Ритуал — страница 43 из 62

– Бабочка там была?

– Какая еще бабочка?

Я занервничал:

– Ну, гусеница такая, здоровенная. То гусеница, то бабочка говорящая. И два демона на траве.

Я осекся под взглядом двух пар глаз. «Таки чокнулся», – читалось в них. До меня дошло, что если не хочу, чтобы всю оставшуюся жизнь меня считали психом, то мне лучше замолчать. Я опустил глаза и погрузился в себя.

– Не обращайте внимания, – сказал я чуть погодя. – Мне это все привиделось. Просто все было так реалистично, что я до сих пор не отошел. Ничего, это пройдет скоро. Ешьте, и будем двигать. Лучше уж вы расскажите, как умудрились Аскета уболтать?

Таня с готовностью приняла такое объяснение и вздохнула с облегчением и ноткой озорства:

– А я ему понравилась! – и добавила смущенно и разочарованно: – Чуть-чуть.

Но Юдина мое объяснение не удовлетворило. На лице товарища читалось явное недоверие к здравости моего рассудка.

– А что тебе еще привиделось?

– Да не приставай ты к нему! Видишь, он переутомился, – вступилась за меня Таня.

– Что ему, трудно рассказать?

Я сосредоточенно жевал, не вмешиваясь в их спор. Мне хватало и тех переживаний, которые происходили у меня в голове. Пройдя через приключения в Аиде, я чувствовал себя в каком-то смысле мертвым. И к тому же упреки проклятого карлика слишком глубоко запали мне в душу. Не важно, наяву ли это происходило, во сне ли, но после всего пережитого я понял, что всю жизнь хотел видеть себя чистым и добродетельным, хотя по сути оставался совершенным негодяем, причем во многих отношениях гораздо порочнее некоторых окружающих, которых втайне, наверное, презирал. Оказывается, раньше меня никогда не заботили последствия совершаемых мной поступков. Либо я их действительно не понимал, либо умело скрывал от самого себя, что, впрочем, не суть важно. Эпизоды же, показанные мне карликом, заставили меня взглянуть на все, что я делал, со стороны. И то, что я стал испытывать, я назвал бы не иначе, чем раскаянием.

– Знаете, я вам когда-нибудь все расскажу, если мы вернемся в Явь, конечно. Не сейчас. Но то, что я пережил, я никому не пожелал бы испытать. Этого никому бы мало не показалось.

Я посмурнел и потерял интерес к пище, оставив кусок недоеденным. У Тани началась легкая истерика.

– Ну, Сереж, ну что с тобой было, – заныла она, теребя мои плечи.

Я спокойно и как-то равнодушно отстранился, продолжая свою мысль.

– Я очень многое понял, – сказал я, обращаясь к Юдину, но, по сути, в пустоту. – Помнишь мою первую, Ленку? Это ведь из-за меня она по рукам пошла.

Таня даже рот приоткрыла от неожиданности.

– И муж Вики из-за меня повесился.

У Юдина глаза медленно, но неуклонно полезли наверх.

– Ошибки юности, ценою в чью-то жизнь, я страшный человек, друзья. Вы просто не подозреваете, с кем рядом находитесь.

– Эй, Серый, ты чего гонишь? Какой муж. – запротестовал Саня, пытаясь овладеть моим вниманием, пробившись через устремленные сквозь него зрачки. Но я напрочь проигнорировал его возмущенные тирады, продолжая гнуть свою линию, словно смертельно заболевший в исповедальне или расколовшийся убийца на суде.

– А ту аварию в шахте помнишь, где мужа твоей соседки привалило? К ней тоже я руки приложил. Подумать только, я и не подозревал, что творил.

Тут Юдин не выдержал, подорвался с места и хорошенько меня встряхнул.

– Прекрати, а не то я тебя свяжу. Вот что бывает, если вовремя не помочиться.

– Напрасно остришь. Я, конечно, не собираюсь распространяться по поводу того, когда и при каких обстоятельствах стал негодяем, но точно тебе скажу: если бы не божественное вмешательство, не сидеть бы мне сейчас с вами, не едать жаркое насущное.

Саня и Таня наперебой принялись практиковаться в психотерапии, предлагая мне глубоко подышать, выпить воды и попробовать еще несколько простых и доступных способов, которые, по их мнению, могли бы мне помочь прийти в себя.

– Да оставьте вы меня! – раздраженно отмахивался я от них. – Раз я говорю что-то, значит, это имеет основания. И не надо меня лечить, с головой у меня полный порядок.

– Известный факт, что двинутые рассудком не хотят признавать себя больными.

– Я здоров, и это мне тоже хорошо известно.

– Хорошо. Докажи. Откуда ты взял убежденность в том, что ты кого-то там убивал, и откуда чувство вины за поступки, которых, как мне известно, ты никогда не совершал?

Меня эта настойчивость вывела из себя.

– Ладно. Заказывали дерьмо – получите полной мерой. Про то, что у Лизы муж вешался, разве не ты мне рассказывал?

– Муж? Какой муж?

– Леха, какой же еще!

– Извини, Серый, но она замужем за Денисом.

