Одна какая-то деталь, которую все время хотел вспомнить, почему-то ускользала от моего внимания. Я натыкался на нее, но повелитель моих адских грез не желал, чтобы я акцентировал на нее внимание. И все же она, как поплавок, пробилась на поверхность и заполнила все пространство моего сознания грустным, но светлым и обнадеживающим умиротворением. Я увидел силуэт страдающего Бога на кресте, и все прочее постепенно потускнело. Так, словно бы неизвестная величина в трудном уравнении была, наконец, найдена, и между его составляющими, казавшимися до того непримиримыми неравенствами, смело можно было поставить две горизонтальные черточки. Поток мучительных терзаний иссяк.
– Все не так мрачно, – надломленным голосом сказал я. – Хорошего всегда больше.
Карлик рассмеялся, хлопая в ладоши, и покачал головой. Весь вид его будто бы говорил: ну и молодчина же передо мной, экий матерый гомо сапиенс! Но в смехе его мне почудились нотки хорошо спрятанного разочарования.
– Ты, я вижу, уперт как баран. Впрочем, ты ведь по гороскопу Овен, ха-ха, агнец. Это хорошо, что ты такой.
Стан карлика вытянулся, лицо облагородилось, сам он облекся в белоснежные одежды. Загадочное существо все так и сияло.
– Друг мой, скорее пойдем прочь из этой душной тюрьмы.
Он взял меня под руку и повлек за собою. От взмаха его руки настежь распахнулись двери, и мы вошли в просторные светлые покои, наполненные блистающим великолепием.
– Ты не поверишь, какие муки испытываешь, подвергая вновь прибывших этому последнему в их жизни и, без сомнения, самому трудному экзамену. Но все позади, мой друг, все позади.
Мы прошествовали мимо оранжереи, восьмого чуда света, в котором были собраны, наверное, все пятнадцать тысяч видов орхидей, не считая всех прочих существующих в мире цветов. Бесконечный коридор был выложен плитами из полированного белого мрамора. Изящные дорические колонны поддерживали своды потолка, украшенного разноцветными лепными барельефами. Противоположная стена, в которую то и дело уходили новые коридоры, была покрыта фресками пикантных сцен из мифологических сюжетов.
– Где мы? Что это за помещения?
– В этом доме обителей много, – сказал мой спутник, широким жестом приглашая меня войти в одну из представших передо мной комнат.
Я всегда мечтал о такой. Казалось, ее обставил человек, вкус которого был на сто процентов идентичен моему. Широкая жесткая кровать, несколько удобных кресел, высокий письменный стол, пара журнальных столиков, стеллажи с литературой, яркие фотопейзажи. На полу ворсистый ковер в светлых тонах, в углу парила какая-то призма, которая выглядела одинаково выпуклой и объемной из любой точки комнаты.
– Это очень совершенная помесь компьютера, телевизора и прочей бытовой техники, – сказал мой провожатый, предвосхищая вопрос. – Присаживайся, твои мытарства закончились.
Меня заинтересовала еще одна дверь, и я, исследуя новое жизненное пространство, открыл ее. За дверью плескалась прозрачная вода в бассейне, воздух был напоен приятными искусственными ароматами. Всю перспективу занимало густо-голубое небо с закатным солнцем, песчаный пляж, скалы, пальмы и чайки, кружащие над лагуной.
– Все это – твое, – услышал я шепот возле левого уха.
Я, по старинке, предпочитал называть его карликом, хотя шерсть на руках вроде бы не просвечивала сквозь его блистающее одеяние.
– Да садись же, отдыхай!
Я с тоской оглядел себя: совсем, бедненький, грязен, замучен, изранен. Наверное, я брал энергию в кредит из будущего, – собственных сил вряд ли хватило бы на то, чтобы поддерживать себя в вертикальном положении, – но в таком виде я не решался пачкать такую чистоту. Потом все же сел, так как решил, что веду себя неучтиво по отношению к хозяину.
– Не переживай из-за кресла, – кивнул бывший карлик, понимая мое смущение. – Оно останется чистым. А ты скоро отвыкнешь от предрассудков своего старого тела. Ты освоишься, все поймешь, и тебе, наконец, станет легко и хорошо.
Не совсем ясно представляя себе, о чем он говорит, я попросил растолковать его слова, выражаясь немного конкретнее. Лик ангелоподобного существа посерьезнел. Он присел напротив, постукивая пальцами по поверхности столика.
– Настало время открыть тебе величайшую тайну. Ты выдержал все испытания, с честью преодолел все преграды, искушения и теперь удостоен вечности в раю.
– Что? Это рай?
– Это – рай, – кивнул он. – Самый настоящий.
– Выходит, я отдал концы?
– Выходит, отдал. Ты испытываешь какие-то неудобства?
Несмотря на жуткую усталость, я почувствовал некоторое разочарование. Вот так живешь, трепещешь от мысли о том, что это когда-нибудь случится, размышляешь, что да как при этом чувствуешь. А потом – бах! – это происходит нежданно-негаданно, и выглядит, оказывается, банальнее некуда.
– Н-нет, не то чтобы неудобства, – ответил я, все еще с недоверием косясь на своего недавнего мучителя. – Просто… неуютно как-то. Все в голове перевернулось.
