А пока он схватил Лирина за связанные руки и выволок его, кричащего сквозь кляп, из лазарета. Там Моаш дождался, пока прилетел опозоренный Преследователь в виде ленты.
Лезиан образовал тело, и Моаш толкнул Лирина в руки существа.
– Это отец Благословенного Бурей, – прошептал Моаш. – Нет! Не говори так громко. Не привлекай внимания Каладина. Его отец – наша страховка; у Каладина с ним сложные отношения. Если Каладин каким-то образом придет в себя, немедленно убей его отца у него на глазах.
– Я мог бы убить Благословенного Бурей прямо сейчас.
– Нет! – Моаш схватил Преследователя и потыкал пальцем ему в лицо. – Ты же знаешь, что я выполняю волю нашего господина. Ты слышишь, что я говорю в ритме приказа. Ты не тронешь Каладина. Ему нельзя причинить боль, его нельзя убить.
– Он… просто человек…
– Не трогай его! – приказал Моаш. – Если вмешаешься, это пробудит в нем жажду мести. Мы пока этого не хотим. Для него открыты два пути. Первый – стать таким, как я, и отказаться от своей боли. Другой путь он должен был пройти давным-давно. Путь, на котором он поднимает единственную руку, способную убить Каладина Благословенного Бурей. Свою собственную.
Преследователю это не понравилось, судя по ритму, который он напевал. Но он принял связанного и с кляпом во рту отца Каладина и, казалось, был готов повиноваться.
Стражники утихомирили людей, и атриум затих. Каладин стоял на коленях, обнимая мертвеца и дрожа. Моаш помедлил, заглядывая внутрь себя. И… ничего не чувствовал. Только холод.
Хорошо. Он достиг совершенства.
– Ничего тут не испортите, – сказал он собравшимся Сплавленным. – Мне нужно убить королеву.
Навани ждала своего шанса.
Она попыталась поговорить с Сородичем, но тот лишь хныкал. Поэтому она притаилась в передней части своей комнаты и стала ждать.
И вот что-то начало происходить. Ее охранница внезапно закричала, недоверчиво прижав руки к лицу, а потом пустилась бежать по коридору. Выглянув, Навани обнаружила причину переполоха: поле вокруг колонны исчезло. Кто-то уничтожил последний узел. Сородич остался беззащитен.
Навани почти ринулась в атаку с антипустосветным кинжалом, но приостановилась, разглядывая оставленные в коридоре ловушки.