ород… не настаивал, не спросил номер телефона, был такой деликатный…
Она вспоминала, как он принес им мороженое, как потом пришел с коробкой, и она подумала, что это торт, а там был рыжий котенок, и она даже испугалась, когда Роман положил ручку Володечки на спинку котенка… Как они шли вместе по улице, и он нес Володечку, и ей казалось, что все принимают их за семью… И впервые за много лет ей захотелось купить себе новое платье — белое или даже красное, и сбросить навсегда опостылевшее черное. Кира вспомнила, как косилась на витрины с манекенами… Как она могла подумать, что Роман убийца?
Ей приходит в голову, что протест ее там, в парке, был вызван обманом — он обманул ее, он знал, кто она! А вовсе не тем, что он убийца! Мысль эта так поразила и испугала Киру, что она замерла на долгую минуту… Потом махнула рукой — какая разница! Ведь не убийца же!
Она аккуратно переписала его адрес в блокнот, пытаясь представить себе, где находится улица Стрелецкая…
…Кира медленно ехала по пустой улочке, рассматривая номера домов. Здание, где жил Роман Шевченко, было старое, трехэтажное, довоенной еще постройки, какое-то приплюснутое. Она запарковала машину на другой стороне улицы, достала из салона Володечку. Вошла в темный гулкий подъезд и стала подниматься по лестнице. У квартиры номер шесть остановилась передохнуть. Оперлась плечом о стену и задумалась. И вдруг почувствовала, что если сию минуту не позвонит, то не позвонит никогда! Она ткнула пальцем в звонок. В ответ звякнуло едва слышно. Кира стояла с мальчиком, взволнованная, неуверенная, готовая повернуться и сбежать. Она услышала шаги — бежать было поздно. Щелкнул замок, и дверь открылась. Роман молча стоял на пороге с рубашкой в руке — видимо, гладил, — на лице его промелькнула растерянность. Кира, не сводя с него взгляда, шагнула вперед, и он посторонился, пропуская ее. Кашлянул от неловкости, протянул руки, взял у нее мальчика…
…И еще одно знаковое событие! На сей раз в жизни частного детектива Александра Шибаева и адвоката Алика Дрючина. Адвокат купил новый диван! Обитый ворсистой тканью сливочного цвета в мелкую коричневую и зеленую полоску, потрясающе красивый, мягкий даже на вид, он поражал воображение размерами. Когда Шибаев вернулся домой, Алик лежал на новом диване, притворяясь, что спит. Шпана и Макс расположились по обе стороны от Дрючина. В комнате пахло лаком и деревом. Шибаев застыл на пороге, приходя в себя. Потом сказал, справившись с волнением:
— Ну, ты, авокадо, прямо как мать кормящая! Вставай, у меня к тебе деловое предложение!
Глава 38. А как вы относитесь к рыбалке?
— Ты классно придумал, Ши-Бон, — произнес Алик, когда они сидели у костра на дачном участке адвоката на Магистерском озере.
Дачный участок — громко сказано! Косячок суши, заросший травой, куда нога человека ступает крайне редко. А дом, известный под кличкой хижины дяди Алика или избушки Бабы-яги, никогда не закрывается — входи и живи на здоровье, добрый человек! Если повезет — поймаешь рыбу! Шибаев был занят ухой — помешивал, пробовал, досаливал. Одуряющий запах лаврового листа, смешанный с запахом влажной травы и чуть болотца, витал над озером. Закат полыхал малиной, а небо над головой уже наливалось пронзительной ночной синевой. Алик резал хлеб и расставлял тарелки. И говорил без продыху — рот не закрывался. Шибаев хмурил брови и молча внимал.
— В городе сейчас жара, воняет асфальтом, придурок Колька пришел пьяный и гоняет свою половину… — нагнетал Алик. — Знаешь, я думаю, будущее за деревней. Мы можем переселиться сюда до конца лета. — Он махнул рукой на хижину. — Представляешь, Ши-Бон, ни тэвэ, ни политики, ни Интернета. Только мобильник. Телефон придется оставить, мало ли… клиенты, то-се. И никаких продуктов из города, кроме хлеба. За домом есть грядка, я видел там лук и какую-то зелень, одичала, правда, зато экологически выдержана. Утречком, часиков в пять, можно посидеть с удочкой. Эх, рыбка, ушица, костерок! Загорим, купаться будем, разговаривать у костра… Эх!
Шибаев слушал, сосредоточенно помешивая ложкой в казанке. Он даже не стал напоминать адвокату, что рыбы в озере то ли мало, то ли вовсе нет, и купить карпиков пришлось в деревне по дороге — не хотел портить ему кайф. Шпана и Макс сидели тут же, щурились на огонь. Тишина стояла удивительная — ни шелеста, ни ветерка, только стрекот цикад. Иногда плескала в озере сонная рыба или выдавала утробное «квахх, квахх!» влюбленная лягушка да шуршала в траве какая-то полуночная живность. Незаметно выкатилась на небосвод яркая луна — стало светло и благостно, как в храме, и вспыхнули воды озера…
— Красота! — выкрикивал Алик. — Ну почему мы так вцепились в этот город? А ведь все просто! Как у классика: «Жить на горной вершине, писать простые сонеты и брать у людей из дола хлеб, вино и котлеты!»
— Это кто? — Шибаев наконец оторвался от ухи.
— Саша Черный! Мечтатель и юморист из Одессы. И о любви тоже писал. Вот, послушай. «Любовь должна быть счастливой — это право любви, — продекламировал он нараспев. — Любовь должна быть красивой — это мудрость любви…» — Алик запнулся. — Забыл, как дальше. Надо же, а ведь знал всего Сашу наизусть, старею, видать… Что-то в том смысле, что не бывает такой любви, в смысле счастливой.
