– У них были тысячелетия, чтобы собрать их, маленький нож. И они любят самосветы, возможно, по той же причине, по которой мы восхищаемся мечами. Во времена Сияющих некоторые даже верили в легенды о Камне Десяти Зорь и всю жизнь охотились за ним. Как ты получишь буресвет от этих спренов чести?
– Придумаю план.
– Отлично. А насколько ты… стабильна, маленький нож?
Знал бы он, как Шаллан захватила контроль и каким-то образом заперла Вуаль и Сияющую…
– Могло быть и лучше, – призналась Вуаль.
– Знания помогут обрести спокойствие. Как только ты их заработаешь.
– Возможно, – сказала Вуаль. – Или ты сам удивишься тому, что я уже знаю.
Проблема была не в том, чтобы получить знание, а в том, как обрести присутствие духа, чтобы принять его.
А был ли способ подтвердить то, что сказал Узор? О Шуте и о том, что за ним шпионят Духокровники? Она повертела эту идею так и сяк в мыслях, но решила ничего не говорить. Ей не хотелось слишком многое рассказывать Мрейзу.
Ее размышления были прерваны криками. Это было необычно здесь, на территории спренов чести.
– Мне нужно идти, – сказала она Мрейзу. – Что-то случилось.
У спренов чести было множество причин откладывать суд над Адолином. Их первым и самым очевидным оправданием стала необходимость дождаться некоего Верховного судью – спрена, который отправился патрулировать окрестности. Адолин пару недель считал, опираясь на их слова, что речь о Буреотце. Но стоило сказать об этом вслух, как спрены чести ответили смехом.
Так что теперь он понятия не имел, кто такой или что такое Верховный судья, и их ответы казались ему странными. Верховный судья – какой-то спрен, это ясно. Но не спрен чести. Судья был из той разновидности, которая встречается очень редко.
В любом случае отсутствие Верховного судьи давало спренам чести время подготовить документы, заметки и свидетельские показания. Однако, если бы все это было готово, они бы все равно не позволили судебному разбирательству начаться. Потому что, как объясняли они, Адолин – идиот.
Они, разумеется, выразились иначе. И все же он не мог не подозревать, что именно об этом и думали хозяева Стойкой Прямоты. Он был прискорбно невежествен в том, что здесь считали надлежащей процедурой судебного разбирательства. Потому и оказался на сегодняшней встрече. Каждые два дня проходил инструктаж. Спрены чести высказались без обиняков: то, каким образом Адолин сформулировал свое предложение, позволяло им осудить его как предателя и убийцу. Сам того не желая, он дал им шанс повесить на него грехи древних Сияющих. И спрены хотели, чтобы он при этом разбирался в надлежащей судебной процедуре. До чего странные существа…
Он тихонько прошел через библиотеку – длинное невысокое здание на северной плоскости Стойкой Прямоты. Спренам чести нравились книги, судя по обширной коллекции, но он редко видел здесь кого-нибудь. Видимо, им нравилось владеть книгами, относиться к ним как к реликвиям, которые нужно беречь.
А вот с его наставницей все обстояло иначе. Она забралась на приставную лесенку и перебирала книги на верхней полке. Ее одежда, сделанная из ее сути, напоминала наряд тайленской торговки: юбка до колен, блуза и шаль. В отличие от спренов чести, ее окрас был полуночно-черным, и когда свет падал под определенным углом, появлялись переливы цвета, как от масла на лезвии клинка.
Она была чернильным спреном; Ясна связалась с таким же, хотя Адолин никогда не видел его. Эта называла себя Купаж – имя казалось ему странным.
– А, великий князь, – сказала она, заметив его. – Вы здесь быть.
– Да, – ответил он.
За недели бесед он почти привык к ее особому стилю речи.
– Хорошо, хорошо, – сказала она, спускаясь по ступенькам. – Времени у нас почти нет. Пойдемте, надо поговорить.
– Времени почти нет? – переспросил Адолин, спеша рядом с ней.
Она была ниже ростом, чем большинство спренов чести, ее чернейшие волосы были заплетены в подобие косы и подколоты. Едва заметная разница в оттенках подчеркивала круглое личико и маленький нос.
– Да, – сказала она. – Спрены чести назначили дату вашего суда. Она быть.
– Когда?
– Три дня.
– Значит, Верховный судья здесь? – спросил Адолин, когда они подошли к своему столу.
– Должен скоро вернуться. Возможно, уже здесь. Поэтому надо решать. – Она села, не переставая говорить. – Вы еще не готовы. У вас нет прогресса, великий князь Адолин. Я говорю это не для того, чтобы оскорбить. Просто так быть.
– Я знаю, – сказал он, садясь. – Законы спренов чести… сложные. Жаль, что вы не можете выступать от моего имени.
– Обычай не такой быть.
– Очень досадно.
– Да, – согласилась она. – Это неудивительно, поскольку правила придумала заносчивая кучка чопорных, чрезмерно отполированных пуговиц.
Спрены чернил и спрены чести не питали друг к другу особой любви. А Купаж, предположительно, была из самых дипломатичных представителей своего народа – ее прислали в Стойкую Прямоту как официального эмиссара.
