– Что это значит?
– Я перевожу только в одну сторону.
– А назад?
– Смертным положено в одну сторону. Да и желающих обратно на моей памяти не было.
Далеко сзади послышался гомон голосов. Предки шли за нами. Я беспомощно огляделся, поднял Таню, прижал к себе.
– Договаривайся, договаривайся скорее, – ткнул меня в бок Юдин. – Черт!
– One way ticket, – протянул я. – Отшельник, может, сделаешь исключение и вернешь нас потом назад?
– Я не делаю исключений, – сказал перевозчик мягко. Слова его не звучали ни холодно, ни жестоко, но носили оттенок железной непререкаемости.
Шум на лестнице, где-то далеко за спиной, усилился. Послышались резкие выкрики. Что-то мелькнуло мимо нас, всколыхнув Танины волосы. Движение воздуха, словно от легкого выдоха, – и стрела, на излете, тупо щелкнула по ладье и упала в воду.
Я готов был уже в панике тащить за собою Татьяну хоть куда-нибудь, чтобы скрыться от смертоносных гостинцев далеких пращуров, но несколько мгновений моей выдержки спасли нашу миссию.
Адский Аскет внезапно нахмурил лоб и, почему-то обращаясь в мою сторону, как-то почтительно сдвинул брови. В следующий миг он медленно опустил голову в легком поклоне:
– Ты? Нежданная встреча. Я приветствую тебя после вечности разлуки, Тотх.
Я вполоборота оглядел своих спутников, пытаясь прочесть на их лицах ответ на поведение Харона, но они сами недоуменно хлопали ресницами, открыв рот: их тоже шокировала резкая перемена в моем статусе. Я понял, что происходит, только тогда, когда амулет характерным для себя способом выдал странную последовательность температурных импульсов. Амулет отвечал перевозчику. Вон оно что! Какой такой Тотх притаился у меня на шее? Ладно, потом разберусь. Надо решать проблемы по мере их возникновения, а сейчас перед нами стояла более насущная задача. И я немедленно решил воспользоваться открывшейся перспективой:
– Мы согласны.
Адский Аскет с ангельской внешностью перевел взгляд с амулета на меня. Он думал.
– Что ж, смертные, пожалуйте в ладью.
Саня с сомнением поглядел на меня. Я и сам не был уверен в том, что делаю, но деваться было некуда: во тьме рябили светящиеся бутончики факелов, и несколько гостинцев, прибывших с той стороны, прочно засели наконечниками в деревянной драконьей шее. Получить такой подарок в спину не очень-то хотелось, и Саня с ворчанием полез в спасительный ковчег. Потом я помог взобраться Тане, и сам опустил на лавку чресла, косясь на трехголового пса Цербера. Он, однако, мало интересовался чужаками. Положив головы на лапы, он уснул, и только тройка змей, живым воротником шевелившихся у него на шее, пристально оглядывала нас.
Харон без спешки и лишних движений привел в порядок суденышко, вынув стрелы. При этом его нимало не смущало, что пара их сестер в это время прошмыгнула у него над головой. Управившись, он с достоинством принялся грести одной рукой, другой корректируя положение рулевого весла. Я оглядел его руку, лежащую на рукояти: ни когтей, ни перепонок, обычные человеческие пальцы. На существо из ада он походил так же мало, как я, скажем, на крокодила.
Мелководье, видимо, кончилось, так как ладью стало покачивать сильнее. Отдав суденце силе течения, Харон бросил грести и отныне управлял только рулем. Скорость мы развили немалую, и вскоре голоса преследователей сошли на нет.
– Грехов много, – произнес Адский Аскет без особой интонации и ни к кому, в общем, не обращаясь.
– Что? – спросил я.
– Грехов у вас много, тяжких, глупых.
– С чего вы взяли? – Я от смущения позабыл решение обращаться на «ты».
– Ладья глубоко просела! – ответил перевозчик и залился каким-то ласковым смехом. Надо же, он еще и с чувством юмора.
Мы проплыли мимо мшистых каменных утесов, под склонившимися над водой кронами незнакомых деревьев. Быстрая речная стремнина, которая нас несла, вдруг затихла, и вскоре мы пристали к открытому песчаному плесу, клином врезающемуся в воду из зарослей камыша в два человеческих роста. В этой местности и на небе присутствовало подобие света, но в сочно-свинцовой акварельной палитре того недоразумения, которое я по привычке ассоциировал с небосводом, нельзя было различить, от чего он исходит.
– Прибыли, – улыбнулся Харон, широким жестом приглашая нас на берег.
Мы, поспешно, перебрались на сушу.
– Пока, – с надеждой сказал я вслед удаляющемуся силуэту. Харон не счел нужным тратить силы на ответ.
– Интересно, куда он поплыл? – достаточно громко спросил Саня.
Харон услышал.
– Там много людей с факелами, – пояснил он издали. – Проверю, не хотят ли они переправиться.
– Эй, не надо их переправлять! Постой, Отшельник! – хором возопили мы.
– А почему, собственно? Я ни для кого не делаю исключений, смертные.
Ладья скрылась в темноте. Затих и плеск весла. Мы помолчали немного, свыкаясь с новыми реалиями.
– И что нам делать теперь? – спросил Юдин.
Я уклончиво помалкивал.
– Что тут за чертовщина творится! – не выдержала Таня. – Одного мира мертвых не доставало, так теперь еще этот Аид, откуда ни возьмись, появился!
– На орбите звездолет пришельцев завис, – добавил я.
