Демидов и начальник отделения зашли в кабинет Федореева, плотно прикрыв за собой дверь. Оставшийся не у дел Воронов пошел к оперуполномоченным, где Долголеев уже начал опрашивать Ооржак.
— Когда-то, очень давно, — рассказывала тувинка, — меня вытащил с того света лама, отшельник, живущий в горах. Врачи ничего не смогли сделать, а он выходил меня, отпоил отварами трав и придал силы молитвами. С тех пор я мечтала, чтобы в нашем роду был лама — человек, способный помочь даже безнадежно больному. Но у моих родственников жизнеспособные мальчики не рождались! Или девочки, или младенцы, не доживающие до года. Проклятье какое-то, иначе не скажешь. В декабре ко мне пришел дальний родственник по фамилии Кужугет. Он рассказал, что его знакомый тувинец попал в неприятную ситуацию — от него должна родить девушка якутской национальности. Родственники девушки признавать младенца не пожелали. Молодой тувинец жениться на якутке отказался, отцовство не признал. Расспросив Кужугета, я наняла человека, он установил, кто эта якутка, где учится, где состоит на учете как будущая мать. Кто добыл эти сведения, я не скажу, не желаю доставлять этому человеку неприятности. Сразу предупрежу: не ищите его среди моих клиентов или знакомых — не найдете, только зря время потеряете.
Ооржак достала пачку «Беломорканала», вытряхнула папиросу, по-мужски смяла мундштук гармошкой, закурила.
— Вы живете в больших городах, упиваетесь цивилизацией и не подозреваете, что совсем рядом кипит другая жизнь, наполненная предрассудками и многовековыми обычаями. Подчас мы живем рядом, но в разных мирах. Для вас, европейцев, бродячая собака — это экзотика, милая зверушка, которую так и тянет погладить и покормить. Для нас, народов Сибири и Севера, собака — или преданное домашнее животное, или опасный дикий враг. Бродячая собака — враг. Бездомные псы собираются в стаи и в феврале, когда начинаются «сучьи свадьбы», становятся особенно агрессивными, способными напасть на человека и растерзать его. В силу жизненного опыта и воспитания я знаю, что бродячих собак надо безжалостно отстреливать, а девочка, которая живет в квартире подо мной, при мне кормила дворняжку мороженым. Я, эта девочка и ее родители никогда не поймем друг друга. Мы — из разных миров, а молодая якутка поняла меня с полуслова.
Я встретила ее в женской консультации, убедилась, рассмотрев живот, что должен родиться мальчик, и позвала поговорить с глазу на глаз. Алексеева сразу же поняла, что я хочу. Она вначале отказывалась, но потом согласилась, что одной ей воспитать ребенка будет не под силу. Даже если она бросит институт и пойдет работать, то ничего хорошего не получится. Куда ее возьмут без образования и опыта работы? Посуду в столовой мыть, нянечкой в детский сад? Пособие для матери-одиночки — двадцать рублей в месяц. Попробуйте на эти деньги одеть ребенка. Детские импортные ботиночки на базаре стоят шестьдесят рублей. В обычном магазине в разы дешевле, но какая мать не захочет, чтобы ее дитя было одето и обуто не хуже всех? Лесная кукушка — не коварная и не злая птица. Нет. Она просто не приспособлена, чтобы самой высидеть и выкормить птенцов. Природа так распорядилась, что кукушка подбрасывает яйца в гнезда другим птицам и больше не заботится о воспитании потомства.
Алексеева при сложившихся жизненных обстоятельствах ничем не отличалась от кукушки, надо было только убедить ее, что в моей семье мальчику будет лучше во всех отношениях. Про то, что я хочу отдать его в ламы, направить для обучения в Тибет, я, конечно же, промолчала. Сказала только, что заменю ее сыну мать и буду воспитывать как своего собственного ребенка. Алексеева попросила неделю на обдумывание и согласилась. Я опасалась, что после родов она передумает. Увидит младенца, почувствует зов крови и откажется от предложения, но все обошлось. Рассудок победил материнский инстинкт.
Мы, азиаты, ближе к природе и менее сентиментальны, чем европейцы. Когда вы упивались комфортом, мы выживали, подчас в нечеловеческих условиях. У нас свои нормы морали, так что осуждать Алексееву не стоит. Она желала своему ребенку блага и поступила так, как должна была поступить.
Сразу после родов я помогла Алексеевой снять квартиру, дала денег на первое время. Про деньги это я так, не для протокола говорю. Если вы будете меня официально допрашивать, я от любых денег открещусь, и вы мне ничего не докажете. Еще по моему совету Алексеева позвала жить с собой девушку-якутку по фамилии Попова. Она должна была подтвердить, что ребенка действительно похитили.
— Нельзя ли было выбрать другой способ обмена младенцем? — не удержавшись, спросил Воронов. — К чему это нападение, мужик с хлороформом?
— Потом, — оборвал Виктора Долголеев. — Продолжайте.
— Сразу же после встречи Нового года я поехала к Алексеевой. В окне на кухне были задернуты занавески. Это был условный знак, что все идет по плану, гости ушли. Я зашла в квартиру, дала Алексеевой детские вещи, которые принесла с собой. Младенцу, чтобы он не плакал в дороге, смазала губы настойкой чернокрыльника поздноцветущего, сильнодействующего снотворного средства. Остатками настойки мазнула по губам подруге Алексеевой, чтобы она не проснулась раньше времени.
