Ей требовался способ измерить Инвеституру, силу заряженного самосвета. И еще ей нужна была модель – форма энергии, которая совершенно точно имела противоположность. Что в природе имело доказуемую, измеримую антагонистичность?
– Магниты, – проговорила Навани вслух, отодвигая стул и поднимаясь от своих записей.
Она подошла к стражнику у двери своей комнаты:
– Мне нужно больше магнитов. И пусть будут мощными. Кое-что мы хранили на складе химикатов на втором этаже.
Стражник что-то пропел и сопроводил это долготерпеливым вздохом, адресованным Навани. Он огляделся в поисках поддержки, но единственной певицей поблизости оказалась дочь Рабониэли, которая сидела в коридоре, прислонившись к стене, держа меч на коленях и глядя вдаль. Она напевала – не ритм, вдруг поняла Навани, а знакомую человеческую мелодию, которую иногда горланили в тавернах. Откуда Сплавленная узнала про нее?
– Полагаю, это можно, – проговорил стражник. – Хотя кое-кого начинают раздражать ваши бесконечные запросы.
– Обсуди это с Рабониэлью, – сказала Навани, возвращаясь к своему столу. – О, еще кое-что: Сплавленные используют какое-то оружие, которое вытягивает буресвет из Сияющих, когда пронзает их. Достань мне немного такого металла.
– Повелительница желаний точно должна одобрить это, – заявил стражник.
– Ну так иди и спроси. Ступай. Я не убегу. Куда, по-твоему, я могу деться?
Стражник – Царственная буреформа – что-то проворчал и отправился выполнять ее просьбу. Во время своего заключения Навани кое-что о нем выпытала. Он был рабом-паршуном во дворце в Холинаре. Он считал, что она должна узнать его, и… возможно, был прав. Однако паршуны всегда были все равно что невидимы.
Пока тянулось ожидание, Навани затеяла другой опыт. На столе у нее лежали две сопряженные половинки рубина. Это означало расколотый самосвет – и расколотого спрена, разделенного прямо по центру. Она пыталась понять, может ли использовать метод камертона, чтобы вытянуть половинки спрена и соединить их в более крупном рубине. Вдруг это понравится Сородичу, который все еще не хотел с ней разговаривать?
Навани поместила половинку самосвета под линзу и стала наблюдать, как спрен внутри реагирует на камертон. Это был искаженный спрен пламени; она надеялась, что его природа не повлияет на суть эксперимента.
Спрен и впрямь зашевелился внутри, реагируя на звук. Он прижался к стене самосвета, но не смог вырваться.
«Буресвет может просачиваться через мельчайшие трещины в камне, – подумала Навани. – Но спрен слишком большой».
Вскоре кто-то вошел; Навани заметила тень, когда гость заслонил лампу.
– Мои магниты? – она протянула руку, по-прежнему глядя на спрена. – Дай сюда.
– Не магниты, – сказала Рабониэль.
– Повелительница желаний. – Навани повернулась и поклонилась со своего места. – Прошу прощения, не узнала вас.
Рабониэль запела в ритме, который Навани не смогла различить, затем подошла, чтобы поглядеть, чем занимается бывшая королева.
– Пытаюсь заново соединить разделенного спрена, – объяснила Навани. – Прошлый опыт показывает, что при разбивании самосвета пополам спрен пламени исчезает, но в этом случае две половинки превратились в отдельных спренов. Я пытаюсь понять, смогу ли я сделать их единым целым.
Рабониэль положила на стол вещицу – маленький кинжал с деревянной ручкой, украшенной замысловатой резьбой и с большим рубином на эфесе. Навани взяла оружие и заметила, что середина клинка – словно жила от острия до рукояти – сделана из другого металла.
– Мы используем их для сбора душ Вестников, – объяснила Рабониэль. – Точнее, таков был план. До сих пор мы заполучили только одного, и… возникли сложности. Я надеялась забрать тех двоих, что, по слухам, были здесь, но они ушли вместе с вашим экспедиционным корпусом.
Навани рассматривала оружие, холодея.
– Мы использовали этот металл в течение нескольких Возвращений, чтобы лишать Сияющих буресвета, – продолжила Рабониэль. – Это проводник Инвеституры, он извлекает ее из источника и втягивает внутрь. Мы использовали его для наполнения самосветов, однако до падения Ба-Адо-Мишрам не понимали, что спрена тоже можно поместить в камень. Именно тогда одна из нас – Та, Что Видит Сны, – поняла, что таким же образом можно заманить в ловушку душу Вестника.
Навани облизнула губы. Значит, это правда. Шалаш сказала им, что Йезерезе’Элин пал. Они не понимали как. Но это лучше, чем полное уничтожение. Можно ли его каким-то образом вернуть?
– Что вы сделаете с их душами? – спросила Навани. – Как только они у вас появятся?
– То же самое, что вы сделали с душой Нергаула. Спрячем в безопасное место, чтобы их никогда больше не выпустили. Зачем тебе понадобился этот металл? Стражник рассказал, что ты о нем спрашивала.
– Я думала, это лучший способ переноса буресвета и пустосвета – путем их извлечения из камней.
