– Мы во всем разберемся. Теперь у нас есть цель. Если ты сможешь выиграть поединок, этого будет достаточно. Мы найдем способ жить в новом мире, где человечество и певцы поделят земли между собой.
Навани снова сжала его руку, и он глубоко вздохнул, намереваясь насладиться этим моментом. Шквал, как хорошо было обнимать ее. Под ними в ночи ярко горели огни башни, а внизу, в коридорах, было так тепло. Стоило подняться в такую высь, чтобы вдохнуть горный воздух.
– Я должен был догадаться, – опять сказал Далинар. – О тебе.
– Не думаю. Это была удивительная удача, что я все поняла.
– Не удача, – возразил Далинар. – Уверенность. Блестящий ум. Я боялся за тебя, но должен был вспомнить те времена, когда боялся тебя, – и понять, в какой опасности оказались Сплавленные, пытаясь отобрать твои фабриали. Ты просто невероятная. И всегда такой была.
Она глубоко и удовлетворенно вздохнула.
– Что? – спросил он.
– Приятно слышать это из чужих уст.
Он обнял ее и испытал долгий миг покоя. Но в конце концов им пришлось вспомнить о своем долге. Люди пришли к Навани, чтобы уладить что-то относительно башни, и ей пришлось уйти.
Далинар задержался на вершине. Он устроился на краю, свесив ноги – по слухам, отсюда Каладин спрыгнул во тьму.
«Ты поступил мудро, дав ветробегуну больше времени, когда он падал, – сказал Буреотец, приближаясь к Далинару. – Ты поступил мудро, проявив… милосердие».
– Это важная концепция, которую нужно усвоить, – сказал ему Далинар. – Чем больше ты будешь изучать ее, тем человечнее станешь.
«Я не хочу становиться человечным, – возразил Буреотец. – Но возможно, я смогу научиться. Смогу измениться».
– Это все, что требуется от тебя, – сказал Далинар. – Готовность.
«Но ты ошибаешься. Я понимаю милосердие. Я выражал его при случае».
– Неужели? – с любопытством спросил Далинар. – Когда?
117. Последний подарок
Эшонай с яростным всплеском ударилась о дно ущелья. Наверху продолжалась битва за Нарак, и остальные слушатели вызвали Бурю бурь.
Она должна вести их! Она была первой среди них! Она вскочила на ноги и закричала, сменив дюжину ужасных ритмов один за другим, разбудив в ущелье эхо. Ничего хорошего из этого не вышло. Она была побеждена человеком-осколочником, отправлена кувырком в ущелье.
Ей нужно было выбраться отсюда и снова вступить в бой. Она поплелась вперед. Хотя вода доходила ей до пояса, течение не было быстрым. Это был просто постоянный, устойчивый поток от Плача – и в броне она могла идти против течения. Ее поножи затопила холодная вода.
В какую сторону? Отсутствие света смутило, но, поразмыслив, она поняла, что ведет себя глупо. Ей не нужно было идти ни в ту ни в другую сторону. Ей нужно было подняться наверх. Падение, должно быть, ошеломило ее больше, чем она думала.
Она выбрала шершавый участок стены и начала карабкаться вверх. Ей удалось добраться до середины, используя потрясающую силу захвата осколочной брони, и ритм самомнения стучал в ее ушах. Но дальше стена пропасти выдавалась вперед, и это затруднило ее продвижение. В темноте она не могла найти подходящую опору, а вспышки молний наверху были слишком короткими, чтобы помочь.
Молния. Не слишком ли часты и ярки молнии, чтобы исходить от других буреформ? Ее собственные силы, естественно, были погублены водой. Она почти не чувствовала в себе энергии; та утекала, едва начав прирастать.
Что происходит? Это ведь надвигается Буря бурь, не так ли? Да, Эшонай чувствовала ее силу, энергию, красоту. Но было еще кое-что.
Прислушиваясь к вою ветра, она поняла. Вторая буря. Приближалась Великая буря.
Она настроилась на ритм паники.
Две бури столкнулись, и задрожала сама земля.
