— А с чего вы взяли, что это точка общепита? С таким же успехом это может быть и какой-нибудь магазин. Рейно уткнулся в фотографию.
— Достаточно неудобное сочетание букв… — произнес он. — «ПОГР»… Мне приходит в голову только «по грибы».
— А мне — «погрязла в дерьме по уши»…
— Кого вы имеете в виду? — насторожился Рейно.
— Не волнуйтесь, Рейно. Себя. Только себя.
Кажется, это успокоило Рейно. Он включил двигатель и повернулся ко мне:
— Сначала мы объедем город по периметру. Вы возьмете бумагу и карандаш и будете чертить схему. А заодно отмечать улицы, которые мы будем осматривать. Он небольшой, этот город?
— Хочется верить…
На прочесывание цитадели Балтийского флота у нас ушел час. И именно в конце этого часа на одной из тихих улочек, забитой краснокирпичными домами, мы нашли то, что искали: подпирающие друг друга неоновые буквы «ПОГРЕБОК». При этом Р и две О безнадежно не горели, но сомнений быть не могло: это и есть надпись, часть которой увековечена на фотографии.
«ПОГРЕБОК» оказался кафешкой для мореманов весьма сомнительного качества. Мы заказали по чашке кофе с ликером (за мой счет, разумеется) и устроились у окна. Прямо перед нами маячил трехэтажный жилой дом с покосившейся подъездной дверью. Это был единственный жилой дом на той стороне улицы: справа его подпирало низкорослое здание какой-то конторы, а слева тянулась кирпичная стена.
— Что скажете, Рейно? — спросила я, цедя ячменный эрзац, приправленный явно не ликером, в лучшем случае — спиртом с сахаром.
— Думаю, это и есть то, что мы искали. Нужно просто зайти в подъезд и проверить. Хотя и так вам могу сказать. Так смотреться буквы могут только со второго этажа.
— Ладно.
Допив моремановскую бурду, мы вышли из «Погребка» и направились в сторону трехэтажного домишки. Уж возле самого подъезда Рейно остановился и задрал вверз голову.
— Квартирные окна чуть выше подъездных. Это тоже нужно учитывать…
— Учтем.
Спустя тридцать секунд мы уже стояли на лестничной площадке второго этажа. Отсюда хорошо просматривались буквы «П…Г…Е». О и Р не горели, а Е всплыла только потому, что подъездные окна действительно оказались чуть ниже квартирных. На стандартной площадке располагались четыре стандартные двери: три из них были деревянными, и лишь одна обита дерматином, — самая ближняя к лестнице. Номер восемь.
И Рейно выбрал ее. По совсем нехитрым расчетам, получалось, что именно здесь когда-то, в период мартовских теней, и была снята Алла Кодрина.
— Ну что, — спросил он у меня, неизвестно почему понизив голос. — Придумали, что скажете хозяевам?
— Пока еще нет, но надеюсь на озарение. С вами ведь прошло без сучка без задоринки… На «Королеве Реджине». А ведь я тоже не знала, что со мной будет, когда зашла к вам в номер.
Рейно надулся и принялся гонять желваки.
— Надеюсь, что люди, которые здесь живут, будут менее почтительны.
— Менее почтительны?
— Спустят вас с лестницы, и дело с концом. Я достала из кармана перстень Аллы Кодриной и повертела им перед носом Рейно.
— У меня есть вещичка, которая может открыть любую дверь…
— Тогда валяйте…
Подойдя к двери, я набрала в легкие воздуха и на мгновение задумалась: все последующее будет зависеть от того, кто откроет мне дверь. Есть несколько вполне безопасных вариантов — сослаться на перстень, сослаться на покойного Олева, сослаться на здравствующего Филиппа, сослаться на газету «Петербургская Аномалия».
Последний вариант вообще универсален.
Эта мысль настолько успокоила меня, что без всяких колебаний я нажала на кнопку звонка. А потом еще раз и еще.
Никакого ответа не последовало.
Это было так несправедливо, что я даже затрясла головой. И снова принялась насиловать дверной звонок. И снова пространство за дерматином ответило мне издевательской тишиной.
— Ну как? — поинтересовался Рейно с лестницы.
— Вы же видите… Никак. Никого нет дома. Он поднялся ко мне и посмотрел на часы.
— Двадцать два сорок четыре. В принципе, в это время кто-то обязательно должен быть дома.
— Вы судите по эстонским образцово-показательным мужьям?..
— Что будем делать? — — Рейно постарался пропустить мое замечание мимо ушей:
— Давайте вернемся в «ПГЕБК», — предложила я — именно так выглядела отсюда наполовину не горящая вывеска — «П… Г… Е Б… К». — Подождем некоторое время… Зажжется же там свет, в конце концов…
Но Рейно явно не хотелось возвращаться в это затрапезное заведение.
— Не знаю, не знаю… Зажжется ли он вообще, вот вопрос.
— Вы хотите сказать…
— Сейчас лето, возможно, жильцы уехали в отпуск… Все нормальные люди уезжают летом в отпуск.
Такая простая и естественная мысль даже не приходила мне в голову. А когда Рейно высказал ее, я впала чуть ли не в неистовство. Приехать сюда из Питера, чтобы просто выпить трухлявого ячменя на спирту в каком-то гадючнике и поцеловать замок чужой двери, — в этом была чудовищная несправедливость! Я уставилась на Рейно и требовательно сказала:
— Придумайте что-нибудь, Рейно! Я же вам деньги плачу!..
