Остальные любили его. Значит, что бы Тефт ни натворил, он встанет и все исправит. Это была клятва, которую он дал, и да будет тому свидетельством десятое имя Всемогущего, он сдержит ее.
Ради них.
А потом Тефт узнал правду. Он не сломался. Он не брался за мох. Это была не его вина. В кои-то веки за всю жалкую шквальную жизнь проснулся в канаве, с гудящей головой, но не из-за собственной слабости.
Спустя несколько дней исцеления он все еще находил это замечательным. Полоса силы продолжалась. Почти семь месяцев без мха. Преисподняя. Честно говоря, сейчас ему очень хотелось мха. Это бы слегка ослабило пульсирующую в голове боль.
Но… Преисподняя! Семь месяцев! Он не был чистым так долго с тех самых пор, как… ну да, с тех пор как вступил в армию. Тридцать лет.
«Не считай те годы, Тефт, – сказал он себе, когда Даббид принес ему суп. – Посчитай лучше годы с друзьями».
Наконец-то в супе оказалось немного мяса. Неужто они поверили, что если Тефт съест нормальную еду, ничего страшного не случится? Он пробыл в отключке несколько дней, а не несколько лет. Слишком мало времени, чтобы превратиться в инвалида.
И вообще, он явно справился с этим лучше Каладина. Благословенный Бурей сидел на полу – отказался занять скамейку, потому что она «принадлежала Тефту». У него был затравленный вид, и он казался сморщенным, как будто его нутро вычистили ложкой. Что бы он ни видел, когда страдал от лихорадки, это не пошло ему на пользу.
Тефту раньше доводилось такое испытывать. Сейчас у него просто все болело, но когда-то он чувствовал то же самое, что и Каладин.
– А ведь мы вроде как в отставку вышли, шквал бы ее побрал, – ворчал Тефт, доедая остывший суп. – Штатскими заделались. И чем все обернулось? Судьба – та еще гадина, да, Кэл?
– Я просто рад слышать твой голос, – сказал Каладин, принимая миску супа из рук Даббида. – Хотел бы я услышать ее голос…
Его спрен. Он умудрился потерять Сил в бою, когда был ранен.
Тефт посмотрел в сторону, где на краю скамьи чопорно сидела Фендорана. Ему пришлось напрягаться, чтобы позвать ее, и она сказала, что не помнит ничего с тех пор, как он потерял сознание. Она сама была… вроде как в обмороке.
Фендорана выглядела как пожилая женщина, со зрелыми чертами лица и в одежде без излишеств – юбке и блузке тайленского стиля. Ее волосы развевались, словно на призрачном ветру. В отличие от Сил или некоторых других спренов чести, Фендорана предпочитала проявлять себя в полный рост.
Она взглянула на Тефта, и он кивнул в сторону Каладина. Фендорана глубоко и многозначительно вздохнула. Затем – судя по тому, как ложка Каладина замерла на полпути ко рту, – она позволила остальным в комнате увидеть себя.
– Ты все еще можешь связывать потоки? – спросила она.
– Не так хорошо, как перед последним боем, – сказал Каладин. – Но могу втягивать буресвет и склеивать предметы.
То же самое было и с Тефтом, однако они обнаружили, что без Крадуньи он часов через десять начинает снова впадать в кому – она должна появиться и восстановить его силы. В этой малышке определенно было что-то странное.
– Если ты можешь связывать потоки, – сказала Фендорана, – твои узы целы. Древняя дочь могла потерять себя из-за разлуки – нам трудно полноценно существовать в этой реальности. Однако я подозреваю, что она будет держаться рядом инстинктивно. Если ты сможешь добраться туда, где потерял ее, все будет в порядке.
– Должно быть, – тихо сказал Каладин и снова принялся за еду.
Он благодарно кивнул, когда Даббид принес ему попить.
Они не слишком приставали к Даббиду из-за того, что тот на самом деле мог говорить. Это не было ложью – молчать. Это не было предательством. Каждый из них сражался со своими личными Приносящими пустоту, и каждый выбирал свое оружие. Когда пришло время встретить бурю лицом к лицу, Даббид поступил правильно по отношению к Тефту и Каладину. Вот что имело значение. Вот что значит быть членом Четвертого моста.
Можно перестать разговаривать, если ты так решил. Нет закона, который запретил бы такое. Тефт знал кое-кого, кому стоило бы поучиться у Даббида.
Они продолжали есть молча. После первой радости от воссоединения их энтузиазм поутих. Каждая новость об их положении казалась Тефту хуже предыдущей. Сплавленные в башне. Королева в плену. Сияющие в коме. Спрен башни медленно разрушается – можно сказать, почти мертв. Каладин больше не мог вызвать его на разговор, и Даббид тоже.
Он проснулся в мрачные дни. Почти жалел, что они не оставили его в шквальной коме. Ну какой от него толк в такие времена?
Фендорана взглянула на него, чувствуя эмоции. Он ткнул в ее сторону ложкой и подмигнул в знак благодарности. Нет, он не собирался заниматься самобичеванием. Он будет верен Идеалу.
И все же. Мрачные дни. Шквал бы побрал эти мрачные дни.
Через некоторое время дверь открылась, вошли Рлайн и Крадунья. Устремившись вперед, девочка понюхала кастрюлю и сморщила нос.
– Радуйся, что у нас хоть что-то есть, – сказал Каладин. – Тот ревнитель в монастыре заслуживает похвалы. Мы не оценили его по достоинству в прошлый раз, Тефт.