– Ничего, пройдет. Как ты теперь понимаешь, бутылка в холодильнике все же содержала яд. Сейчас уже не важно, как она там оказалась. Ты отравился, умер и прошел через своеобразное чистилище.
– Я не Гандхарва?
– Нет. До арийского спасителя тебе далеко. Ты обычный смертный, которому пришлось немного тяжелее, чем многим другим. Наконец, настало время отдохнуть. Ты теперь дембель. Ты долго боролся сам с собой, никак не хотел смириться с переходом в новое состояние. Боялся расстаться с бренною плотью и получить взамен новую обитель своего духа и целый новый мир. Но отныне это место станет твоим счастливым вечным домом. Не понравится комната – выбери другую или смоделируй новую, по вкусу. Я научу.
– А мои предки тоже здесь?
– В основном. Ты сможешь увидеть потом всех, хоть Сократа с Архимедом, если захочешь.
– А где.
– Да, да, да, я понял, что тебя беспокоит. Сейчас я найду Сашу и Танюшу. Они здесь немножко раньше, чем ты. Решили прогуляться, осмотреть достопримечательности. Мы скоро вернемся, а ты пока осваивайся, приводи себя в порядок. Кстати, ящик показывает все, в том числе все земные каналы. Хочешь – развлекись.
Он кликнул кнопкой дистанционного пульта и вышел. Призма ожила и настроилась на прием какого-то сигнала. Как раз закончился очередной сюжет, и камера показала студию. Я мгновенно узнал Светлану, диктора местной программы новостей.
«И еще одно сообщение на криминальную тему, – произнесла ведущая, глядя в телетекст. – Трагически оборвались жизни трех студентов государственного университета. По заключению медиков, причиной смерти двух молодых людей и девушки стало отравление суррогатным алкоголем…»
Сменяя друг друга, шли кадры: наша с Юдиным комната в общаге, фасад факультета, врачи, полицейский автомобиль, толпящиеся студенты. Вереница скорбных лиц. По ходу сюжета я приподнимался из кресла, позабыв про отвисшую челюсть.
«.Источник в правоохранительных органах сообщил, что происхождение смертельной жидкости пока не установлено. По данному факту заведено уголовное дело».
– Твою душу! – не выдержал я и рухнул обратно в кресло. За брань извергать меня из рая, похоже, не собирались. – Неужели, неужели это правда? – твердил я, кусая пальцы.
Все происходящее выглядело чересчур уж подозрительным. Обидно, что, вкусив плода познания, человечество так и не научилось отличать добро от зла, истину ото лжи, иллюзию от реальности. Только этим вроде бы и занимаемся всю историю, а результатов никаких. И органов соответствующих у нас до сих пор не выработалось.
Меня охватило беспричинное волнение. Я перебрал десяток других каналов, но ничто не привлекло моего внимания; выключив телевизор, я изучил содержимое книжных полок, но, несмотря на обилие всегда интересовавших меня изданий, не притронулся ни к одному. Сбросив лохмотья, я нырнул в теплый бассейн и смыл с себя кровь, пот и грязь, пользуясь душистым мылом из удобно вмонтированного в стену шкафчика. Легче не стало. Словно бы меня намазали чистотой сверху, а под ней оставались все те же заскорузлые кровавые корки и бурый налет грязи.
Обмотавшись полотенцем с изображением крокодильчика, поглощающего оранжевый шарик, то ли апельсин, то ли солнце, я разлегся на кровати. Сон не шел, несмотря на то что еще недавно я умирал от желания завалиться и продрыхнуть полвечности. Плохо дело. Интересно, возможна ли в раю неврастения? Я поднялся, не в силах противостоять беспокойству и дискомфорту. Мне было смертельно одиноко и хотелось домой.
По моему заказу щель в призме исторгла из себя скатерть-самобранку. Райская кухня решила попотчевать меня ломтями хлеба, сливочным маслом, красной икрой, несколькими кружками кровяной колбасы, как ее готовили родственники, державшие свиней, зеленью и стаканом крепкого вермута. Я отметил про себя, что всю сознательную жизнь мечтал вволю питаться чем-то подобным. Однако, сделав бутерброд и надкусив, я отложил его в сторону, едва прожевав маленький кусочек. Следом я отверг колбасу и вино. С кривой ухмылкой, обычно предвещающей у меня тихую истерику, я выплеснул содержимое на ковер и стал ходить по комнате из конца в конец. Здесь мне было не уютнее, чем в проклятом подземелье. Хоть бы карлик пришел, что ли. Где он там запропастился?
Я добыл себе свежую одежду и, размышляя, вышел в сад. Там царил вечный май. Цвели и зеленели каштаны, яблони, сирень. Босыми ногами я ступал по пестрому ковру лесных цветов, все убыстряя шаг. Я почти бежал. Как одинока и тосклива, оказывается, вечность! Значит, этот мещанский рай и есть то, чего не видело око и не слышало ухо человеческое?
Я остановился на склоне живописного ручья. Глядя на журчащую воду, постарался выудить в своих недрах то интуитивное сакральное знание, которое билось во мне, точно птица в клетке, и никак не могло выпорхнуть. Повинуясь какому-то неуловимому движению души, я сначала сел на корточки, потом устроился, подогнув под себя ноги. Достигнув удобного положения, я устремил взгляд в себя.