Что-то было не так.
– Что? – спросил Далинар.
«Сын Танаваста вошел в бурю в последний раз, – сказал Буреотец. – Я чувствую его».
– Каладин? – нетерпеливо спросил Далинар. – Он сбежал?
«Нет, все гораздо хуже».
– Покажи мне.
Каладин падал.
Ветер швырял его и хлестал. Он был просто тряпкой. Просто… лохмотьями человека.
«Я забыла Слова, Каладин, – сказала Сил, плача. – Я вижу только темноту».
Когда он падал в бурю, она каким-то образом схватила его за руку.
Он не смог спасти Тефта.
Не смог спасти отца.
Не смог спасти себя.
Он надавил слишком сильно, взвалил мельничный жернов на свою душу, и она расплющилась, стала тонкой, как бумага. Он потерпел неудачу.
Это были единственные слова, которые имели значение. Единственные верные Слова.
– Я недостаточно силен, – прошептал он сердитым ветрам.
Закрыл глаза и разжал хватку, отпуская руку Сил.
Далинар был грозой вокруг Каладина. И в то же время он ею не был. Буреотец не давал Далинару столько контроля, как в прошлый раз, вероятно опасаясь, что Далинар снова захочет надавить на него. Он был прав.
Далинар смотрел, как падает Каладин. Все кончено? Никакого буресвета. Глаза закрыты. Он не сражался. Он не оседлал ветер.
Он сдался.
«Что же нам делать?» – спросил Далинар у Буреотца.
«Мы свидетели. Таков наш долг».
«Мы должны помочь».
«Ему не поможешь, Далинар. Он слишком близко к башне, чтобы использовать свои силы, и ты не можешь его направлять».
Далинар с болью наблюдал, и дождь был его слезами. Должен найтись хоть какой-то способ…
«Мгновение вне времени, – сказал Далинар. – Когда ты наполняешь сферы. Ты можешь остановить время!»
«Сильно замедлить, – уточнил Буреотец, – через Инвеституру и Связь с Духовным миром. Но только ненадолго».
«Сделай это, – сказал Далинар. – Дай ему больше времени».
Когда началась резня, Венли запела в ритме агонии.
Но убивали не Сияющих, пока нет. Горожан. Как только солдаты Преследователя двинулись к беспомощным рыцарям, наблюдавшая за ними толпа сошла с ума. Под предводительством нескольких решительных душ – включая потрепанного человека с одной рукой – люди начали сражаться. Это был полномасштабный бунт.
Бунт безоружных людей против опытных боеформ.
Венли отвернулась, когда начали убивать. Однако человеки не сдавались. Они затопили пространство между боеформами и комнатой с Сияющими, преграждая путь собственными телами.
– Можем ли мы предотвратить это? – спросила Венли у Лешви, которая устроилась рядом с ней после того, как ее оттолкнул Благословенный Бурей.
– Мне понадобится авторитет Рабониэли, чтобы отменить приказ, – ответила та в ритме смущения. – Преследователь имеет законную власть в башне. Я уже послала спросить Рабониэль.
Венли вздрогнула от криков.
– Но Рабониэль сказала, что Сияющих надо сберечь!
– Уже нет. Ночью что-то случилось. Рабониэль нуждалась в Сияющих для опытов, которые собиралась провести, но ей принесли одного из них, и после этого она сказала, что не нуждается в дальнейших проверках. Остальные теперь обуза и будут представлять опасность, если проснутся.
Венли посмотрела на умирающих и отпрянула, когда мимо пробежали несколько боеформ с окровавленными топорами.
– Это… прискорбно, – продолжила Лешви. – Я не пою в ритме радости в таких конфликтах. Но мы поступали так раньше и поступим снова, чтобы отвоевать наш мир.
– Разве мы не можем измениться к лучшему? – взмолилась Венли в ритме разочарования. – Разве не существует какого-нибудь способа?
Лешви посмотрела на нее, склонив голову набок. Венли снова использовала один из неправильных ритмов.
Венли оглядела комнату, где было полным-полно спренов гнева и страха. Некоторые из солдат-певцов не участвовали в избиении. Она заметила Ротана и Малала, солдат Лешви. Они колебались и наблюдали. Лешви подбирала хороших бойцов.
«Покажи ей, – затрепетала Тимбре. – Покажи-покажи-покажи!»
Венли собралась с духом. Затем она втянула буресвет из сфер в кармане и позволила себе начать светиться.
Лешви тут же запела в ритме уничтожения и схватила Венли за лицо мощной хваткой.
– Что? – спросила она. – Что ты наделала?!
Каладин очутился вне времени.
Он встретил здесь Буреотца в ту ужасную ночь, когда его вздернули перед началом бури и когда Сил отчаянно старалась его защитить.
На этот раз он дрейфовал в темноте. Ветер больше его не швырял, и вокруг царили невероятное спокойствие и тишина. Он словно плыл один в океане.
– ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПРОИЗНОСИШЬ СЛОВА? – спросил Буреотец.
– Я их забыл, – прошептал Каладин.
– ВОВСЕ НЕТ.
– Будут ли они что-нибудь значить, если я их не почувствую, Буреотец? Разве можно произнести Идеал – и солгать?
Тишина. Изобличающее молчание.
– Он хочет заполучить меня, как хотел Моаша, – сказал Каладин. – Если продолжит давить, то преуспеет. Значит, мне пора уйти.