Цепляясь за стену ущелья, Эшонай слышала, как ветер завывает наверху. Молнии сверкали, словно припадочные, – как будто Эшонай очень быстро моргала и свет постоянно чередовался с тьмой.
Затем раздался ужасный рев. Хлынувшая в ущелья вода превратилась в мощный поток. Эшонай собралась с силами, но налетевшая волна оторвала ее от стены.
Именно здесь, в этих бурных дождевых водах, началась первая битва Эшонай: борьба за выживание.
Она врезалась в камень, шлем треснул. Ускользающий буресвет осветил темные воды, которые хлынули внутрь, лишая воздуха. Она билась в потоке и ухитрилась ухватиться за что-то твердое – огромный валун, застрявший в центре ущелья.
С усилием она выбралась из воды. Через несколько секунд вода вылилась из шлема, и она смогла вдохнуть, хватая ртом воздух.
«Я умру, – подумала Эшонай, чувствуя, как в ушах стучит ритм разрушения. Вода гремела вокруг нее, брызги падали на броню, в небе сверкала молния. – Я умру… как рабыня».
Нет.
Тлеющий уголек внутри Эшонай ожил. Та часть истинной сути, которую она сохранила, – часть, которую ничто не могло сдержать. Часть, которая заставила ее отпустить Тьюда и остальных. Это была настоящая Эшонай: фемалена, которая неуклонно стремилась покинуть лагерь и исследовать мир, которая всегда жаждала увидеть, что находится за следующим холмом.
И ее невозможно было взять в плен!
Тогда-то и началась вторая битва.
Эшонай закричала, пытаясь избавиться от ритма разрушения. Если ей суждено умереть здесь, она умрет, будучи собой! Шла Великая буря. Во время Великих бурь превращения происходили со всеми – как со слушателями, так и с человеками. В Великой буре смерть шла рука об руку со спасением, напевая в унисон.
Эшонай начала призывать свой клинок – но в грохочущей вспышке молний валун сдвинулся, и она соскользнула. Ритм паники ненадолго овладел ею, когда она снова ушла под воду. Молния, вспыхнувшая наверху, заставила поток светиться. Эшонай врезалась в одну стену пропасти, затем в другую.
«Не паникуй. Это не твои ритмы».
«Я отвергаю тебя».
«Моя жизнь. Моя смерть».
«Я буду свободна!»
Глубоко погрузившись в воду, Эшонай призвала свой клинок и вонзила его в стену пропасти. Почему-то ей показалось, что она слышит чей-то голос издалека. Крик?
Она продолжала цепляться за рукоять, сражаясь с течением. Она изгнала все ритмы, но не могла дышать. Надвинулась темнота. Легкие перестали гореть. Как будто… как будто все будет хорошо…
Что это?
Нота. Странный, навязчивый тон, который она слышала, когда принимала боеформу. Кажется, это был… один из чистых тонов Рошара. Он лежал в основе величественного ритма. Затем появился второй тон, хаотичный и злой. Два звука постепенно сближались, потом соединились.
Они гармонично сплавились и превратились в песню Чести- и-Вражды. Песню певицы, которая могла сражаться, но также воительницы, которая хотела отложить меч. Она нашла этот ритм, когда в темноте перед ней появился маленький спрен, похожий на падающую звезду.
Эшонай напряглась, потянулась, вцепилась скрюченными пальцами.
Ее голова показалась над водой, а затем вода вытекла из шлема – какое благословение… Течение реки замедлялось. Она хватала ртом прекрасный воздух, но потом ее рука соскользнула с рукояти меча, и она нырнула обратно, ее потащило прочь – хотя и с меньшей силой, чем раньше.
Она настроилась на новый ритм. Ритм войны, ритм побед и поражений. Ритм завершения жизни. В такт его ударам она снова призвала клинок и воткнула в землю, крепко держа, пока течение замедлялось.
Она не умрет. Она будет жить. Она достаточно сильна. Ее путешествие не окончено.
Нет. Еще нет!
Она держалась воинственно, пока бурлящий поток не стих. Теперь силы воды не хватало, чтобы толкать ее в тяжелом доспехе. Она упала на дно ущелья, спиной к стене, вода струилась по ней.
