– Прекрати! – сказал я. – Хватай мясо и пошли отсюда.
Прежде чем послушаться, он завершил свою композицию, явно недовольный моей ворчливостью.
– Ты думаешь, нам что-нибудь угрожает? – поинтересовался он, принимая у меня вырезку. – Видишь, мальчики мертвецки спят.
Неожиданно нам на глаза упала тень, а под сводами сооружения раздалось глухое ворчание, напоминающее работу тракторного двигателя. Мы в ужасе обернулись и сквозь поднимающиеся клубы дыма заметили фигуру еще более мускулистого зверочеловека, чем те, которые валялись в трапезной. Дядя появился из узкого лаза за кучей дров, который мы вообще не заметили.
Дым, словно в кино, рассеялся, сделав очертания монстра более четкими. Дебиловатая физиономия мужичка выражала недоумение. Судя по внешности, это был предводитель, вождь или конунг остальных каннибалов. Мохнатую голову украшал рогатый череп, выполняющий функции шлема и короны одновременно. На шее красовалось ожерелье из клыков и когтей. Его одежда состояла из набедренной повязки и жилетки из шкур с неровно сшитыми рукавами. Волосатые ручищи сжимали зловещий деревянный молот, ударные поверхности которого были окованы металлом. Я проникся глубоким убеждением, что одного удара этим пугалом будет достаточно, чтобы стены покрылись каплями моего мозга.
Вождь довольно быстро разобрался в ситуации; думаю, у него не осталось сомнений в том, что причина странного состояния соплеменников кроется в нас. Он поднял свою колотушку и угрожающе зарычал, откровенно заявляя о своих намерениях относительно нас. Оставалось неясным, планировал ли он по собственной инициативе появиться в это время в этом месте или его оторвали от важных дел музыкальные упражнения Юдина, но он, похоже, всерьез возжелал разделаться с нами. Я подумал, что автор теории, которую поведал мне Саня, возможно, и прав. Внешность у людоедов может быть разной, но людоедское выражение хари ни с чем другим не спутаешь. Не раз встречал я в жизни людей подобного типа, и почти всегда начинались проблемы. Признаюсь, завидев экземпляр этого «хищного подвида», я каждый раз боролся с желанием, подобно нашим далеким предкам, сбежать от родственничка на край света.
Саня окаменел, и мне стало ясно, что от него не будет никакого проку.
– Спасай Таньку, я задержу! – гаркнул я, занося над головой свою дубинку.
Дважды повторять не пришлось. Он промычал что-то нечленораздельное и, не выпуская мясо из рук, понесся прочь от меня. Каннибал же, кражей мяса оскорбленный в своих лучших чувствах, напротив, устремился в мою сторону, причем его приближение не сулило мне ничего хорошего.
Я едва успел увернуться, прежде чем он превратил деревянную конструкцию, напоминающую стол, в груду щепок и обломков. Когда я представил себя на месте стола, меня наполнила необычайная легкость, и я с энтузиазмом, присущим разве что преследуемой леопардом антилопе, проскакал вдоль разъяренного молотобойца в другой конец логова. Он остался недоволен одиночеством и снова решил составить мне компанию. Ему было совершенно наплевать, что я отнюдь не в восторге от его общества.
Следующий удар пришелся точно в то место стены, напротив которого долю секунды назад находилась моя голова. Мощь, вложенная в это движение, была столь велика, что стены в буквальном смысле задрожали, а с потолка посыпался мусор. Зверочеловек, наверное, и сам не ожидал такого эффекта, ибо с восхищением погладил оружие и оскалился в хищной ухмылке.
Наступая, он оставил мне всего два пути: прыгать в костер или позволить загнать себя в угол. Я выбрал третий вариант: собрался с духом и подставил свою дубину, отводя его следующий удар.
Впечатление было такое, что меня лишили рук, но у меня не было времени рефлексировать по поводу подобных мелочей, поэтому я со всей возможной прытью попытался скрыться. Мой противник на долю секунды опередил меня и загородил выход. Пришлось снова уворачиваться, каждый миг рискуя остаться без головы.
Так мы и сражались, петляя между костров, почивающих каннибалов, снуя из одного конца помещения в другой. Я изо всех сил желал смыться от навязчивого геркулеса, но он всегда оказывался проворнее, и громыхание его проклятого молота продолжало преследовать меня по пятам, отставая всего на пядь. Очередная вибрация стен после его промаха сообщала мне о том, что я все еще жив. Страх мешал мне разработать толковый план спасения. Воображение живо рисовало лишь видение моего оседающего тела с черепом, превращенным в кровавое месиво. Это поддерживало у меня в организме высокий тонус, но не более того.
Зверочеловек стремительно настиг меня у кучи дров, но с близкой дистанции не сумел сделать замах и применить свое оружие. Я в мгновение ока стал карабкаться на дровяную пирамиду. Гигант лез следом. Он попытался ухватить меня за ногу, но в этот момент верхний слой дров не выдержал моего веса и с грохотом пополз вниз, обрушившись на каннибала. Я же, пробуксовав несколько секунд на одном месте, вкупе с сучковатой лавиной съехал назад и был погребен дровами совсем рядом с противником. В следующий миг древесину разметало по углам, словно внутри сработало взрывное устройство. Как оказалось, это вождь зверолюдей высвободил руку с молотом. Не дожидаясь, пока он перейдет к расправе, я выбрался из кучи и отполз подальше. Гигант освободился секундой позже.