— Что же я могу придумать?
— Эх, вы! Ладно, идемте… Имеет смысл позвонить соседям. Наверняка им что-нибудь известно об обитателях.
— И что вы им скажете?
— Задам простейшие вопросы, господи! Что, где, когда приедут…
— А если они все-таки в городе?
— Тем лучше. Значит, мы останемся и будем ждать их до победного конца.
Я снова увлекла Рейно к подъезду. И чем ближе мы подходили к нему, тем большую прыть проявлял мой спутник: он отделился от меня, взбежал по лестнице и принялся обшаривать дерматин. Я уже намеревалась сунуться в соседнюю с восьмой квартирой дверь, когда… услышала, как легонько скрипит ключ в замке…
Нет, куррат, это был не ключ. Во всяком случае, не родной ключ.
Рейно, склонившийся над дверным замком, чем-то орудовал в нем. От изумления у меня отвисла челюсть.
— Что вы де…
Договорить я не успела: дверь подалась, и Рейно ввалился в дверную щель, немилосердно таща меня за собой. И захлопнул дверь изнутри.
Несколько минут мы стояли в вымершей квартире, привыкая к темноте.
— С ума сошли?! — полуобморочным шепотом сказала я. — Вы что сделали?! Это же… Это же взлом! Самый обыкновенный, вульгарный взлом. Как вам вообще это пришло в голову?!
— У вас есть другие варианты? — таким же шепотом огрызнулся он. — Возвращаться в ту кофейню я не хочу… Jube vaaterpilt! [37]
— А это — не жуткое? Да нас в любой момент могут… Учитывая, что я в розыске… О боже!!! — Я интуитивно направила кулак в сторону приглушенного голоса Рейно. — Взломщик! Скотина!
Сукин сын Рейно легко увернулся.
— Да успокойтесь вы…. Вы же сами хотели сюда попасть…
— А если хозяева вернутся?
Рейно опять принялся возиться с замком, подсвечивая себе непонятно откуда взявшимся фонариком.
— Я поставил дверь на предохранитель, — радостно сообщил он. — Так что, если они вернутся, у нас будет время сообразить, что делать.
— А вы еще тот тип, — сказала я, и неизвестно, чего в моем голосе было больше — осуждения или сдержанного восторга. — Чем это вы?
— Есть несколько специальных приспособлений, — снисходительно пояснил Рейно. — Но вы должны понимать… Это — дополнительная услуга, и она должна оплачиваться отдельно. По прейскуранту…
— О господи!..
— В договоре есть пункт о дополнительных услугах вы просто невнимательно читали.
— Хорошо, обещаю вам, что, когда все это кончится я обязательно со всем ознакомлюсь… Обещаю. А теперь Что мы будем делать теперь?
Но его уже не было рядом со мной: А спустя несколько мгновений где-то впереди возник мутный четырехугольник света — должно быть, Рейно открыл дверь в комнату.
— Идите сюда, — позвал он.
Я двинулась на свет и на голос.
Рейно отирался у окна, внимательно разглядывая буквы за стеклом. Сомнений быть не могло: это то самое окно, возле которого стояла с розой в руках Алла Кодрина. Убедившись в этом окончательно, Рейно задернул шторы. И включил напольный светильник, который, очевидно, присмотрел еще раньше. Теперь, в прихотливом свете ночника, чужая комната чужой квартиры предстала перед нами во всей красе.
Вне всякого сомнения, это было жилище мужчины. Причем мужчины одинокого. И не отличающегося суровостью нравов. Огромный разобранный диван с черным бельем (ветхозаветный сексуальный писк), зеркальный потолок; музыкальный центр и телевизор с видиком, стоящие прямо на полу, внушительное количество дорогих бутылок в подбрюшье журнального столика… И огромный плакат американской актрисы Деми Мур (полная обнаженка на последнем месяце беременности).
— Н-да, — сказала я с несвойственной мне и потому пугающей брезгливостью в голосе. — Гнездо разврата…
— Ну, не будьте так нетерпимы, Варя, — призвал меня к снисхождению Рейно. — Я понимаю, целомудрие украшает женщину… Но это самая обыкновенная мужская квартира… У меня у самого…
Я выразительно посмотрела на Рейно, и он тотчас же заткнулся.
— Что будем делать?
— Поищем следы пребывания покойной. Раз уж именно поэтому мы здесь. — Все-таки в практичности и трезвом подходе к делу Рейно не откажешь.
— И каким образом мы будем искать эти следы? И что это за следы?
— Все, что угодно. — Рейно принялся обшаривать комнату голодными глазами розыскной собаки. — Фотографии, записки, пленки, письма… Если, конечно, повезет. Начинайте со стола, а я займусь книжным шкафом. И всем остальным…
Я критически осмотрела книжный массив, тянущийся от стены к стене, и письменный стол, который казался инородным телом в этом несколько фривольном помещении.
— Да здесь работы не на один час…
— А что делать? — отозвался Рейно. — Впрягайтесь. Прежде чем подойти к столу, я ухватила бутылку экзотического виски «Lagavulin» и прилагающийся к нему довольно чистый стакан. Но стоило мне только отвинтить пробку, как Рейно коршуном налетел на меня.