Эшонай ощупала бок, где была повреждена броня – и тело. Она истекала кровью из глубокой раны, ее панцирь был сорван. При каждом вдохе внутри что-то хлюпало, а во рту чувствовался вкус крови.
Но в голове у нее все время крутились ритмы детства. Трепет. Уверенность. Скорбь. Решимость. Потом – мир.
Она проиграла первую битву.
Но выиграла вторую.
Слушая ритм победы, она закрыла глаза и обнаружила, что плывет в море света.
«Что это?» – подумала Эшонай.
– КОГДА ТЫ УМЕРЛА, В ТЕБЕ БЫЛО МНОГО ИНВЕСТИТУРЫ, – сказал голос. Он рокотал, как тысяча бурь, эхом отдаваясь в ней. – ПОЭТОМУ ТЫ ЗАДЕРЖАЛАСЬ. НА НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ.
«Инвеститура?» – подумала Эшонай.
– ТЫ БЫЛА СИЯЮЩЕЙ, КОГДА УМИРАЛА. ТЫ НЕ МОГЛА ПРОИЗНЕСТИ СЛОВА ПОД ВОДОЙ, НО Я ВСЕ РАВНО ПРИНЯЛ ИХ. КАК ДУМАЕШЬ, КАК ТЫ ВЫЖИЛА ТАК ДОЛГО, НЕ ДЫША?
Она плыла.
«Так… это моя душа?»
– МОЖНО СКАЗАТЬ И ТАК, – ответил Укротитель Бурь. – А НЕКОТОРЫЕ НАЗВАЛИ БЫ ЕЕ СПРЕНОМ, РОЖДЕННЫМ СИЛОЙ, КОТОРУЮ ТЫ ОСТАВИЛА, И НЕСУЩИМ ОТПЕЧАТОК ТВОИХ ВОСПОМИНАНИЙ. ТАК ИЛИ ИНАЧЕ, ЭТО КОНЕЦ. СКОРО ТЫ УЙДЕШЬ В ВЕЧНОСТЬ, И ДАЖЕ Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО НАХОДИТСЯ ПО ТУ СТОРОНУ.
«Как долго?» – спросила Эшонай.
– МИНУТЫ. НЕ ЧАСЫ.
У нее не было глаз, чтобы закрыть их, но она расслабилась на свету. Она плыла. Она слышала ритмы. Все сразу – и с песнями, которые им соответствовали.
«Что же тогда она значила? – спросила Эшонай, ожидая ответа. – Я про свою жизнь».
– СМЫСЛ – УДЕЛ СМЕРТНЫХ, – сказал Укротитель. – БУРЕ ОН БЕЗРАЗЛИЧЕН.
«Печально».
– РАЗВЕ? Я ДУМАЮ, ЭТО ОБНАДЕЖИВАЕТ. СМЕРТНЫЕ ИЩУТ СМЫСЛ, ПОЭТОМУ ЛОГИЧНО, ЧТО ОНИ СОЗДАЮТ ЕГО САМИ. ТЕБЕ РЕШАТЬ, ЧТО ОНА ЗНАЧИТ, ЭШОНАЙ. ТВОЯ ВОЛЯ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ.
«Если мне решать, то получается, что я потерпела поражение, – подумала она. – Я отдала свой народ врагу. Я умерла в одиночестве, побежденная. Я предала дар предков. Мне стыдно перед всеми слушателями, что жили до меня».
– Я БЫ СКАЗАЛ, НАОБОРОТ, – ответил Укротитель. – В КОНЦЕ КОНЦОВ, ТЫ СДЕЛАЛА ТОТ ЖЕ ВЫБОР, ЧТО И ТВОИ ПРЕДКИ. ТЫ ОТДАЛА СИЛУ ЗА СВОБОДУ. ТЫ ПОНЯЛА ЭТИХ ДРЕВНИХ СЛУШАТЕЛЕЙ, КАК МАЛО КТО КОГДА-ЛИБО ПОНИМАЛ ИЛИ ПОЙМЕТ.
Эти слова позволили Эшонай испытать покой. Она почувствовала, как ее сущность начинает растягиваться. Ее влекло нечто далекое.