– Это спрены чести, – сказал он. – Разве они по определению не должны быть честными?
– Парадокс быть, – согласилась Купаж. – Да, это спрены чести. Но честь… не то, что у них… быть.
– Что вы имеете в виду?
– Люди определяют честь, – сказала Купаж. – И теперь ни один бог не может ее никому навязать. К тому же спрены вроде нас – не безмозглые существа. Наша воля сильна. Наше восприятие формирует то, как мы понимаем «честь», «добро» и «зло». Все как у людей.
– Вы хотите сказать, что их представление о «честном» может не совпадать с моим представлением о «честном». Сил предупреждала меня об этом.
– Да. То, чем они являются, определяет их честь. Какими бы они ни были.
– Это… пугает, – признался Адолин. – Но им свойственна и доброта. Они заботятся о мертвоглазых, даже о Майе, очень сердечно и внимательно.
– Хм, да, – сказала Купаж. – Эта. Вам другой спрен сказал, как ее зовут?
– Нет, она сама.
– Мертвоглазые не говорят. Так быть.
– Вы все повторяете это, но вы ошибаетесь. Я слышал ее мысленно. Правда, только один раз, но она назвала свое имя. Майяларан. Она моя подруга.
Купаж склонила голову набок:
– Любопытно. Очень любопытно…
– В глубине души спрены чести, должно быть, хотят помочь. Конечно, они меня выслушают. Конечно, я сумею заставить их понять.
– Я дам вам лучший шанс из возможных. Но пожалуйста, поймите и вы. Спрены, все без исключения, боятся людей не без причины. Чтобы доказать, что вы ошибаетесь, им нужно не только продемонстрировать существующий риск уз с человечеством. Им еще надо показать, что присущие вам изъяны оправдывают эти опасения.
– Риск повсюду, – сказал Адолин.
– Да. Вот почему это испытание… невыгодно вам. Такая правда быть, князь Адолин.
– Когда я слышу от вас подобные речи, – проговорил он, пытаясь рассмеяться, – мне кажется, что шансов на победу нет вообще!
Она закрыла книгу. И не ответила.
Адолин тяжело вздохнул:
– Ну ладно. Как мы поступим?
– Я полагаю, лучше всего будет узнать, здесь ли Верховный судья.
Она встала, оставив книги на столе, и направилась к двери. Адолину оставалось лишь поспешить следом. Купаж утверждала, что ненавидит спренов чести из-за древнего соперничества, но на самом деле вела себя в точности как они. Например, ни те ни другие не проявляли особого почтения к человеческим титулам. Адолин не считал себя заносчивым, но разве они не могли относиться к нему с чуть большим уважением?
Снаружи, как всегда, он на мгновение растерялся, не сразу вспомнив, что верх и низ в этом месте означают не то, к чему он привык. Что люди здесь могут ходить по всем четырем плоскостям внутри прямоугольной башни.
Адолин сомневался, что когда-нибудь почувствует себя спокойно в этом месте. Спрены утверждали, что вовсе не связывание потоков позволяло им ходить по стенам; давнее присутствие спренов чести позволило башне самой выбрать другой тип законов природы. Возможно, такие разговоры имели смысл для Шаллан. И вообще, где она? Она часто опаздывала на эти уроки, но обычно все-таки появлялась.
Купаж повела его к углу, где северная плоскость встречалась с западной, на которой располагалось большинство официальных зданий. Адолин всегда находил эту часть любопытной; он должен был подойти и поставить одну ногу на стену, потом откинуться назад и поднять другую, чувствуя, что вот-вот упадет. Вместо этого сам мир вокруг него как будто поворачивался – и оказывалось, что он стоит на другой плоскости.
– У вас это получается лучше, чем у большинства людей, – заметила Купаж. – Их от процесса часто тошнит.
Он пожал плечами и последовал за ней к ряду невысоких зданий, сгрудившихся у основания башни. Большинство зданий в Стойкой Прямоте были одноэтажными. Он не знал, что могло случиться, окажись они слишком высокими; неужели с них можно было упасть?
Они шли мимо групп спренов чести, и он подумал о том, что сказала Купаж об их природе. Не о чести как таковой – о чести, какой ее определяли сами спрены. Ну, может быть, они не все такие надутые, какими кажутся. Временами он слышал смех или ловил намек на озорную улыбку. Затем мимо проходил пожилой спрен чести в мундире – и все снова мрачнели. Эти существа, будучи спренами клятв, казались пойманными в ловушку между инстинктом игривости и своей природой.
Он ожидал еще одну нудную дискуссию со спреном чести, который вел его дело, но не успели Адолин и Купаж войти в здание правосудия, как она остановилась и склонила голову набок. Махнула ему, указывая другое направление, и он вскоре понял почему. На земной плоскости, возле ворот, происходила какая-то суматоха. На мгновение Адолином завладела паника: вдруг друзья решили попытаться его освободить, нарушив приказ? Или, что еще хуже, мертвоглазые снаружи внезапно ринулись атаковать Стойкую Прямоту?
Но нет. Группа спренов сгрудилась возле вновь прибывшего.
– Верховный судья? – догадался Адолин.
– Да, – сказала Купаж. – Отлично. Можете обратиться к нему с прошением.