– Сработает, – согласилась Рабониэль. – Но это не очень практично. Рейзий исключительно трудно получить. – Она кивнула на кинжал, который дала Навани. – Да будет тебе известно, что это конкретное оружие содержит лишь небольшое количество металла – его недостаточно, чтобы собрать душу Вестника. Поэтому если решишься применить его против меня, ты не сможешь причинить мне вреда.
– Понятно, Древняя, – сказала Навани. – Мне он нужен только для опытов. Спасибо.
Она коснулась половинки рубина острием кинжала, с его жилой из золотисто-белого металла. Ничего не произошло.
– Как правило, чтобы это сработало, нужно кого-то пронзить, – подсказала Рабониэль. – Прикоснуться к душе.
Навани рассеянно кивнула, перенастраивая опыт, камертон и линзу, а затем присмотрелась к тому, как двигался спрен в камне, откликаясь на звук. Она снова приблизила к нему острие кинжала, наблюдая за любыми переменами в поведении.
– Похоже, тебе это нравится, – заметила Рабониэль.
– Я бы больше наслаждалась, если бы мой народ был свободен, Повелительница желаний. Однако я намерена потратить время с некоторой пользой.
Защита башни, хоть и слабая, потерпела неудачу. Она не могла связаться с Каладином, услышать Сородича или придумать план, опираясь на помощь ученых. Единственный узел теперь защищал сердце Уритиру от порчи.
У Навани оставалась одна надежда: так вжиться в роль ученой, чтобы создать новое оружие. Оружие, способное убить бога.
Опыт не дал результата. Спрен не сумел выбраться из рубина, даже при помощи тона, который его призывал. Искаженный спрен был ярко-синим и выглядел как половина человека: одна рука, одна нога. Почему он продолжал проявлять себя в таком облике? Спрены пламени постоянно меняли форму и еще замечали, что за ними наблюдают. Навани прочитала несколько любопытных эссе про эту сбивающую с толку особенность.
Она взяла маленький ювелирный молоток и осторожным ударом расколола половинку рубина, позволив спрену сбежать. Он сиганул прочь, но тут же был схвачен кинжалом. Свет пробежал по лезвию, затем рубин на эфесе начал светиться. Навани убедилась, что половина спрена теперь внутри.
А если разбить вторую половину рубина и запечатать ее содержимое в том же самосвете? Взволнованная, она потянулась за камнем, но стоило его подвинуть, как кинжал скользнул по столу.
Навани застыла. Две половины спрена все еще соединены? Она ожидала, что связь прервется, как только нарушатся условия первоначального заточения. Любопытствуя, она переместила кинжал. Другая половина рубина отлетела на несколько футов к центру комнаты.
Очень далеко. Слишком далеко! Она передвинула кинжал на полфута, в то время как спаренный рубин переместился в три раза дальше. Навани смотрела на парящий рубин широко раскрытыми глазами.
Рабониэль громко запела, выглядя такой же озадаченной.
– Как? – спросила она. – Это потому, что спрен искажен?
– Возможно, – сказала Навани. – Хотя я экспериментировала с сопряженными спренами, и похоже, что искаженные ведут себя так же, как и обычные.
Она смотрела на кинжал во все глаза.
– Самосвет на кинжале больше, чем тот, в котором спрен был заточен раньше. Прежде всегда нужно было делить камень на две абсолютно равные половины, чтобы произошло сопряжение. Возможно, переместив одну половину в более крупный камень, я создала что-то новое…
– Умножение силы? – предположила Рабониэль. – Теперь мы, переместив большой камень на короткое расстояние, заставляем маленький преодолеть очень большое?
– Энергия при этом сохраняется, если как следует истолковать законы фабриальной механики, – проговорила Навани. – Тратится больше света, и переместить большой камень сложнее, чем маленький. Но, шквал… какие из этого следуют выводы…
– Запиши, – сказала Рабониэль. – Запиши свои наблюдения. Я сделаю то же самое.
– Зачем?
– Ритм войны, Навани, – сказала Рабониэль, словно это было исчерпывающим объяснением. – Сделай, как я говорю. И продолжай свои эксперименты.
– Обязательно, – ответила бывшая королева. – Но, Повелительница желаний, я столкнулась с еще одной проблемой. Мне нужен способ, позволяющий измерить силу буресвета в камне.
Рабониэль не стала расспрашивать зачем.
– Для этого у нас есть песок.
– Песок?
– Он черный от природы, но становится белым в присутствии буресвета. Поэтому его можно использовать для измерения Инвеституры: чем мощнее источник энергии поблизости, тем быстрее меняется песок. Я принесу тебе немного. – Она громко запела. – Это потрясающе, Навани. Не думаю, что я когда-либо встречала столь талантливого ученого.
– Я не… – начала Навани, а потом осеклась и, помолчав, сказала: – Благодарю.
85. Даббид
И зачем мне вспоминать?
Даббид всю жизнь был другим.
Именно так про него говорила мать: другой. Ему нравилось это слово. В нем не было притворства. Что-то в Даббиде действительно было другим. Он начал говорить в шесть. А складывать в уме не мог до сих пор. Он выполнял инструкции, но, если они оказывались слишком длинными, забывал этапы.