– Большинство людей хотят приносить пользу, – сказал Тефт. – Просто время от времени их нужно подталкивать. Келек свидетель, уж я-то знаю.
Крадунья вскочила на свою скамью и обошла вокруг Фендораны, затем коснулась Тефта, наполняя его буресветом. Он глубоко вздохнул. Шквал побери, воздух стал немного теплее. По крайней мере, теперь он не заснет носом в супе.
Рлайн закрыл дверь, затем устроился на полу, спиной к стене; его панцирь скрежетал по камню.
– Никаких новостей от королевы, – сказал слушатель. – Крадунье удалось поговорить с одной ученой, и она говорит, что Навани уже более двух недель сидит взаперти. Она как в тюрьме, вынуждена спать в библиотечной комнате одна.
– Мы все в тюрьме, – проворчал Тефт. – Все до единого в шквальной тюрьме.
– Нет, – возразил Каладин. – Мы пятеро свободны.
– Так что же нам делать? – спросил Рлайн. – Мы не знаем, где находится последний узел, тот, что удерживает щит. Но даже если бы мы это знали, то вряд ли смогли бы защитить его.
Каладин рассказал им в удручающих подробностях о том, как трудно было уничтожить предыдущие два узла. Защищать последний от совокупной мощи сил Вражды? Невозможно. Тефт согласился.
– Если мы сломаем его, – сказал Тефт, – то все, башне крышка. Но если мы подождем, Сплавленные найдут способ сломать его сами. И башне все равно крышка.
– Мы не можем сражаться с целой армией, – настаивал Каладин. – Мы с тобой, Тефт, едва оправились, и наши силы в лучшем случае ненадежны. Я и Крадунья потеряли спренов.
– Девочка может разбудить других Сияющих, – заметил Тефт.
– Они под охраной, – напомнил Каладин.
– Стражников можно отвлечь или справиться с ними, – проговорил Рлайн. – Мы сделали нечто подобное, чтобы вытащить Крадунью. Венли на нашей стороне. Или, по крайней мере, она не на той стороне – и она Голос Рабониэли, главной Сплавленной, которая командует захватчиками. У нас есть ресурсы.
Каладин откинул голову назад и закрыл глаза.
– Эй, сынок! – позвал Тефт.
– Не хочу, чтобы кто-то из вас понял меня неправильно, – сказал Каладин, не открывая глаз. – Я не собираюсь сдаваться. Я не сломлен. Не больше, чем обычно. Но я устал. Очень устал. И невольно удивляюсь… спрашиваю себя… Должны ли мы продолжать сражаться? Чего мы хотим достичь?
– Победить, – сказал Рлайн. – Освободить башню. Восстановить Сияющих.
– А если мы не сможем? – Каладин наклонил голову вперед и открыл глаза. Конечно, теперь, когда он уже несколько дней обходился без Клинка, они снова потемнели. Чем дольше длились узы, тем медленнее менялся цвет. – Я должен хотя бы спросить. Возможно ли, что мой отец прав? Я начинаю беспокоиться о том, какие последствия мы навлечем на людей, если будем продолжать сражаться.
Они замолчали. И, буря свидетельница, Тефт знал, что вопрос задан не из праздного любопытства. Солдаты нечасто о таком думали. Прямо здесь, прямо сейчас, должен ли я сражаться? Есть ли лучший способ?
Тефт набрал полную ложку супа.
– Сигзил когда-нибудь рассказывал вам, ребята, как из-за меня был убит мой отец?
Остальные обитатели комнаты повернулись и уставились на него с отвисшими челюстями. Тефт знал, что слухи о его поступке ходили среди членов Четвертого моста – и в прошлом он огрызался на людей, которые задавали вопросы. Шквальные дурни.
– Что? – спросил Тефт. – Это случилось очень давно. По большей части я с этим справился. И человек не должен прятаться от того, что он сделал. Надо проветривать такие воспоминания.
Он принялся за суп, но обнаружил, что аппетит пропал. Отставил миску в сторону. Фендорана накрыла его руку своей.
– Ты был… молод, не так ли? – осторожно спросил Каладин.
– Мне было восемь, когда умер мой отец. Но проблемы начались гораздо раньше. Думаю, какие-то путешественники познакомили жителей моего родного города с этой идеей. Не совсем города. Может быть, вы о нем слышали. Талинар. Нет? Хорошее место. Пахнет цветами. По крайней мере, на моей памяти. Так или иначе, жители Талинара начали устраивать тайные собрания. Говорили о запретном. О возвращении Сияющих Отступников.
– Как ты думаешь, откуда они узнали? – спросил Каладин. – Ты дал мне буресвет, когда я умирал, – а ведь я сам не понимал, что делаю.
– Мы с Тефтом привыкли думать, – сказала Фендорана, – что группа, посетившая родной город Тефта – Предвидящие, как они себя называли, – были слугами какого-то важного светлоглазого в Холинаре. Может быть, они подслушали, что задумали люди вроде Амарама, и сбежали. Только…
– Только это было сорок пять лет назад, – подхватил Тефт. – А когда я спросил светлость Шаллан о группе, в которую входил Амарам, то по всем ее сведениям выходило, что они начали действовать меньше десяти лет назад. Но это другая история. Я лишь хотел сказать, что сам встречался с главарями только один раз, когда родители привели меня на церемонию посвящения.