— Значит, не бывает счастливой? — спросил рассеянно Шибаев.
— Не бывает, Ши-Бон, любовь всегда трагична. Любой мужик с жизненным опытом знает, что любовь плохо кончается. Возьми меня, например…
Шибаев хмыкнул.
— И все, что мы можем, — это быть упорными и искать! Не сдаваться. Вот ты скис из-за этой… как ее? Ильинской! Значит, она не твой человек. Забудь. Знаю я таких — это же солдат в юбке. Полевой командир! Террористка! Ты ей слово — она в ответ десять. У тебя уже была такая — твоя бывшая, Вера. Ужас! — воскликнул эмоциональный адвокат. — И самое главное — снова и снова на те же грабли! Понимаешь, Ши-Бон, мы все время наступаем на одни и те же грабли, вот в чем сермяга! И каждый раз…
— Сходи за горючим, — перебил его Шибаев. — Помнишь, где?
— Помню! — Алик вскочил и побежал на берег за бутылкой водки, которая охлаждалась в родниковых водах Магистерского озера.
Дымящаяся уха, зелень, хлеб, полные стаканы! Родная компания. Костер и сонное озеро. И луна…
— Нет, Ши-Бон, ты только посмотри, какая сумасшедшая луна! Это же… не знаю! Просто нет слов! — выкликал восторженно Алик. — И роскошь общения. Что еще нужно человеку для счастья? Обыкновенному, нормальному, вменяемому человеку без особых амбиций? Ни-че-го! Все тут, под луной. За нас! — Алик поднял стакан.
Шибаев кивнул — принимается. Они выпили.
— Хорошо сидим! — сказал Алик, который был не в состоянии молчать ни минуты. — Тишина… Ты только послушай, Ши-Бон, какая фантастическая тишина! Космическая! Ой, звезда упала! А давай досидим до рассвета! Я никогда в жизни не встречал рассвет у костра…
И вдруг они услышали звук автомобильного мотора — посреди ночной тишины он был как гром небесный. Они переглянулись. Машина, видимо, застряла на грунтовой дороге. Мотор натужно ревел и стрелял выхлопами. Свет фар метался за кустами. Макс тявкнул и помчался к дороге.
— Тише! — прошипел Алик. — Вдруг это бандиты!
— Боишься, что ограбят? — проворчал Шибаев, поднимаясь. — Возьми топор.
Они осторожно раздвинули кусты и увидели машину, застрявшую в гигантской выбоине посреди дороги. Из чего Шибаев заключил, что пришельцы чужаки — свои знали об этой воронке и объезжали ее по лугу. Свет фар метался по верхушкам кустов. Макс истерически лаял, припав на передние лапы.
Они вышли из кустов.
— Жанночка, бандюки! — взвизгнула Ирочка. — С топором!
Ильинская открыла дверцу. Шибаев отступил, не веря своим глазам.
— Саша! — закричала она. — Это мы! Не стреляйте! — И выскочила из автомобиля…
— Я думал, ты вернулась к мужу, — сказал Шибаев, когда они брели по узкой тропинке вдоль озера. Светила сумасшедшая луна, пели лягушки, стрекотали цикады… впрочем, про луну, лягушек и цикады уже было. По воде тянулся дрожащий сверкающий лунный мостик — от берега к берегу. Макс, повизгивая от полноты чувств, жался к ногам Ильинской. Она нагибалась к нему, тормошила, и он радостно взлаивал.
— Не вернулась, как видишь, — ответила она.
— Как ты?
— Хорошо. Почему ты удрал? Испугался? Не хочешь связывать себя? У тебя кто-то есть?
— Не хотел мешать, — ответил он, и невольно в голосе его послышалась обида. — Никого у меня нет.
— Ты всегда такой деликатный? — спросила она насмешливо.
— Не знал, что это недостаток.
— Ты просто удрал! Сбежал от меня! — выкрикнула Ильинская.
— Почему ты не вернулась к нему?
— Не знаю, — ответила она не сразу. — Наверное, из-за Плотникова…
— Из-за кого? — изумился Шибаев. — Я подумал, из-за меня.
— Из-за Плотникова. Он меня убил! Они оба меня убили. Сначала Валера, потом Плотников, оба. Убили и вываляли в грязи. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой грязной, ненужной и ничтожной, понимаешь?
Шибаев промолчал.
— Они оба! — резко повторила Жанна. — Они оба для меня одно целое! Вернуться к Валере — значит простить Плотникова. Как я смогу жить с ним после его измены, драки, оскорблений? После этого дурацкого кольца? Снова в грязь? Сделать вид, что ничего не было? Простить? — Она смотрела на него своими светло-зелеными глазами, полными слез. — Не умею я прощать. Запомни!
Шибаев не понял — это было слишком тонко для него. Все окружающее для него, как и для многих представителей сильного пола, делилось на белое — черное, да — нет, хочу — не хочу. Жанна не вернулась к Валере, значит, не захотела. Точка. Потеряла интерес. Уверена, что не останется одна. Еще — не может простить. Гордая. Это он понял. А Плотников тут каким боком? «Дамские эмоции и истерика», как говорит Алик Дрючин, великий гуру и знаток женщин.
— Запомню. Как вы нас нашли?
— Твой телефон молчал, офис был закрыт, и я позвонила капитану Астахову, спросила, куда ты исчез. Он сказал, что ты исчезаешь, как правило, в одном направлении…