Когда ребенок был готов в дорогу, я провела старинный обряд, который должен был задобрить духов. Дорогой мохеровый шарф означал благополучную дорогу к заветной цели, золотое кольцо — оплату пути в Тибет, с хлебом и свечой, я думаю, все и так понятно. Над оберегами я произнесла молитвы, попрощалась с матерью и ушла. Больше я ни Алексеевой, ни ее подруги не видела. Что у нее происходило — не знаю. Я бы уже давно увезла младенца в Туву, но он покрылся подозрительной сыпью, и мне пришлось лечить его народными средствами. К врачам, сами понимаете, я обратиться не могла.
— Прощаясь с Алексеевой, вы оставили ей денег на неотложные нужды? — спросил Долголеев.
— Оплаты за ребенка не было. Я же не покупала его, а брала на воспитание. Но я чувствовала, что вопрос о покупке может возникнуть.
— Вы опасались разоблачения?
— Нет, конечно! Вы бы никогда не нашли меня, если бы Алексеева действовала по моим инструкциям. Здесь была сложность другого рода. Я разрешила Алексеевой по ее усмотрению распорядиться шарфом и кольцом. Девушка могла войти во вкус и начать искать ребенка, чтобы вытрясти с меня еще денег. Для подстраховки я взяла с нее расписку, что она передает мне сына на временное воспитание. Расписка лежит у меня дома в верхнем ящике комода.
— Вы назвали ей свои анкетные данные? — удивился Воронов.
— Она написала, что передает ребенка женщине, назвавшейся Ивановой Тамарой Павловной. Я консультировалась с юристом. Он сказал, что если за ребенка не было уплачено вознаграждение, то никакого состава преступления ни у меня, ни у Алексеевой не будет.
— Как вы кормили младенца? — спросил Долголеев.
— Я заранее нашла кормилицу. Кто она — не спрашивайте, не скажу. Когда ребенок немного окреп, мы перевели его на искусственное вскармливание.
— С первым эпизодом все понятно. Давайте вместе попробуем разобраться, что же сегодня произошло?
— У меня даже предположений нет. Я не могу представить, кому мог понадобиться безродный мальчик.
В кабинет вошел озадаченный Демидов. Он хотел что-то высказать Воронову, но посмотрел на побледневшую Ооржак, изменился в лице, стал серьезным. Ничего не объясняя, сел за свой стол, набрал номер внутреннего телефона, пригласил оперуполномоченного Зорина, до милиции работавшего врачом «скорой помощи». Зорин с первого взгляда понял, что Ооржак держится из последних сил.
— Голова кружится? — спросил он, заглядывая в уцелевший глаз потерпевшей. — Сознание не меркнет? Разденьтесь до пояса, я осмотрю ребра.
— Меня тошнит, и внутри все жжет, — сказала женщина, снимая кофточку. — Такое ощущение, что при каждом вздохе внутренности скрипят.
Зорин ощупал реберную дугу Ооржак, велел одеваться.
— У гражданки сломаны два ребра. Возможно повреждение внутренних органов. В любом случае ее надо немедленно доставить с больницу. Вызывайте «Скорую помощь», пока ей плохо не стало.
— «Скорую»? — ужаснулся Демидов. — Ты представляешь, о чем говоришь? Как мы врачам объясним, что у нас в управлении оказалась избитая женщина? Врачи в истории болезни напишут, что ее с переломами ребер доставили из краевого УВД. Служебную проверку проводить надо, устанавливать, почему мы травмированную женщину повезли в милицию, а не в травмпункт.
— Володя, ты понимаешь, что она может отдать концы в любой момент? — разозлился Зорин. — Сам выбирай, что лучше: покойница в твоем кабинете или запись в истории болезни.
— Я пока помирать не собираюсь, — подала голос Ооржак. — У меня просто внутри что-то скрипит, а так-то я еще ничего. Отлежаться надо, и все пройдет.
— Вызывайте «Скорую», — решил прекратить препирательства Воронов. — Мы с Ооржак выйдем на крыльцо, будем дожидаться врачей там. Формально ее заберут с улицы, а не из управления.
— Хоть какой-то от тебя прок есть! — недобро усмехнулся Демидов. — Идите, ждите врачей на крыльце.
Тувинка и Воронов вышли на улицу. «Скорая помощь» приехала на удивление быстро.
— Вы родственник? — спросила Виктора врач.
— Сын.
Врач не уловила сарказма в ответе русского парня.
— Садитесь с нами, по пути расскажете, что с вашей мамой произошло.
— Потеряла сознание, упала на угол стола, — сказал Виктор первое, что пришло на ум.
Посвящать медиков в запутанную историю с младенцем, которого уже второй раз похищают, Воронов не решился.
«Если Ооржак захочет, то пускай сама про налет рассказывает, — решил он. — Врачи вряд ли поверят в историю с падением, но это будет уже не мое дело».
В приемном покое городской больницы Воронов и потерпевшая на какое-то время остались одни.
— Я так и не понял, — сказал Виктор, — зачем надо было инсценировать похищение?
— Если бы Алексеева не допустила милицию до расследования кражи ребенка, то все прошло бы гладко, без сучка без задоринки. Родственники Алексеевой поверили бы, что ребенка похитили для бездетной пары, и шума поднимать не стали. Через месяц Алексеева вернулась бы в общежитие, подругам объяснила, что сына забрали ее родители. Исчезновение младенца, как камень, попавший в пруд, вызывает круги на воде. Первый круг — родственники Алексеевой и ее близкие знакомые. Им надо было бы преподнести максимально правдоподобную историю. Лучше всего подходило похищение. Второй круг — это знакомые, им можно было скормить все что угодно. Третий круг — это посторонние, им можно было ничего не объяснять. Я не знаю, каким образом в мои планы вмешалась милиция, но в день «похищения» младенца я не допустила ни одной ошибки.