Лицо короля, изучающего карту, было напряженным и угрюмым.
– Такая разруха, – вздохнул он, – и ведь здесь еще не показан ущерб, причиненный полям и посевам.
– Я советовалась со старшими друидами, – сказала королева Кристина. – Они говорят, что еще не поздно обеспечить приличный урожай, достаточный, чтобы не случилось голода в ближайшие месяцы. Они будут молить землю и погоду даровать нам свою щедрость. Но фермеры должны поскорее вернуться к своим занятиям.
– Для чего нужно выгнать из овсов гоблинов, – добавил Уилл, становясь на цыпочки, чтобы видеть карту.
По лицу Истребителя Драконов скользнула улыбка.
– Именно, господин Тернстон, именно.
– Очевидно, у нас нет выбора, кроме как сражаться, – сказал Бреллан Старав. – Но при выработке плана мы должны учитывать, что ваасанцы значительно превосходят нас численно.
– Сегодня ночью мы разошлем верховых, – ответил король, – ко всем дворянам, схоронившимся в поместьях со своими воинами. Если удача будет с нами, некоторые из них сумеют присоединиться к королевской армии вовремя и принести пользу.
– Почтительно прошу извинить меня, ваше величество, – возразил Дригор, – мы все время твердили людям, что вы не умерли. Никто не верил нашим уверениям.
– Потому что народ считал, что если бы я действительно был жив, то поднял бы задницу от трона и вышвырнул захватчиков вон, – бросил монарх. – А теперь герольды могут возвестить, что король едет на войну. Возможно, это изменит дело.
– Вы же понимаете, – заметил Целедон, – что гоблины и великаны тоже об этом узнают.
– Отлично. У нас нет времени уничтожать сотню разбойничьих отрядов по очереди. Нам нужно, чтобы враги слились в единую армию, которую мы сможем сокрушить одним ударом. Деморализованные остатки бандитов убегут обратно в Ваасу или, по крайней мере, под защиту Врат.
Дригор усмехнулся, отчего лицо его, суровое, покрытое шрамами, приобрело еще более зловещий вид.
– Славный трюк, если только мы сумеем его исполнить.
– Именно трюк я и имею в виду, – ответил Истребитель Драконов. – Даже регулярные армии нередко рассеиваются в страхе и смятении, если неожиданно ударить по ним с фланга или, еще лучше, с тыла. А гоблины, хотя и бывают в определенных обстоятельствах свирепыми, воинство не самое дисциплинированное. Поэтому вот что я предлагаю. Мы разделим наши силы. Одна половина, во главе со мной, открыто пойдет маршем через страну. При помощи некоторых маневров мы сможем, пожалуй, втянуть врага в бой вот здесь, – он указал тростью, – к западу от этих холмов.
– Понимаю, – кивнул Бреллан. – Вторая половина армии незаметно проскользнет с севера и укроется за холмами. Когда начнется битва и войско вашего величества свяжет ваасанцев боем, остальные защитники Дамары обрушатся на них с тыла. Мы уничтожим их, зажав в клеши.
– Может быть, – добавил Уилл.
Командир паладинов Золотой Чаши бросил на хафлинга хмурый взгляд.
– Вы видите изъяны в стратегии его величества?
– Я не рыцарь, а просто охотник, – пожал плечами Уилл, – но несколько раз у меня были стычки с гоблинами. Может, они и не «дисциплинированное войско», но и не идиоты. Им известно, как позаботиться о себе во вражеской стране. Они вполне могут послать в эти холмы разведчиков, выследить вторую армию и испортить ваш великий сюрприз.
Бреллан помолчал минуту, размышляя, и наконец, признал:
– Проклятие, вы правы.
– Тогда как вам другой план? – предложил Истребитель Драконов. – Мое войско навяжет противнику бой дальше к северу, потом обратится в бегство и, преследуемое ваасанцами, отойдет до выбранного нами места. В таком случае у них не будет возможности выяснять, что там за холмами. Вы одобряете, господин Тернстон?
– Не уверен, что я одобряю это, – вмешался Целедон. – Вы не раз замечали, что отступление в боевом порядке под натиском атакующего противника – одна из самых трудных задач для любого войска. Если преследующие нас гоблины не дадут вам возможности остановиться и принять бой во второй раз, когда вы достигнете нужного клочка земли, ваша стратегия провалится.
– Это рискованный план по многим причинам, – признал Истребитель Драконов, – но и лучший из всех, что я могу предложить. Если у кого-то есть более подходящий, пожалуйста, давайте послушаем.
Все на миг умолкли.
– Ну вот, думаю, и все, – усмехнулся Целедон. – Остается только надеяться на благосклонность госпожи Удачи.
Бримстоун изогнул змеиную шею, приблизив морду с темно-красными глазами к королю.
– Я не могу улучшить ваш план, – прошептал дракон, – но могу предложить способ приукрасить его.
Истребитель Драконов наверняка ненавидел вампиров так же сильно, как все остальные собравшиеся здесь паладины и жрецы, но, в отличие от них, он не позволил ни малейшему намеку на отвращение отразиться на его лице.
– Пожалуйста, – сказал король, – расскажите нам.
