Начать я решила именно с них.
Олев Киви отпал сразу. С ним теперь разбирается небесный департамент. Но список из оставшихся шести фамилий впечатлял:
1. Гюнтер Кноблох, бизнесмен из Гамбурга. Заводы безалкогольных напитков в федеральных землях Гамбург, Баден — Вюртемберг и в нескольких кантонах в Швейцарии. На российском рынке пять лет, занимается сходным бизнесом.
2. Аурэл Чорбу, виноторговец из Молдавии. Два фирменных магазина молдавских вин и коньяков. Прибыл по приглашению организаторов выставки «Виноделие и виноторговля». Выставка проходит в «Ленэкспо» (адреса питерских винных вотчин Чорбы прилагались. Так же как и программа выставки в «Ленэкспо»).
3. Калъю Куллемяэ, пресс-секретарь покойного Олева Киви. (С гнусом Калыо я уже была знакома и потому решила не тратить на него времени.)
4. Полина Чарская, актриса (тут уж Сергуня оттянулся на полную катушку: ворох интервью с зарвавшейся кинозвездой, подборка сплетен и слухов, куцая фильмография и такие же куцые отзывы критиков. И даже несколько фотографий — красотка, ничего не скажешь. Светлые глаза, темные волосы, агрессивные, высоко задранные скулы — в нашей скорбной профессии она достигла бы высот). Чарская была приглашена в сериал «Чет и Нечет» на второстепенную роль подруги главного героя. И сразу же проявила свой скотский нрав. Настолько скотский, что авторы сценария, ведомые продюсером, пытались избавиться от нее в конце каждой серии. Героиня Чарской тонула в автомобиле, получала пулю в голову и нож в живот, ее выбрасывали из окна высотки доморощенные питерские мафиози, но… Все эти усилия авторов ни к чему не привели. Высокий Московский Заказчик обожал Чарскую, и кончилось все тем, что убрать пришлось не ее, а главного героя. Полинька Чарская автоматически заняла его место и теперь одна наводила порядок в криминальной столице..
5. Тео Лермитт, тот самый искусствовед, чье присутствие показалось мне отнюдь не случайным. Туманный специалист по туманному Юго-Востоку. Но здесь Сергуня подкачал: никаких дополнительных сведений о Тео Лермитте не было.
6. Илья Слепцов, бывший каскадер, а ныне герой костюмных мелодрам. Его глупое средневековое лицо переспало со всеми обложками всех модных журналов, его обожали женщины и кинокамеры и ненавидели мужчины и радиостанции FM-диапазона.
Всего в гостинице было два этажа с номерами. Первые шесть номеров располагались на втором, в шахматном порядке, как сказал Сергуня. В первом, ближнем к лестнице, номере жил Гюнтер Кноблох. Номер два, — напротив и наискосок — был не занят. Третий, соседний с Кноблохом номер занимал Аурэл Чорбу. Далее шли пустой четвертый (напротив) и пятый с Калыо Куллемяэ. Шестой номер, в самом конце коридора, занимала Полина Чарская. Как она, при ее-то склочности, не потребовала себе отдельный мезонин, я объяснить не могла.
На третьем этаже постояльцев было еще меньше: Олев Киви, Тео Лермитт и Илья Слепцов. Слепцов занимал номер восемь; Киви и Лермитт, соответственно, одиннадцатый и двенадцатый: в самом конце коридора, друг против друга. Таким образом, Калыо Куллемяэ, как и в жизни, находился под своим патроном. А Тео Лермитг занимал номер прямо над Чарской. Кроме центральной лестницы с лифтом в стиле «модерн», был еще и пожарный выход, который я в свою бытность на Крестовском не заметила.
Я подвела черту под гостевым корпусом и тяжело вздохнула. Из всей шестерки на роль убийцы подходил только один человек — Тео Лермитт. Во-первых, он терся в одном пространстве с Филиппом Кедриным, во-вторых — Нож.
Нож я безоговорочно отнесла к произведениям искусства.
Но станет ли Страж Ценностей разбрасываться этими самыми ценностями — большой вопрос.
С остальными было проще: Чарскую и Слепцова я отвела по причине их пробочной глупости, немца Кноблоха — по причине чрезмерной профессиональной занятости в сфере безалкогольного бизнеса (такого безнадежного в российских условиях). Аурэл Чорбу с его мамалыгой и винами мною даже не рассматривался. Молдаване хороши лишь в краже виноградного жмыха, изощренные убийства — не их стихия. А последний из шестерки, Калыо Куллемяэ, вряд ли стал бы рубить сук, на котором сидит. Работа с Олевом Киви, должно быть, совсем неплохо оплачивалась.
Покончив с тузами, я перешла к более мелким картам: их у меня на руках оставалось ровно пять — официант, портье, два охранника, бармен.
Официанта, по сведениям Сергуни, звали Валентин Вотяков.
Прыщавая «шестерка» Вотяков вполне могла обернуться джокером, если только мои предположения о снотворном недалеки от истины. Но тогда под подозрение подпадает и бармен, состоящий при запасах спиртного. Бармен Андрон Чулаки (судя по крошечному досье Синенко) слыл отличным специалистом и до начала работы на Крестовском сменил несколько престижных ночных клубов.
Оба охранника были почти пародийными: Иванов и Сидоров. Я долго размышляла над тем, кто из них — тот фээсбэшный «бобрик», который так галантно проводил меня к выходу. Но так ни к чему и не пришла. Оставался еще портье Лисовских, такой же неопределенно-бесполый, как и его фамилия. Но сфера его деятельности интересовала меня меньше всего.
