– Древняя, – сказала Венли в ритме страстного желания, подходя к перилам. – Зачем мы следим за Рабониэлью, если не для того, чтобы понять, как она пытается нас одолеть? Какова цель моего наблюдения?
– Мы наблюдаем, – Лешви опустилась на уровень глаз Венли, – потому что испуганы. Для Рабониэли что игры человеков и певцов, что их жизни – ерунда. Мы следим за ней, Венли, потому что хотим, чтобы ее интриги не привели к концу света.
Венли почувствовала озноб, настраиваясь на ритм ужасов. Когда Лешви улетела, Венли поднялась на лифте, преследуемая этими словами.
«Что игры человеков и певцов, что их жизни – ерунда…»
Зловещие речи лишили Венли ее прежнего оптимизма. Выйдя из лифта, она решила остановиться и проверить, как там Рлайн и остальные. При мысли о Царственных в лазарете она невольно настроилась на ритм мучений. По крайней мере, у лекаря и его жены хватило здравого смысла не показываться им на глаза.
Венли проскользнула в отгороженную часть комнаты, где сегодня дежурила Хесина. Жена лекаря кивнула при виде Последней Слушательницы, а потом с беспокойством глянула на остальных. Появился новый человек, которого Венли не знала; он стоял и молчал, опустив глаза.
От Лирина и Рлайна исходило напряжение. Рлайн тихо напевал в ритме предательства. Да что здесь произошло?..
– Не могу поверить, – сказал Рлайн. – Просто не могу поверить! Он же твой сын.
– Мой сын давно мертв, мостовик, – ответил Лирин, быстро закидывая лекарские инструменты в небольшую сумку. – Каладин все пытался объяснить, а я только недавно начал понимать. Он больше не хочет быть моим сыном. Раз так, мне трудно видеть в нем кого-то другого, кроме убийцы и подстрекателя. Того, кто безрассудно подвергал опасности не только мою семью, но и жизнь каждого человека в Уритиру, руководствуясь мстительностью и злобой.
– Значит, ты бросишь его умирать? – потребовал ответа Рлайн.
– Не вкладывай в мои уста слов, которые я не говорил, – отрезал Лирин. – Я пойду к нему, как пошел бы к любому раненому.
– А потом? – не унимался Рлайн. – Ты сказал…
– Я сказал – посмотрим. Возможно, мне придется перенести его сюда, чтобы обеспечить длительный уход.
– Ты отдашь его палачам!
– Если потребуется, да будет так. Я сделаю все, что положено лекарю, а потом пусть Каладин сам разбирается с последствиями своих действий. Я больше не пешка в смертоносных играх. Для обеих сторон.
Рлайн всплеснул руками:
– Какой смысл пытаться спасти его, а потом обречь на гибель?
– Тихо! – прошипела Венли, поглядывая через тонкие занавески на остальных людей в лазарете. – В чем дело?
Лирин впился взглядом в Рлайна, который снова загудел в ритме предательства.
– Наш сын пережил события того дня, – объяснила Хесина Венли. – Это один из его друзей. Он говорит, что силы Каладина не работают должным образом и его раны не заживают. Он в коме и медленно умирает – судя по всему, от внутреннего кровотечения.
– Или от инфекции, – сказал Лирин, запихивая в сумку еще несколько вещей. – По описанию непонятно.
– Мы отведем тебя туда, – сказал Рлайн, – если только ты пообещаешь не выдавать его и Тефта врагу.
Он посмотрел на новичка, и тот кивнул в знак согласия.
– Тогда он наверняка умрет, – отрезал Лирин. – Его кровь будет на твоих руках.
Они уставились друг на друга, и Венли настроилась на ритм раздражения. Как будто мало ей причин для беспокойства.
– Я пойду, – сказала Хесина, хватая со стола хирургическую сумку.
– Хесина…
– Он и мой сын тоже, – сказала она. – Вперед, Рлайн. Я могу показать, как лечить лихорадку, и дать ему несколько противовоспалительных средств, а также кое-что для борьбы с инфекцией.
– А если это внутреннее кровотечение? – спросил Лирин. – Ему понадобится операция. Хесина, ты не сможешь провести ее в полевых условиях.
В его голосе звучала злость, но у ног собрались спрены страха. Не спрены гнева. Лекарь отвернулся и сделал вид, что перебирает инструменты. Но люди были так полны эмоций, что они выплескивались наружу. Он не мог скрыть от Венли своих чувств. Досаду. Беспокойство.
Лекарь мог говорить что угодно. Но он любил своего сына.
– Его нужно доставить сюда, – проговорил Лирин, и в его голосе звучала боль, столь же явная, как и в любом ритме. – Я пойду с вами, помогу ему. Затем… Выслушай мое предложение, Рлайн. Если он в коме, ему понадобится длительный уход. Мы можем поместить его в эту комнату и притвориться, что он без сознания, как и остальные.
– Он скорее умрет, – прошептал новенький.
В его голосе было что-то странное, чего Венли никак не мог понять. Он невнятно произносил слова.
Воцарилась тишина.
Не молчало только одно существо. Тимбре внутри Венли вибрировала от возбуждения. Маленький спрен издавал такой громкий звук, что Венли была уверена, что остальные слышат. Как они могли не слышать?
