— Вы эту комнату с обстановкой сняли? — спросил Виктор.
— Восемьдесят рубликов в месяц, — ответил за хозяйку Алексеев.
— Кроватку для ребеночка купить не успели? Или как?
Молодая мать смутилась, стала что-то сбивчиво объяснять про комиссионный магазин, про отсутствие детских кроваток в свободной продаже. Воронов не стал вдаваться в подробности. Нет кроватки так нет! Младенцу без разницы, где спать: хоть в детской коляске, хоть в большой коробке.
— Черт с ней, с кроваткой! — сказал Виктор. — Поговорим о вчерашнем дне. Айсен мне кое-что рассказал, теперь хотелось бы послушать вас. Начнем с хозяйки! Кто и как сидел за праздничным столом? Что пили, чем закусывали?
— Это имеет отношение к делу? — усомнилась Алексеева.
Вопрос ей не понравился, но Воронов настоял на подробном отчете. Ему было интересно сравнить, как встретил Новый год он и как его встречали студенты из Якутии. Алексеева нехотя рассказала:
— На диване сидели Айсен, Салех и Михаил. Я сидела на табурете слева от стола, чтобы удобнее было вставать к ребенку. Глаша — справа. Пили водку, четыре бутылки. Закусывали строганиной из муксуна, жареным мясом, рыбой. Я спиртное не пила. Утром парни ушли. Мы с Глашей убрали со стола, помыли посуду и легли спать. Я на кровати, она — на диване.
Воронов задал еще несколько вопросов, на первый взгляд не имеющих никакого отношения к делу. Избранная им тактика ведения допроса могла показаться странной, но Виктор знал, что делает. Еще до прихода в квартиру он понял, что Алексеева, мягко говоря, недоговаривает, и сейчас, обрушив на девушку поток вопросов, пытался понять, что именно она скрывает.
— Вы выпили четыре бутылки водки, но на кухне только три. Куда делась четвертая? — глядя в глаза Алексеевой, спросил Виктор.
— Я не знаю, — не задумываясь, ответила девушка. — Может, кто-то из ребят в форточку выбросил?
— Зачем? Для куража? Или вы наутро ждали проверяющих? За три бутылки вас бы похвалили, а за четыре — наказали?
— Четвертую бутылку я унес, — немного подумав, признался Айсен. — В ней почти половина оставалась. Я подумал, что девчонкам водка ни к чему, а нам с Салехом она могла бы пригодиться. Иногда я с похмелья так болею, что без ста граммов с кровати встать не могу.
— Когда ты успел ее стянуть? — изумилась Надежда. — Я трезвая была и ничего не заметила!
— Ты утром с ребенком возилась, а Глашка…
— …Пьяная была, — закончила за него Попова. — Я под утро здорово набралась, еле на ногах стояла.
— Как же ты помогала со стола убирать? — удивился Воронов. — Впрочем, это не важно. С водкой мы разобрались, приступим к действию. Надя, пошли в прихожую. Покажешь, как произошло нападение.
Озадаченная непонятными вопросами Алексеева с неохотой прошла к входной двери. Расследование, начатое Вороновым, нравилось ей все меньше и меньше.
— Раздался звонок, — стала объяснять Надежда. — Я встала с кровати, накинула халат, вышла к двери и, не спросив «кто там?», открыла. Мне к лицу тут же приложили тряпку с хлороформом. Я вдохнула и потеряла сознание. Очнулась…
— Стоп! — перебил потерпевшую Воронов. — До этого еще дойдем. Сейчас возьми на кухне любую тряпку и покажи на Глафире, как произошло нападение.
— Чистую тряпку возьми! — потребовала Попова. — Ту, которой со стола вытирали, даже в руки не бери. Я не дам ей к лицу прикоснуться.
Хозяйка принесла небольшое декоративное полотенце, свернула его до размеров носового платка.
— Начали! — скомандовал Воронов.
Алексеева притянула подругу к себе, осторожно прикоснулась полотенцем к лицу.
— Так дело не пойдет! — прервал реконструкцию Воронов. — Начнем с простого. Где именно находился нападавший, когда он пустил в ход тряпку с хлороформом? Он стоял на лестничной клетке, действовал через порог или втолкнул тебя в квартиру?
— Втолкнул в квартиру.
— Ты сопротивлялась? Быть может, успела поцарапать его?
— Ничего я не успела! — с раздражением ответила Алексеева. — Я вдохнула хлороформ, перед глазами поплыли круги, и я потеряла сознание. Очнулась на кровати, растолкала Глафиру. Сколько времени я пролежала без сознания, не знаю. Когда раздался звонок в дверь, я на часы не посмотрела, подумала, что это кто-то из парней вернулся — перчатки забыл или еще что-нибудь.
— Например, шарф! Вот этот.
Виктор достал с полочки шотландский шарф, вернулся в комнату, положил его на стол.
— Чей шарфик? — требовательно спросил он.
— Я не знаю, — тут же ответила Попова. — Я все утро спала.
— Надя, откуда шарф? — тоном, не предвещающим ничего хорошего, спросил Айсен.
«Пора заходить с козырей!» — решил Воронов.
— Два слова о шарфах! — Виктор не стал дожидаться объяснений хозяйки и пошел в атаку, призванную сломить Алексееву. — Волей случая я почти месяц общаюсь с якутской молодежью и заметил одну особенность: у всех якутских студентов индийские шарфы. Признайтесь, у вас их в сельпо продают?
— По талонам среди передовиков производства распространяют, — не заметив подвоха, ответил Айсен.