Она пошла в ту сторону, вниз по западной плоскости.
Адолин последовал за своей наставницей и вскоре уже смог во всех подробностях рассмотреть Верховного судью, из-за которого все так суетились.
Тот, как выяснилось, был человеком.
– Человек?.. – проговорила Вуаль, застыв столбом. – Этого не может быть.
Прищурившись, она разглядывала вновь прибывшего, и ей не нужно было подходить близко, чтобы убедиться в верности своей интуиции. Невысокий, седеющий алети. Тот, за кем она охотится. Верховным судьей Стойкой Прямоты был Рестарес.
– Ммм… – проговорил Узор. – Но ведь они сказали, что Верховный судья – спрен. Неужели спрены чести солгали? Ммм…
Вуаль подошла к небольшой толпе спренов чести, собравшихся на южной плоскости, чтобы поглазеть на суету из-за прибытия судьи. Одной из них оказалась Лузинтия, которой поручили сопровождать Вуаль в ее первый день в крепости. Она была низенькая, с волосами, уложенными валиком на шее. Носила не мундир, но весьма на него похожие строгий жакет и брюки.
Вуаль протолкалась к Лузинтии, заработав шокированные взгляды от спренов чести, которые обычно не сбивались в столь плотные толпы. Узор следовал за ней по пятам.
– Это не может быть Верховный судья. – Вуаль потыкала пальцем. – Я специально спросила, человек ли он.
– Не человек, – подтвердила Лузинтия.
– Но…
– У него, возможно, облик человека, – продолжила Лузинтия. – Но он – вечный и бессмертный спрен, который благословляет нас своим присутствием. Это Калак, которого среди твоего народа называют Келек’Элин. Вестник Всемогущего. Он приказал не говорить никому, что он здесь, и особым образом велел не говорить человекам – поэтому нам не разрешалось отвечать на твои вопросы, пока ты сама не увидишь его.
Преисподняя…
Человек, которого Мрейз послал ее найти – и, как она подозревала, убить, – был одним из Вестников!
79. Открытая рана
Йезриена больше нет. Хоть я был далеко, в Стойкой Прямоте, я почувствовал, как его отрывают. Клятвенный договор нарушен, но Связь осталась. Каждый из нас в какой-то мере может чувствовать остальных. Стоило разузнать новости, и я выяснил правду о том, что с ним случилось. Это изначально было похоже на смерть – и я думаю, что в конечном итоге ею и стало.
Рлайн вошел в прачечную и почувствовал, как все присутствующие – забери их буря! – повернули головы, чтобы посмотреть на него. Охранники-певцы у двери оживились, один пихнул другого и запел в ритме любопытства. Человеческие женщины, трудившиеся у больших корыт с пенистой водой, оборачивались, не переставая тереть. Мужчины, которые работали у чанов для отбеливания – вращая ткань внутри длинными шестами, – остановились и вытерли лбы. Болтовня перешла в шепот.
Рлайн. Предатель. Изгой. Диковинка.
Он гордо поднял голову – он пережил Четвертый мост не для того, чтобы его испугала тихая комната и пристальные взгляды, – но не смог избавиться от ощущения, что был единственным тусклым самосветом в общей куче. Каким-то образом после вторжения певцов в Уритиру отчуждение усилилось.
Он прошел мимо корыт и чанов к сушильной установке. Некоторые из первоначальных фабриалей башни – лифты, главные колодцы, вентиляционные отверстия – были переделаны для работы с пустосветом. Это означало, что здешние рабочие могли установить большие стеллажи для сушки в этой комнате, где из вентиляционных отверстий дуло немного сильнее. Поговаривали, что Сплавленные скоро включат другие фабриали, но Рлайна не посвятили в сроки.
Возле сушильных полок его ждала небольшая тележка с чистым постельным бельем. Он пересчитывал простыни, когда бригадир – светлоглазый, который, казалось, всегда оказывался рядом, когда приходил Рлайн, – прислонился к стене поблизости, скрестив руки.
– Итак, – обратился он к Рлайну, – на что это похоже? Бродить по башне куда вздумается. Править этим местом. Неплохо, а?
– Я ничем не управляю, – сказал Рлайн.
– Конечно, еще бы. Хотя, должно быть, приятно чувствовать себя главным над всеми людьми, которые когда-то владели тобой.
– Я слушатель, – ответил Рлайн в ритме раздражения. – Я никогда не был рабом алети, просто шпионом, притворяющимся им.
Ну, за исключением Четвертого моста. Это было похоже на настоящее рабство.
– Но теперь за дело взялись твои соплеменники, – настаивал мужчина, совершенно не понимая намека.
– Они не мои. Я слушатель, я из совершенно другого народа. У меня с ними не больше общего, чем у тебя с ириали.
Мужчина почесал в затылке. Рлайн вздохнул и покатил тележку за подушками. Женщины обычно не разговаривали с ним, так что он смог сложить подушки в кучу, удостоившись лишь нескольких хмурых взглядов.
К несчастью, он слышал их шепот. Отчетливее, чем они, вероятно, думали.
– Не говори слишком громко, – предупреждала одна. – Он доложит своим.
– Он все время был тут, – прошипела другая. – С ветробегунами – следил за ними и планировал, когда лучше нанести удар. Это он их отравил.