– Это должно было рано или поздно случиться с Кэлом, – мрачно проговорил Лирин. – Большинство солдат умирают не на поле боя, ты же знаешь. Гораздо больше людей погибают от ран через несколько дней. Мой сын научил вас сортировке раненых, не так ли? Что он говорил о людях с такими ранами, как у него?
Двое бывших мостовиков переглянулись.
– Устраивай их поудобнее, – сказал тот, что невнятно произносил слова. – Дай попить. Обезболивающее, если есть. И пусть они спокойно… отходят.
В комнате снова воцарилась тишина. Молчали все, кроме Тимбре, которая практически лопалась от звука.
«Время пришло. Время пришло. Пора!»
Когда Венли заговорила, она почти поверила, что это Тимбре говорит за нее.
– А что, если… я знаю про гранетанцора, чьи силы все еще действуют? И мне кажется, что мы можем ее спасти.
Объяснения не заняли много времени. Венли размышляла об этом уже несколько дней; ей нужно было только немного попрактиковаться со своими силами и получить кое-какую помощь от Рлайна.
Девочку-гранетанцора держали в той же камере, которую не так давно занимал Рлайн. Венли с легкостью могла пройти сквозь стену; она достаточно контролировала свои силы. Настоящая сложность заключалась в том, чтобы вызволить узницу, никак не выдав своего участия.
Тимбре раздраженно заколотилась, когда Венли и Рлайн поспешили к камере. Человек, Даббид, шел другим путем. Венли не хотела, чтобы его видели рядом.
– Откуда у тебя осколочный клинок? – тихо спросил Рлайн в ритме любопытства. – И почему никто не знает, что он у тебя есть?
– Долгая история, – сказала Венли, которая еще не придумала подходящую ложь.
– Это ведь клинок Эшонай, не так ли? Ты знаешь, что с ней случилось? Я знаю, ты сказала, что она мертва… Но как?
«Она погибла под контролем спрена пустоты, – подумала Венли, – потому что я обманом заставила ее пригласить его в свое светсердце. Она упала в ущелье, сражаясь с человеком-осколочником, а затем утонула. Одна. Я нашла ее труп и – под руководством спрена пустоты – осквернила его, похитив осколки. Но у меня их нет».
Она многое могла сказать…
– Нет. Я получила его от мертвого человека. Я связалась с осколками узами во время путешествия в Холинар, еще до того как Сплавленные нашли меня и остальных.
– Это было, когда они… они…
Рлайн настроился на ритм потерь.
– Да, – ответила Венли в том же ритме. – Когда они забрали остальных наших друзей. Они оставили меня, потому что Вражда хотел, чтобы я странствовала, распространяя ложь о нашем народе, «вдохновляя» вновь пробужденных певцов.
– Мне очень жаль, – проговорил Рлайн. – Должно быть, тебе пришлось нелегко.
– Я выжила. Но если мы хотим спасти эту девочку, надо убедиться, что Сплавленные не выявят наше участие в ее побеге. Ты не можешь вмешиваться, Рлайн. Человек должен сам справиться с отвлекающим маневром.
Рлайн запел в ритме задумчивости.
– Что? – спросила Венли.
– Даббид не тот, кому я поручил бы такое дело, – признался он. – До сегодняшнего дня я думал, что он немой.
– Ему можно доверять?
– Абсолютно. Он из Четвертого моста. Но… мне хотелось бы знать, почему он так долго молчал. Я знаю, что на войне ему пришлось несладко, и все же тут явно кроется что-то еще. – Он загудел в ритме решительности. – Я вмешаюсь, только если что-то пойдет не так.
– Если ты так поступишь, нам всем придется удирать, – заметила Венли в ритме скепсиса. – Так что убедись, прежде чем что-то решать.
Рлайн кивнул, все еще напевая в ритме решительности, и на следующем перекрестке они разошлись. Венли пробралась в особо тихую часть коридора, где не было других источников света, кроме ее сферы. Большинство людей держались подальше от этого места; войска Преследователя располагались неподалеку. Редкие приказы Рабониэли, направленные на поддержание спокойствия в башне, едва сдерживали этих солдат.
Она настроилась на ритм мира, иногда используемый слушателями для измерения времени. За стеной находилась камера. Когда приблизилась четвертая доля такта, Венли прижала руку к камню и втянула в себя пустосвет, реквизированный чуть раньше, взамен использованного. Шквал, хоть бы Рабониэль не узнала, что она взяла так много…
Тимбре начала успокаивающе пульсировать. Этот камень, как и предыдущий, откликнулся на прикосновение Венли. Он дрожал и колыхался, как шкура на спине животного, которое как следует почесали.
Камень прошептал: «Сдвинься».
Он направил ее в нужное место, откуда проще было проникнуть в камеру. Тимбре испускала волны, от которых стена пульсировала в ритме надежды. Прозвучала четвертая доля такта в ритме мира – Рлайн должен был в этот момент подать знак Даббиду, чтобы тот вошел к стражникам с их обедом. Просто еще один слуга, выполняющий свою работу. Ничего необычного, просто сегодня еду прислали немного пораньше.
Венли воткнула руку в камень, и ритм надежды Тимбре зазвучал ликующе. Он был приятным, теплым и обволакивающим. В отличие от Глубинных, Венли изменяла камень. Он становился мягким, как глина.