– Я знаю спрена чести в моем мире, – сказал Адолин. – Иногда она бывает… причудливой, но я бы не назвала ее чопорной.
– Древняя Дочь? – уточнила Купаж. – Она не единственная, у кого и впрямь такой характер. Многие спрены чести были на нее похожи. Другие все еще похожи. Но Стойкая Прямота и те, кто здесь быть, оказали сильное влияние на их народ. Одни проповедуют изоляцию. Другие слушают.
– Какие крайности… – сказал Адолин. – Они должны понять, что есть лучший способ справиться со своим гневом на людей.
– Согласна. Лучшее решение быть. Я бы просто вас убить.
Адолин вздрогнул от неожиданности:
– Простите?
– Если человек попытается связать меня узами, – сказала Купаж, листая книги в своей стопке, – я напасть и убить. Это лучшее решение быть.
– Я не думаю, что Сияющие создают узы насильно, – заметил Адолин.
– Они принуждать. Я ударить первой. Ваше племя не заслуживает доверия. – Она отложила книгу и покачала головой. – Как бы то ни было, я беспокоюсь о вашей подготовке. Она слаба, и не по вашей вине. Спрены чести используют хитросплетения законов против вас, во вред вам. Вы будете как ребенок, который пытается драться на дуэли. Я полагаю, что у вашего племени суды устроены более открыто?
– По сути, надо пойти к ответственному за правосудие светлоглазому и выступить в защиту своих интересов, – сказал Адолин. – Он выслушает, может быть, опросит свидетелей, посовещается с экспертами, а потом вынесет решение.
– Коротко, просто. Очень несовершенно, но просто. Спрены чести этого региона любят свои правила. Но возможно, лучшим решением будет… – Она взяла одну из книг, которые просматривала, когда он пришел. – Мы можем ходатайствовать о судебном разбирательстве с обличителями. Разновидность, более похожая на ту, что вам уже известна.
– Звучит здорово, – сказал Адолин, расслабляясь.
Если бы пришлось выслушать еще одну лекцию, включающую такие термины, как «оправдательные доказательства» и «компенсационные выплаты», он попросил бы его казнить и покончить с этим.
Купаж говорила, одновременно делая пометки:
– Хорошо, что я провела эти недели, обучая вас основам. Так вы можете надеяться на победу в разбирательстве. Прежде чем я все объясню, изложите мне вашу стратегию в общих чертах.
Они говорили об этом десятки раз, и Адолин мог протараторить стратегию задом наперед. Он не возражал: солдаты на плацу отрабатывают все маневры до тех пор, пока не смогут выполнять их во сне. А этот суд – все равно что битва. Купаж неоднократно предупреждала его остерегаться словесных засад.
– Мне нужно убедить их, что я не могу нести ответственность за действия древних Сияющих, – сказал Адолин. – Что они не могут избегать меня или моего отца из-за того, что совершили наши предки. Чтобы добиться этого, я продемонстрирую свой характер, докажу, что современные Сияющие не связаны со старыми орденами, и докажу, что наши действия перед лицом нынешнего кризиса являются свидетельством чести, проявляемой людьми.
Купаж кивнула:
– Мы выберем суд с участием обличителей. Если ходатайство будет принято, разбирательство пройдет в три этапа в течение трех дней. В первый день Верховный судья заслушает три свидетельства против вас. На следующий день вы дадите показания. В последний день разрешается одно опровержение, затем выносится решение. Этот формат судебного разбирательства выбирают нечасто, потому что он позволяет много обличающих заявлений против обвиняемого. Однако, учитывая, насколько слабо вы разбираетесь в правовых системах… ну… так лучше.
Адолин почувствовал внутреннюю дрожь. Ему хотелось сразиться с мечом в руке, но в этом-то и была вся беда. Любой Сияющий мог добиться большего в подобном бою, так что его навык владения мечом фактически устарел. Он не мог натренироваться до уровня Сияющего; они исцелялись от ран и наносили удары со сверхъестественной грацией и силой. Мир вступил в эпоху, когда просто хорошо владеть оружием было недостаточно.
Оставалось только найти для себя новое место. Отец всегда жаловался, что не годится для дипломатии; Адолин был полон решимости не следовать его путем.
– Если я смогу выступить на второй день, – сказал он, – тогда пойдет. Другие методы, которые вы предложили, потребовали бы от меня слишком большого понимания их законов.
– Да, – согласилась Купаж. – Хотя я опасаюсь, что, давая показания, вы сами себя изобличите. Хуже того, вы рискуете спровоцировать аудиторию на вопросы и осуждение. Вам придется в одиночку противостоять толпе экспертов в области права и риторики.
– Но я должен выступить от своего имени! – возразил Адолин. – Не вижу способа достичь того, что мне нужно, не разговаривая с ними. Мне необходимо проявить себя и воззвать к их чести.
Купаж пролистала заметки. Адолин уже понял: когда она не смотрит на него, это означает, что ей трудно что-то сказать.
– Что?
– Вы очень верите в их честь, князь Адолин. У вас чувство справедливости… быть.