Мне было тяжело дышать – все еще действовал дым сомы. Я боялся свалиться без чувств в самый неподходящий момент. Исполину тоже приходилось тяжело: в дурманящем воздухе он совершенно одурел и с трудом вращал глазами. Мы оба снизили темп.
Вождь встряхнул рогатой головой, и в его взгляде вновь появилось осмысленное выражение. Он двинулся ко мне. Я ждал, пока он замахнется, чтобы ударить, – это давало мне возможность нырнуть ему под руку, угадать направление удара и увернуться, в общем, так или иначе спастись от гибели. Однако он изменил тактику. Зверочеловек держал колотушку наперевес и просто шагал вперед, все больше оттесняя меня в угол.
Он ждал, когда у меня сдадут нервы и я брошусь в сторону. Тогда он ударит на опережение и обязательно попадет. Не может не попасть. Собственно говоря, он перенял мою схему защиты с точностью до наоборот.
Это было совсем уж опасно. Возможности маневра значительно сократились из-за кучи дров, завалившей теперь почти весь проход. Драться бесполезно, отступать дальше некуда. Что же предпринять?
Истошно завопив, я швырнул дубинку ему в область паха, и, пока он справлялся с возникшими проблемами, мне удалось проскочить мимо и удалиться от него шага на три. Но его замешательство длилось недолго. Он быстро догнал меня и занес молот для удара. Мне нужно было увернуться, но передо мной возник чан с похлебкой, пузырящейся на слабых язычках огня, и я, воспользовавшись невесть откуда взявшейся прыгучестью, машинально перемахнул через него. Приземлился я на одно из повсюду разбросанных поленьев и, совершив в воздухе нелепый пируэт, грохнулся спиной на камень. Вождь каннибалов удовлетворенно причмокнул и, хрипло бормоча, потряс своим молотом, демонстрируя, как он собирается со мной покончить. В его маленьких глазках сверкнуло умиротворение.
Тогда я, поддавшись неосознанному рефлексу, пяткой пнул чан с кипящими остатками похлебки и закрыл руками голову. Как ни странно, вместо молниеносной боли я ощутил лишь брызги кипятка да услышал рев моего врага.
Я поднялся на ноги и обнаружил зверочеловека корчащимся в луже жирной смеси. Ему было очень больно.
В порыве ярости я схватил чан за ручки и обрушил его на голову исполина вместе с остатками содержимого. Не глядя на результат, я метнулся к выходу из этого ада, на ходу срывая одежду, чтобы дать испекшемуся телу больше прохладного воздуха.
Царство асимметричных форм долго не хотело отпускать меня, но наконец лес вокруг перестал вращаться, звезды и облака заняли на небе свои места, и бешеное сердцебиение успокоилось. Пока я отдыхал, Саня успел поджарить вырезку – то есть обуглил мясо сверху и слегка прокоптил, оставив внутри сырым. Меня била дрожь, и я ел это мясо трясущимися руками, едва не роняя на землю. Саня в сравнении со мной выглядел неплохо, но его, признаться честно, последнее происшествие не так уж сильно и затронуло. Таня оставалась по-прежнему невозмутимой, так и не придя в себя. Ее вырвало, дышать она стала ровнее и теперь только слегка постанывала. Беспамятство, похоже, перешло в обычный сон.
Когда все это началось, Юдин в ужасе умчался с ней на руках куда глаза глядят, причем достаточно быстро, учитывая его ношу. По его собственному признанию, дважды он спотыкался и бился оземь, но, к счастью, ни он, ни Таня не пострадали. Я набрел на его костер минут через пять после того, как поверженный мной гигант перестал представлять опасность. Впрочем, мы и сейчас настороженно оглядывались в сторону ротонды с мумией Индры, но все было спокойно.
Таня лежала чуть дальше от огня, чем мы, укрытая нежной беличьей накидкой. На свежем воздухе бледность с ее лица постепенно исчезала. Теперь в ее чертах все больше проступала та самая красота, что неизменно сводила меня с ума. И о чем бы я ни пытался думать, мысли неумолимо возвращались к ней, такой близкой, такой беспомощной.
Юдин наблюдал за мной со смесью восхищения, зависти и странного раздражения. Мой рассказ его ошеломил и обрадовал одновременно: он ведь не чаял уже узреть меня живым. А я появился, причем – победителем, и это, мне кажется, не так уж его и обрадовало. Воздействия амулета ясно указывали на то, что парня мучают какие-то темные переживания.
– Отсядь от Танюхи, а то так и не перестанешь дрожать.
Я ожидал любой реакции со своей стороны, но совершенно неожиданно рассмеялся. Дрожь куда-то пропала. Организм в который раз перемолол все невзгоды, и ко мне вернулось присутствие духа.
– Тебя это тревожит?
– Да нет.
– Тогда отстань. Я сейчас нервный и шуток не понимаю.
Саня игнорировал мою просьбу и продолжил разговор о Тане.
– И что ты будешь делать, когда она очнется?