— Черт возьми, у вас в республике каждый второй работник — передовик? «Родине — наш ударный труд и мастерство»? Ну-ну, поверим на слово. Итак, все работают в поте лица и получают талоны. В Хабаровске тоже полно ударников соцтруда, но талоны на шарфы им не выдают. Почему, спрашивается? Да потому, что продукция хабаровских заводов не пользуется спросом на Западе. У Хабаровска есть город-побратим Ниигата в Японии. Хабаровчанам нечего предложить жителям Ниигаты для обмена, вот и ходят они в «козлячих» шарфах, купленных на барахолке за бешеные деньги. В Якутии же товаров на обмен — хоть отбавляй! Тут и алмазы, и соболиные шкурки, и редкие металлы — золото, например. Якутия — главная природная кладовая СССР.
— Ты собрался прочитать лекцию по политэкономии? — спросил Айсен.
— От общего к частному! — весело сказал Воронов. — Поверьте, от глобальных проблем мировой экономики я перейду к этому шарфику за пару минут. Итак, есть на свете страна Индия. Там, непонятно зачем, изготавливают мохеровые шарфы. В Индии тропический климат, люди полуголыми ходят, но шарфы ткут. Есть еще страна Япония, где изготавливают прекрасные автомобили. Японцы посылают грузовики и лимузины в Индию, получают в качестве оплаты местные рубли, на которые закупают мохеровые шарфы. Эти шарфики японцы предлагают для обмена СССР. Взамен тряпок из шерсти японские дельцы получают алмазы и лес-кругляк из Якутии. Теперь суть: у японцев для обмена есть только индийские шарфы. В Шотландию японцы автомобили не посылают, а если бы посылали, то у вас по талонам распространяли бы шотландские шарфы, а не индийские. Этот дивный шарфик, — Воронов взял его в руки, встряхнул, — прибыл сюда не из Якутии. Его оставил не ваш земляк, а кто-то другой. Кто же он, Надя?
Алексеева открыла рот, чтобы ответить, но не успела. Воронов вновь перебил ее:
— Надя, мой совет, — по-дружески сказал он. — Ничего не выдумывай. Не пытайся убедить нас, что ты нашла этот шарф в подъезде. Он ведь совсем новый, ни разу не одеванный.
— Откуда шарф? — уже с явной угрозой повторил Айсен.
Алексеева тяжко вздохнула, смахнула с глаз набежавшую слезинку и тихо сказала:
— Они принесли.
— Отлично! — похвалил Виктор. — Что еще они принесли?
«Сейчас нельзя сбавлять темпа, — понял Воронов. — Если она не замкнулась, то я ее дожму».
Алексеева молча достала из кармана халата широкое обручальное кольцо.
«Если бы она достала пистолет, то я, ей-богу, меньше бы удивился. В первый раз встречаю налетчиков, которые на месте преступления оставляют дефицитные вещи и золото».
— Дай-ка посмотрю, что тут у нас?
Воронов забрал кольцо, осмотрел внутреннюю сторону, но привычного клейма государственной пробирной палаты не увидел. Вместо цифр «583» и звездочки на кольце было нанесено клеймо «ИК 56».
— Ничего не понимаю! — озадачился Воронов. — Кольцо явно золотое, но клеймо со звездочкой отсутствует. Что могут означать буквы «ИК»? Императорское казначейство?
— Кольцо старинное, — заметил Айсен. — Сейчас такие широкие уже не в моде.
— Оставим пока колечко и перейдем к остальным подаркам.
Воронов не был уверен, что похитители ребенка оставили еще что-то, но внутреннее чутье подсказывало ему, что натиск нельзя сбавлять, иначе Алексеева в любой момент может замкнуться, и тогда все усилия приведут в тупик, из которого неизвестно как придется выбираться.
— Еще они оставили корку черствого хлеба, посыпанную солью, и огарок свечи.
— Это все? — с подозрением спросил Воронов.
— Все, — Алексеева села на диван, уткнула лицо в ладони и заплакала.
…Кормилица достала грудь. Младенец, почуяв молоко, не просыпаясь, жадно прильнул к соску. Он не ел уже несколько часов, и если бы не спиртовая вытяжка чернокрыльника, то уже давно бы открыл глаза и истошно вопил. Младенец, надо заметить, был беспокойный, крикливый. Насытившись, он отстранился от груди и засопел, погрузившись в здоровый сон. Кормилица сцедила оставшееся молоко в чашку, протянула хозяйке.
— Хотела спросить, — молодая женщина застегнула пуговички блузки, стряхнула нечаянно упавшую на одежду каплю молока. — Ваша дочь скоро из больницы выйдет?
Хозяйка всхлипнула. На глазах ее появились слезы.
— Уже никогда, — тихо ответила она. — Врачи поставили окончательный диагноз и велели готовиться к худшему. Если бы не внук, я бы на себя руки наложила, настолько это все невыносимо.
— Извините, — смутилась кормилица. — Я не знала, что у вас все так серьезно. За меня не беспокойтесь. Я, как обещала, буду дважды в день приходить. Молока у меня на обоих детишек хватит.
Хозяйка протянула кормилице три рубля одной купюрой — оговоренную ежедневную плату. Молодая женщина спрятала деньги и поспешила покинуть квартиру, в которой чувствовала себя неуютно. После хлопка двери в прихожей в зал из примыкающей комнаты вышел немолодой мужчина.
— По-моему, мы делаем огромную ошибку, — сказал он.