– ЭТО ЛОЖЬ, – сказал Буреотец. – ЭТО ЕГО ПОСЛЕДНЯЯ ЛОЖЬ, СЫН ЧЕСТИ. ЛОЖЬ, КОТОРАЯ ВНУШАЕТ, ЧТО У ТЕБЯ НЕТ ВЫБОРА. ЛОЖЬ О ТОМ, ЧТО БОЛЬШЕ НЕТ НИКАКОГО ПУТЕШЕСТВИЯ, КОТОРОЕ СТОИЛО БЫ ПРЕДПРИНЯТЬ.
Он был прав. Где-то в самой глубине души, куда не достигал самообман, Каладин знал, что это правда.
– А если я слишком устал? – прошептал Каладин. – Если больше нечего отдать? Может, именно поэтому я не могу произнести твои Слова. Это слишком для меня…
– ТЫ СНОВА ОБРЕЧЕШЬ МОЮ ДОЧЬ НА СТРАДАНИЯ?
Каладин поморщился, но правда есть правда. Мог ли он так поступить с Сил?
Он стиснул зубы и начал бороться. Начал пробиваться сквозь ничто. Сквозь неспособность думать. Он сражался с болью, мучениями – все еще невыносимыми – от потери друга.
Он закричал, затрепетал, а затем обмяк.
– Чересчур слаб, – прошептал он.
Ему просто нечего было отдать.
«Этого недостаточно», – сказал Далинар. Он ничего не видел в бесконечной тьме, но чувствовал, что внутри кто-то есть. Два разума. Каладин и его спрен.
Шквал. Им было больно.
«Нужно дать им больше времени», – сказал Далинар.
«Мы не можем, – упрекнул Буреотец. – Уважай его слабость и не дави на меня, Далинар! Ты можешь сломать то, чего не понимаешь, и последствия будут катастрофическими».
«Неужели у тебя нет сострадания? – спросил Далинар. – Неужели у тебя нет сердца?»
«Я – буря, – ответил спрен. – Я выбрал этот путь».
«Тогда выбирай лучше!»
Далинар поискал в темноте, в бесконечности. Он был полон буресвета в месте, где это не имело значения.
В месте, где все было Связано. Месте за пределами Шейдсмара. За пределами времени. Месте, где…
«Что это? – спросил Далинар. – Это тепло».
«Я ничего не чувствую».
Далинар притянул тепло ближе и понял.
«Это место, где ты вызываешь видения, не так ли? В них время иногда двигалось странно».
«Да, – сказал Буреотец. – Но для видения должна быть Связь. У тебя должна быть на то причина. Смысл. Оно не может случиться просто так».
«ХОРОШО», – сказал Далинар, выковывая узы.
«Что ты делаешь?»
«СОЕДИНЯЮ ЕГО, – сказал Далинар. – ОБЪЕДИНЯЮ ЕГО».
«С чем?» – прогрохотал Буреотец.
108. Мгновения
Для столь заблудших созданий они поразительно гениальны.
Каладин вздрогнул и в замешательстве открыл глаза. Он находился в маленькой палатке. Что за чудеса?
Он моргнул и сел. Рядом оказался мальчик лет одиннадцати-двенадцати, одетый в старомодную униформу. Кожаная юбка и шапочка? Сам Каладин был одет точно так же.
– Как ты думаешь, Дем? – спросил его мальчик. – Может, сбежим?
Каладин озадаченно оглядел палатку. Затем услышал звуки снаружи. Поле битвы? Да, люди кричат и умирают. Он встал и, моргая, вышел на свет. Склон холма, поросший культяпниками. Это не Расколотые равнины.
«Я знаю это место, – подумал Каладин. – Знамена Амарама. Люди в кожаных доспехах».
Шквал, да ведь он на поле боя своей юности. Усталость взяла свое. У него галлюцинации. Лекарь в нем забеспокоился.
Подошел изможденный молодой командир отряда. Буря свидетельница, он не мог быть старше семнадцати или восемнадцати. Теперь этот человек казался совсем юным, сам Каладин был ненамного старше. Командир спорил с невысоким солдатом.
– Мы не выстоим, – сказал командир. – Это невозможно. Шквал, они готовятся к новому наступлению.
– Приказ ясен, – сказал другой юноша, сам почти подросток. – Светлорд Шелер говорит, что мы должны держаться. Отступать некуда.
– Да пошел он в Преисподнюю, – огрызнулся командир, вытирая потные волосы, окруженные струями спренов изнеможения.
Каладин сразу почувствовал родство с бедолагой. Невыполнимые приказы и нехватка ресурсов? Глядя вдоль неровной линии фронта, Каладин догадался, что этот человек по уши увяз: все вышестоящие офицеры мертвы. Людей едва хватало на три взвода, и половина была ранена.
– Это Амарам виноват, – сказал Каладин. – Играет жизнями недоучек в устаревшем снаряжении, и все для того, чтобы создать себе репутацию и добиться перевода на Расколотые равнины.
Молодой командир хмуро взглянул на Каладина.
– Ты не должен так говорить, малыш. – он снова провел рукой по волосам. – Тебя могут вздернуть, если маршал услышит.
Потом тяжело вздохнул.
– Постройте раненых на этом фланге. Скажите всем, чтобы приготовились держаться. А ты, посыльный, хватай своего друга и берите копья. Гор, поставь их в первом ряду.
– В первом? – спросил другой юноша. – Ты уверен, Варт?
– Надо пользоваться тем, что под рукой… – ответил командир и ушел туда, откуда появился.
«Надо пользоваться тем, что под рукой».
Все закружилось вокруг Каладина, и он вдруг вспомнил это поле битвы. Он понял, где находится. Он узнал лицо командира. Как же он сразу этого не заметил?