Таня быстро-быстро закивала, жалобно вглядываясь в мое лицо. Гром и молнии! Ведь она действительно за Денисом! Я обнаружил в памяти второй слой воспоминаний, слегка затертый, тусклый, но зато вполне реальный. Пусть не такой яркий, как видения, показанные карликом, но наши настоящие воспоминания никогда и не бывают такими же подробными, как текущие жизненные переживания. Далеко не всегда мы можем вспомнить даже лица людей, с которыми были знакомы, большинство деталей и событий никогда не попадают в поле нашего зрения, а если и оказываются в нашем распоряжении, то быстро отсеиваются невидимым цензором – временем, – и исчезают, чтобы не возвратиться уже никогда. Я попытался разграничить обрывки воспоминаний, которые вступали между собой в вопиющее противоречие, и обнаружил, что относительно упомянутого выше эпизода обладаю, по меньшей мере, двумя альтернативными жизненными сценариями.

Это мне не понравилось, и я попытался внести ясность относительно других воспоминаний, которые «любезно» предоставил мне карлик, или дьявол, или бог сновидений – не знаю, кто он был на самом деле, и был ли вообще. Я задавал вопросы, и мои спутники, насколько владели информацией, подтверждали мою версию или горячо опровергали ее. Выяснилось, что некоторые событийные цепочки в моей памяти были повреждены или нарушены, некоторые отсутствовали вообще, другие обладали параллельными, часто значительно отличающимися, дубликатами. Короче говоря, было четко видно, что в голове у меня кто-то основательно покопался и вложил туда несколько чужеродных объектов, которые я стал воспринимать как подлинные воспоминания. Постепенно стало ясно, что, хотя девушка по имени Лена и была в моей жизни, но совсем в другом городе и гораздо раньше. К тому же все было совсем наоборот: не я бросил ее, а она меня. Причем это закончилось тем, что Володя, один из знакомых музыкантов, отнимал у меня на кухне ножи, которыми я спьяну безуспешно пытался вскрыть вены. Естественно, никакой связи между Леной и семьей Кораблевых не обнаружилось. Дальше – больше. Юдин убедил меня в том, что аварии, которую я весьма красочно описал, никогда не было и не могло быть по определению. В отличие от меня практику он проходил в шахте и соображал в этом больше моего. По его словам, случаев, который я описал, у нас в городе на его памяти не было, да и сомневается он, чтобы в жизни бывали такие фантастические стечения обстоятельств. Все гораздо глупее происходит: кто-то лазит под незакрепленным участком, нарушая технику безопасности, кто-то, будучи нетрезв, схватится рукой за какие-нибудь токопроводящие части. Но чтобы так. Нет, он решительно не помнит.

Наконец, мы добрались до железнодорожного путешествия. Оно имело место в действительности, но, как сам я рассказывал Сане раньше, закончилось вполне благополучно, без крови, тюремных заключений и прочего в том же духе. В остальном эпизоды в моей памяти вполне состыковывались и не вызывали подозрений, однако мы провели еще несколько тестов, после чего я вполне убедился, что нормален и обладаю адекватной картиной прошлого. По ходу дела Таня выяснила кое-какие подробности из моей жизни, которые я, в общем-то, собирался оставить при себе. Многие из них оказались для нее настоящим откровением, иногда – неприятным. Своими мыслями она вслух не делилась, но по моторике ее лицевых мышц было понятно, что вскрывшиеся факты из моей жизни произвели на нее глубокое впечатление и ввергли в уныние и глубокую задумчивость. Как мне кажется, львиную долю ее эмоций в тот момент составляла иррациональная ревность.

Когда я убедился, что, согласно каноническому пониманию добродетелей, не являюсь совершенно потерянным человеком, настроение мое заметно улучшилось. Я снова научился улыбаться, меня начали радовать прикосновения Танечки, а вкус откровенно плохо приготовленного мяса стал казаться божественным. Я крепко сжал в объятиях свою девушку так, что она даже недовольно пискнула, потряс в благодарность за помощь руку Юдина, догрыз свое мясо и почувствовал ощутимый прилив сил.

– Объясни-ка мне теперь, пожалуйста, подробно, откуда ты набрался этого хлама? – поинтересовался Саня. – За полчаса в тебе произошла такая разительная перемена, что я не знаю, что и думать.

– Точно, точно. – проворчала Таня.

– Верите ли – сам до сих пор не пойму. Сижу я, значица, никого не трогаю. Цветок сорвал, понюхал. Тут-то все и началось. Словно меня какими-нибудь глючными таблетками накачали. Вижу – бабочка сидит на голове. С человеческим лицом. Представляете, она, треклятая, разговаривала со мной. Представилась, как бог сновидений. После этого мне что только не мерещилось: все самые «прелестные» персонажи древнегреческой мифологии меня пытались затравить, меня мочили в ледяных адских реках и жарили в песке, окунали в дерьмо, а земля меня хотела сожрать. За мной гонялись крысы-псы, я несколько суток блуждал в подземном лабиринте, а потом ко мне пришло ужасное существо, карлик, который меня судил. Это он прокрутил мне несколько фильмов о моем прошлом, которые должны были показать мне, что я полный козел. Не знаю, может, он меня загипнотизировал, но я смотрел эти эпизоды так, будто они были настоящими, и ни разу даже не подумал, что это какая-то ерунда.

Юдин и Таня многозначительно молчали. Я воспринял это, как намек продолжать.