Голос прервался, словно исказился.
– …чтобы одолеть тебя, защитник Вражды! Мы снова столкнемся, и на этот раз я готов к твоим уловкам! Ты не победишь меня, когда мы встретимся в следующий раз, хотя у тебя есть испорченный Клинок Чести, который истекает черным дымом! Я – Всемогущий!!!
Сплетение возымело действие, и Далинар резко взлетел. Ветробегуны бросились за ним, Лейтена схватил Сзета. Когда они покинули столб света, Далинар увидел, как солдаты Ишара шагнули в перпендикулярность.
Через некоторое время она исчезла. Вестник, его люди и Клинок Чести пропали. Перенеслись в Шейдсмар.
Вместе Навани и Сородич могли создавать Свет.
Свет, который гнал монстра Моаша назад по коридору, заставляя прикрывать глаза рукой. Свет, который вытолкнул нож из раны в боку Навани и исцелил ее. Свет, который оживлял фабриали. Свет, который пел тонами Чести и Культивации в тандеме.
Но ее спрен… Сородич был так слаб.
Навани ухватилась за колонну, вливая в нее свою силу, однако внутри царил жуткий хаос, как будто крем попал в цистерну с чистой водой. Это был пустосвет, который ввела Рабониэль.
Навани не могла уничтожить его, но, возможно, могла как-то изгнать. Теперь она видела башню как единое целое, с гранатовыми линиями, очень похожими на вены и артерии. И она обитала в этом существе. Оно стало ее телом. Она увидела тысячи закрытых дверей, которые разведчики пропустили, составляя карту. Она увидела удивительные механизмы для управления давлением, теплом…
Нет, надо сосредоточиться.
«Я думаю, нам нужно изгнать пустосвет», – сказала Навани Сородичу.
«Но… как?»
«Я умею петь правильный тон. Мы вольем в систему столько башнесвета, сколько поместится, потом заставим эти системы – здесь, здесь и здесь – вибрировать антипустосветным тоном».
«Возможно, – сказал Сородич. – Но как мы можем создать вибрацию?»
«На столе Рабониэли есть пластина. Я попрошу своих ученых сыграть на ней. Использую ее звучание как образец, а потом передам вибрацию через систему. Вражеский пустосвет выйдет через разбитые камни в насосном механизме. Как ты думаешь, получится?»
«Я… – тихо и неуверенно проговорил Сородич. – Я думаю… да, может сработать».
«Когда это будет сделано, нам придется перезапустить защиту башни. Это сложные фабриали… сделанные из сущности спренов. Твоей сущности?»
«Да, – сказал Сородич, и его голос окреп. – Но они непростые, и ушло много лет на…»
«Фабриаль, регулирующий давление, здесь, – проговорила Навани, мысленно осматривая его. – А, понятно. Сеть аттракторов притягивает воздух и создает пузырь давления. Весьма изобретательно».
«Да!»
«И нагревательные фабриали… сейчас это не важно… но ты сотворил для них корпуса из металлов – ты проявился физически как металл и кристалл, как меньшие спрены становятся осколочными клинками».
«Да!»
Приступив к работе, Навани заметила одну странность. Что это двигалось по башне? Великий маршал Каладин? Летел быстро, его силы восстановились, и еще он был облачен в спренов, как в броню. Он достиг Четвертого Идеала.
И направлялся не туда.
Его ошибка была простительна. Он решил, что лучший способ защитить башню – это прийти к колонне и спасти Навани. Но нет, он был нужен в другом месте.
Она привлекла его внимание мигающими огоньками на стене.
«Сородич?» Голос Каладина прозвучал в системе, едва он коснулся кристаллической жилы.
«И да и нет, маршал, – сказала Навани. – Колонне ничего не угрожает. Доберись до Отломка. Скажи врагам, которых там найдешь, что им лучше быстро отступить».
Немедленно повиновавшись, он изменил направление полета.
Навани, полная невероятных знаний, принялась за дело.
Далинар убедил ветробегунов не лететь сразу обратно в военный лагерь в Эмуле, а задержаться в небе над лагерем Ишара.
Они вызывали у него беспокойство. Сияющие поникли, как солдаты после дневного марша с удвоенной скоростью. Обычно буресвет придавал им сил, но теперь они жаловались на головную боль, которая никак не унималась.
«Последствия не будут неисцелимыми, – сказал Буреотец. – Хотя я не могу сказать наверняка. Ишар соединил их с землей. По сути, их силы опознали камни как часть тела – и поэтому пытались наполнить землю буресветом».
«Я едва понимаю смысл сказанного тобой, – ответил Далинар, повиснув в небе высоко над лагерем Ишара. – Как такое возможно?»
«Силы узокователя – это силы творения. Силы божественной природы, включающие способность соединять души. Когда Честь был жив, он поддерживал определенные границы, которые нельзя было пересекать. Но теперь Ишар, похоже, научился пользоваться своей свободой в полной мере».
Спрен помолчал, потом его рокочущий голос сделался тише.
«Он мне никогда не нравился. Хотя в те времена я был всего лишь ветром – и не совсем разумным, – я помню его. Ишар был честолюбив еще до того, как его охватило безумие. Он не единственный, кто виноват в разрушении Ашина, первого дома человечества, но именно его Вражда первым соблазнил экспериментировать с потоками».
«Тебе никто особенно не нравится», – заметил Далинар.