– И не один, а два, – возразила Таня. – Я два видела.
Юдин тоже высказался, почесывая затылок:
– Черт знает что здесь происходит! Я подозреваю, что братья по разуму не зря наездами шастают в этом закутке Вселенной.
– Поливселенной, – сумничал я.
– Да, именно. Насчет инопланетян: их тут, по моим подсчетам, цивилизации три наберется. Сегодня, похоже, они тут все скопом собрались!
«Хитрый Юдин, конечно же, знает не меньше моего, – отметил я, – только держит это при себе. Интересно, с чего бы это предки были с ним так подельчивы в плане информации?»
– Мне только что откровение было, – покровительственным тоном продолжил Саня. – Нам надобно еще одно плавучее средство соорудить, типа плота. Этот Адский Отшельник, или как там его, будь он неладен, вернется, а нас – ку-ку! Сами потом выберемся назад.
– А ты найдешь дорогу?
– Методом проб и ошибок.
– Эдак мы отсюда только в Судный день выберемся, – скептически заметил я, вспомнив указания амулета. Предки, если не идиоты, сюда не сунутся, а мы, если заплутаем, пропадем. Знать бы только, когда солнце зайдет.
– Аскет-то… Бесит меня эта кличка! Возвращать же он нас не хочет, негодяй! Плотик все равно нужен.
Татьяна поддержала эту идею, томно накручивая на палец прядь волос. Взгляд ее блуждал. По обыкновению своему, она впала в пятиминутную влюбленность, которые посещали ее постоянно. Я с ужасом подумал, что на сей раз объектом ее поклонения стал адский перевозчик.
Пригодный для сооружения плавучего средства материал могла дать рощица, оккупировавшая склон холма в отдалении. Местность выглядела мирно и уютно, ничто не предвещало угрозы для жизни. Мы приблизились к деревьям, оглядывая этот мысок, который при здешнем освещении казался не совсем реальным, словно зыбкое отражение предметов на поверхности мыльного пузыря. Саня сложил свои пожитки наземь и вяло выполнил несколько гимнастических упражнений, разминая уставшие мышцы. Таня старалась скрепить полы своей накидки так, чтобы она не распахивалась ежеминутно, приоткрывая окружающим ее прелести. Я, наконец, обнаружил, что давно уже желаю ненадолго уединиться.
– Ну, начинайте, а я вернусь через минуту, – буркнул я и углубился в заросли. Продравшись сквозь густой подлесок, быстро миновал несколько рядов клена и остановился в замешательстве: «лесополоса» осталась за плечами, холм круто обрывался, под ногами зияла трещина оврага, а еще дальше простиралось бескрайнее поле, покрытое цветами. Недолго думая, я спустился вниз и засел среди бледных благоухающих тюльпанов. Тыл прикрывали несколько кустов, с виду напоминающих малину.
Бестолковая возня цветовых пятен наверху порождала бесконечное многообразие блуждающих теней внизу. Тени переползали с цветка на цветок, ниспадали со стеблей на землю и взбирались по листьям, перетекая по моим рукам и коленям, окрашивая тело то в багровый, то в тускло-фиолетовый цвет. Рябь тюльпанов и теней, сливаясь с цветовым хаосом потолка, который язык не поворачивался обозвать небом, наполнила меня мистическим трепетом и тревогой. И эти ощущения, чего греха таить, здорово помогали моему занятию. Отчасти оглушенный безобразными небесными гаммами, отчасти истосковавшийся по прекрасному, я потупил взор и разглядывал тюльпаны. Аромат, поднимавшийся от них, приятно щекотал ноздри, лишь отдаленно напоминая запах земных тюльпанов. Повинуясь мгновенному порыву, я сорвал одно растение и понюхал.
По нервам пробежалась неприятная дрожь, напоминающая воздействие гальванического разряда. Пока я оглядывался, выискивая причину новой напасти, мир вокруг меня, или мое восприятие – не стану утверждать наверняка, – снова неуловимо изменился. Адекватнее всего перемену можно передать, как смещение акцентов. В тех отделах мозга, которые отвечают за интерпретацию поступающей сенсорной информации, щелкнул тумблер, и передача смысла пошла с негативным знаком.
Я сфокусировал свое внимание на цветке и в следующий миг со сдавленным возгласом отвращения отбросил его прочь. Раздавленный тюльпан был полон гадкой вонючей субстанции, слизкого кровавого кала. Я обнаружил, что нахожусь в отвратительном месиве, выдавленном из стеблей и лепестков затоптанных мной цветов. Охваченный накатившей брезгливостью, подхватился и обернулся, чтобы ретироваться с этого неэстетичного поля. Шаг, второй. Я замер на месте, пораженный пугающим открытием: кустиков не было! Леса тоже не было, а вместо холма, напротив, появилась глубокая балка. Я снова, почти в прыжке, развернулся вокруг своей оси и в ужасе стал пятиться назад; волосы на затылке зажили своей жизнью: встопорщились, как загривок у напуганной кошки. Еще бы: тюльпаны на всем пространстве до горизонта зловеще покачивались в ломаном ритме, хотя ветра не было. По полю ползла мгла, почти живое облако, словно каракатица с сотней чернильных резервуаров, выбрасывающая перед собой струи мрака. Спасаясь от кошмаров, я зарекся ходить в туалет без сопровождающих и стремглав ринулся в балку, прямо с осыпающейся кромки обрыва спрыгнув в невесть откуда взявшийся ручей.