…От непомерных умственных усилий у меня разболелась голова и понизилось давление. Но ни кофе, ни чая у Сергуни не было. Так же как и чайника. И мне пришлось ограничиться водой из-под крана. В порту по-прежнему гудели буксиры, и я вспомнила «Королеву Реджину» и эстонца Рейно с его фотографиями. Интересно, как Киви сформулировал свою просьбу? И на каком основании Рейно отследил именно этого несчастного вегетарианца? Три фотографии стоимостью в две тысячи долларов не дали мне никакого ключа. Или почти не дали. Это «почти» заключалось в том, что я опять упиралась в Филиппа Кодрина, «Филю-затворника», как назвал его Сергуня.
На сегодня все, сказала я сама себе.
Спать. Спать.
Но идти в комнату, на полуистлевшее ложе Сергуни не хотелось. И спать не хотелось тоже. Разве что заняться беглым просмотром интервью Полины Чарской, тем более что на некоторые из них я уже натыкалась в своем любимом журнале «Дамский вечерок».
Я начала с последнего по времени. Оно непосредственно касалось сериала «Чет и Нечет». Ровно треть интервью восторженная корреспондентка и несколько более сдержанная Полина Чарская обсасывали достоинства Главной Героини. Потом, благополучно с ней покончив, перекинулись на личную жизнь самой Чарской, И, судя по всему, эта жизнь была полна трагических разочарований. Чарская прозрачно намекала на травлю среди московских коллег-злопыхателей, на публичное одиночество и на недавно завершившийся бурный роман с неким мужчиной, имя которого она упоминать не пожелала. И из-за которого почти на месяц отказалась от работы. Затем шел стандартный набор клише: любовь, работа, семья, дети, роли. Вот здесь-то Полинька и сорвалась с цепи: в ее жизни нет ничего, кроме работы, она ежедневно приносит себя на алтарь искусства, она ежечасно натыкается на стену непонимания — и прочая актерская психопатическая чушь. Я с тоской подумала о Монтесуме-Чоколатль: Монтесума в роли кинозвезды никогда не смотрелась бы так банально!
В конце выдохшаяся корреспондентка перешла на блиц: любимый автор, любимое блюдо, любимый город, любимое время года. Весь этот длинный, никому не нужный список Чарская разыграла как по нотам: «любимая кухня — мексиканская» (а какая же еще? Не русские же пельмени жрать на глазах у изумленной публики); «любимый автор — Борхес» (кто такой Борхес, я не знала, должно быть, из тех, кто слова в простоте не скажет); «любимый город — Вена» (похоже, тебя там хорошо драли, в Вене!); «любимое время года — осень»…
Я отложила интервью. Читать всю эту фигню было невыносимо.
Даже «ДЕТЕКТИВНЫЕ ЗАГАДКИ — ОТГАДАЙ САМ!» выглядели более предпочтительно. И я снова взялась за них. И застряла на глубокомысленном абзаце о том, как использовать оговорки подозреваемых.
Вена.
Что я подумала, когда прочла о том, что любимый город Чарской — Вена? Что-то непристойное… Ага, «здорово тебя там драли, в Вене»… Но почему я вдруг так ополчилась против Вены?..
Чарская не была москвичкой, это точно, я где-то читала об этом. Зубастая крошка из провинции, которая жаждет получить от жизни все… Вряд ли такая выберет в качестве идеала патриархальную Вену. Париж — я понимаю, общее место, также как и Венеция. Нью-Йорк — столица Мира, Лос-Анджелес с пиявкой-Голливудом — столица анти-Мира… Чарская из кожи вон лезет, чтобы выглядеть экзотичной, — но тогда выбирают Гонконг или Барселону. А Вена — слишком пресный город, постылая жена, много лет прикованная к инвалидному креслу…
Так почему все-таки Вена?
И эта история о недавно пережитом бурном романе.
А Олев Киви жил в Вене.
Я даже рассердилась на себя: вот для чего были вызваны к жизни все эти тупоумные построения — чтобы связать Чарскую и Киви. Но Чарская слишком порочна, чтобы убить. Ей просто не хватило бы терпения убить. Устраивать истерики — это да… Разыгрывать сцены из всех пьес сразу — это да… Но с мертвыми нельзя вести игру. Они плохи уже тем, что не отвечают на поданную им реплику. Их нельзя унизить блистательным рисунком роли и заочно обвинить в профнепригодности. А Чарская привыкла вести игру — со всеми и всегда…
Надо же, какие мысли приходят мне в голову! Нужно обязательно поделиться ими с Монтесумой — вот кто сумеет оценить их по достоинству.
Раздуваясь от чувства собственного превосходства над всякими там актрисульками, я сложила бумаги и отправилась в комнату: будить Сергуню. Но прилагать к этому усилия не пришлось — мой персональный охотничий пес не спал.
— Ну, как? — спросил у меня Сергуня подсевшим за ночь голосом. — Разобралась? Тебя все устраивает?
— Ты гений, Сергуня. Придется обратиться с ходатайством к твоему руководству. Чтобы объявили тебя репортером года.
— Уже объявили, — он привстал на локте. — Так что ты опоздала.
— Поздравляю, — я наклонилась и поцеловала его. — А можно мне еще поэксплуатировать лучшего репортера года?