«Это неправда. Был человек, который однажды, давным-давно, заставил меня смеяться. Он мне немного нравился».
Это было похоже на редкую попытку проявить легкомыслие. Смел ли Далинар надеяться, что древний спрен меняется к лучшему?
Внизу большой шатер Ишара полоскался на ветру, покинутый. Далинар не видел никаких признаков слуг или солдат, которые могли бы быть внутри.
– Сэр! – сказал Сигзил, подплывая к Далинару. – Отряду нужен отдых.
– Еще несколько минут, – сказал Далинар, прищурившись.
– Чего мы ждем, сэр?
– Посмотрим, вернется ли Ишар. Он бежал в Шейдсмар. Он может вернуться в любой момент. Если он это сделает, мы умчимся прочь. Но если он не появится…
Ишар не ожидал, что ему придется бежать. Сзет и этот странный Клинок прогнали его.
– Это может оказаться редкой возможностью, командующий. Он был ученым среди Вестников; он мог оставить записи, которые подскажут что-нибудь важное о применении сил узокователя.
– Понял, сэр.
Далинар взглянул на Сзета, который плыл сам по себе, в стороне от остальных, Привязанный к небу собственной силой. Далинар кивнул в его сторону, и Сигзил, уловив намек, сплетением направил узокователя к шинцу.
Сзет что-то бормотал себе под нос.
– Откуда он узнал? Откуда этот старый дурак узнал?
– Что узнал? – спросил Далинар, подлетая. – Ишар? Как он узнал о твоем народе?
Сзет моргнул, затем сосредоточился на Далинаре. Странно было видеть его похожим на самого себя, бледнокожим и большеглазым. Далинар уже привык к иллюзии алети.
– Я должен приготовиться, – сказал Сзет. – Мой следующий Идеал – это поиск, паломничество. Я должен вернуться к своему народу, Черный Шип. Я должен встретиться с ними лицом к лицу.
– Как пожелаешь.
Далинар не был уверен, что хочет натравить этого человека на кого бы то ни было, и уж тем более на нейтральное государство. Но Ясна дала понять, что это случится, и, кроме того, он сомневался, что сможет помешать Сзету сделать то, что тот действительно хотел.
– Твой народ. У них есть все Клинки Чести?
– Кроме трех. Клинок ветробегунов был моим в течение многих лет. Клинок неболомов был возвращен Нину давным-давно. И конечно, клинок камнестражей никогда не был у нас на хранении. Итак, их было семь, но если у Ишара есть его клинок…
«Вам не нужны другие мечи, – произнес в голове Далинара веселый голос. – Я стою десяти! Ты видел, какой я был грандиозный?»
– Видел, – сказал Далинар мечу. – Ты… повредил осколочный клинок. Клинок Чести!
«Правда? Ого. Я великий меч. Мы уничтожили много зла, верно?»
– Ты обещал не говорить в умах других, меч-ними, – тихо сказал Сзет. – Разве ты не помнишь?
«Помню. Я просто забыл».
– Я пошлю с тобой отряд в Шиновар, – сказал Далинар. – Как только вернемся в лагерь.
– Нет, – ответил Сзет. – Нет. Я пойду один, но не сейчас. Я должен подготовиться. Мне нужно… сделать кое-что важное. Он знал. Он не должен был знать…
Шквал. Далинар не понимал, кто безумнее: Сзет или меч. В сочетании друг с другом они его особенно нервировали.
«Без них ты был бы мертв, – сказал Буреотец, – а я – связан против воли. Этот шинец опасен, но Ишара я боюсь больше».
– Сигзил! – позвал Далинар. – Не думаю, что он вернется в ближайшее время. Веди нас вниз. Посмотрим, не оставил ли он в палатке чего-нибудь ценного.
Адин поднял копье, которое нашел в атриуме. Осажденные люди вместе с певцами встали кругом, защищая раненых; кто-то плакал, и повсюду виднелись спрены страха. Стариков и детей оттеснили в центр, но Адин туда не пошел. Пусть спрены-наблюдатели увидят, что он не из тех, кто прячется. Даже женщины взялись за оружие, включая жену лекаря, которая отдала своего малыша одной из девушек в центре. Война – мужское искусство, но тот, кто нападает на женщин, перестает быть воином. Он заслуживает всего, что с ним потом может случиться.
Среди раненых был и отец Адина. Жив, слава Вестникам, но сильно истекает кровью. Он сражался за Сияющих, когда Адин… прятался в коридоре.
Забери его буря, он больше не будет трусом. Он… не будет, и все тут. Адин встал в строй рядом со страшным паршуном в невероятных панцирных доспехах, затем попытался с копьем принять ту же позу.
Буреформы двинулись вперед, распевая ужасную песню. Адин обнаружил, что дрожит, древко копья в его руках стало скользким.
О, шквал.
В тот момент он не хотел добиваться внимания спрена. Он не хотел драться. Ему хотелось быть дома, мастерить тарелки и слушать, как напевает отец. Он не хотел стоять здесь, зная, что они все… они все…
Чья-то рука схватила Адина за плечо и потянула назад. Не до самого центра, а самую малость, чтобы его заслонить собой. Это оказался тихий мостовик, Даббид. Адин не стал возражать, особенно после того как увидел буреформы. Было приятно, что кто-то стоит перед ним, хоть копье мостовика и дрожало. Он… притворялся, что боится? Вводил противника в заблуждение?