Кара устала до такой степени, что больше не могла полагаться на свое умение с необходимой бережностью обращаться с древними документами.
К счастью, лишенный разума и формы невидимый помощник, которого она себе создала, не ведал усталости. Она мысленно приказывала ему перевернуть страницу, и побуревший ломкий лист медленно переворачивался, не рассыпаясь в прах.
Щурясь, до рези в глазах всматриваясь в так и норовившие расплыться выцветшие, неразборчивые буквы, она дочитала до конца совершенно бессмысленную историю, записанную спотыкающимся ямбическим гептаметром. В конце ее рыцарь-бабочка улетел в туманные поля ноготков и вновь появился, трансформировавшись в пустельгу.
Ради всех песен мира, что это предположительно должно было означать? Сделался ли рыцарь, превратившийся из насекомого в птицу, более высокой формой жизни? Или же, став хищником, утратил чистоту? И в любом случае, какая сила сотворила эту метаморфозу?
Все бесполезно. Она не понимает и никогда не поймет. Ей опять захотелось растоптать эти глумящиеся над ней, никчемные книги в пыль, и на этот раз рядом не было Дорна, чтобы остановить ее.
Но мысль о нем была.
Он верил, что Кара сумеет разгадать головоломку, и даже теперь, когда бешенство разъедало ее разум, она не могла предать его веру в нее. Она устало вздохнула, успокаивая себя, и вернулась к работе.
Проходили часы. Время одновременно и тянулось нескончаемо долго, и мчалось неудержимо. Срок существования, отпущенный ее невидимому слуге, истек, и Кара создала другого. Один из неофитов принес поднос с хлебом и бобами. Она пыталась есть, но после первого же куска желудок ее взбунтовался, и она отставила поднос подальше на пол.
И за все это время Кара ничего не добилась. Наконец певчая оттолкнулась от стола и закрыла глаза. Нужен какой-то иной подход, но возможно ли это? Чтение есть чтению, разве не так?
Что ж, а может, и нет. Она изучала аллегории, как мог бы делать ученый человек, размышляя во время чтения над каждым образом, буквой и каждым, возможно несущественным, эпизодом. Но она не ученый человек. Она певчий дракон, и частью самой ее сущности являются песни и магия – силы, которыми она предположительно должна обладать интуитивно.
Кара решила попытаться поступить с древними писаниями так, как поступала с любой поэмой или легендой. Она перестанет мучиться над каждым нюансом и сосредоточится на том, что будет чувствовать.
Довольно долго она не чувствовала ничего. Истории были слишком обрывочны и непонятны. Но когда она вновь добралась до напрасных скитаний рыцаря-бабочки, ей кое-что пришло на ум.
Ноготки обозначали огонь. Их желтый цвет был цветом яркого пламени, а клубящийся над ними туман был на самом деле дымом.
Огонь может очищать. Превратив бесцельно порхающую бабочку в остроглазого сокола, летающего в поисках жертвы, излечил ли он героя от глупости? Может, даже от безумия? На это ли намекал поэт?
Если да, тогда остальные части истории, и даже те, что связаны с ними, должны иметь отношение к идее огня, материального или метафизического, реального или воображаемого, причем таким образом, чтобы это имело смысл в соответствии с принципами магии. Она читала дальше, и хотя многие тексты оставались совершенно загадочными, тем не менее, начала вырисовываться некая картина. И так до тех пор, пока сердце не заколотилось от волнения и она не начала понимать, как можно создавать заклинания. Кара обмакнула перо в чернила и начала неистово строчить на листах чистого пергамента, подготовленных для нее монахами.
Наконец Кара закончила писать кажущееся обманчиво коротким и простым заклинание и уставилась на строчки с великим удовлетворением, которое немедленно начало перерастать в сомнение.
Ведь она на самом деле не знала, верно ли поняла все части таинственных писаний. Возможно, ее трактовка была полностью ошибочной, плодом безумия, усталости, попыткой принять желаемое за действительное. Даже если она правильно разгадала части загадки или всю ее целиком, большая часть информации, все эти тонкие и ловкие намеки, осталась непонятой. Как же тогда она смогла вообразить, будто успешно перешла от полуосознаваемых мистических взаимосвязей к такому точно сбалансированному, раскрашенному множеством нюансов инструменту, как работающее заклинание?
Она нахмурилась в ответ на свои опасения. Магия будет работать, потому что должна. Потому что нет времени изучать и ковыряться в деталях до бесконечности.
В любом случае, ей не нужно сидеть и гадать, достигла ли она цели. Это очень легко проверить.
Кара встала и запела написанные ею слова. Добравшись до последних нот, она против воли напряглась. Заклинание должно было выжечь кое-что в ее мозгу огнем, не менее опасным оттого, что он был нематериальным, а ментальным. Если она плохо справилась с работой, это пламя могло испепелить то, что осталось от ее рассудка, и даже саму душу. Даже если все сделано правильно, она страшилась, что прикосновение магии будет мучительным.
Но этого не случилось. Единственное, что сна почувствовала, – мгновенная легкость, как будто заклинание сняло с нее невидимый груз.