Ритуал — страница 50 из 62

Сказать так было бы не корректно. Появился не сам обитатель амулета, а ощущение его присутствия. Но на сей раз мы были на равных: от меня здесь осталось с гулькин нос, тоже не более чем присутствие чистого сознания. Но появление моего невидимого спутника здорово отрезвило меня; думаю, замедли он еще хоть на миг, я утратил бы контроль и растворился в бесконечности, не сумев сохранить целостность своей личности. Но, как я уже сказал, этого не произошло. Амулет (так мне привычнее его называть) не дал мне ни секунды на восхищенный лепет и сразу приступил к делу:

«Ты справился. Поздравляю и спасибо. Слушай внимательно и выполняй беспрекословно, если, конечно, хочешь вернуться назад и снова облачиться в ветхую биологическую одежонку на углеродистой основе. Ни на чем не фиксируй внимание, представь простую вещь из обыденной реальности и удерживай фокус на ней. Ты сейчас – все равно что облачко пара. Не будешь собирать себя воедино усилием воли – распадешься на части. Ты не готов полноценно воспринимать этот уровень структуры Вселенной. Давай, быстро!»

«Подлец, ты меня не предупреждал, что это так опасно!»

«А что было делать? Иначе ты никогда бы не согласился. Не паникуй, делай, что я сказал!»

Наверное, не нужно объяснять, что наше общение, не ограниченное больше превратностями «аналоговых» нейронных связей, происходило в течение одного мига. К тому же теперь я приобрел способность без проблем читать мысли самого Тотха.

Я не мог задействовать что-либо, чтобы помочь себе справиться, потому что просто не знал, что именно и как делать. Я живо представил свою кончину, как облако табачного дыма, медленно рассеивающегося в пространстве, но не мог найти в себе и намека на волю, только ужас и растерянность. Я был готов к тому, что произойдет нечто подобное: воля часто подводила меня. Именно поэтому я и боялся самого себя больше чем чего-либо другого. Однако один способ спасения от страха у меня в арсенале все же имелся, и я не замедлил им воспользоваться. В пространстве этого заастралья с ориентацией и визуализацией было туго, но в поле моего присутствия без особых усилий возник эфемерный образ из прошлой ночи: плавный изгиб Танюхиной спины, изящная талия, мягкая гладкая выпуклость ниже.

«Умница! – с эмоцией смеха обратился ко мне Тотх. – Так держать! Сила Эроса поистине безгранична!»

И я «держал» силой воображения этот соблазнительный образ, а заодно собирал воедино и себя самого, одновременно стесняясь амулета и опасаясь найти что-нибудь поприличнее, чтобы в процессе поиска не распылиться. Это длилось до тех пор, пока параллельно с проявлениями физики, недоступными современной науке, не проявился самый, что ни на есть, обычный мир. Теперь миры совоспринимались, и я понемногу успокоился, уразумев, что непостижимым образом нахожусь внутри Мирового древа, где-то в узлах его энергетических волокон, а снаружи Ашваттхи все остается по-прежнему, разве что накрапывает дождик. Мое открытие принесло мне бешеное облегчение, сил прибавилось, и способность воображать тоже возросла, что немедленно отразилось на реалистичности воссозданного мной образа.

«Все, хватит. Можешь перестать визуализировать этот зад, ты уже закрепился. Признаюсь, я и не надеялся, что ты так хорошо справишься. Думал, выкинет тебя назад в материальный пласт».

«Козел».

«Не обижайся. Я немного преувеличил опасность, чтобы ты мобилизовался и все сделал как следует. Немножко неприятно, зато теперь хоть знаешь, как оно там, „в астрале-ментале-эфире“. Я бы на твоем месте только спасибо сказал за такой опыт».

«Ничего себе, преувеличил! Я чуть не того…»

«Не ври. Обделаться ты не мог, больше ничего страшного с тобой не могло произойти. Ты провел меня по каналу доступа в оперативную область. Система распознала тебя, как своего, а я проскочил в роли собачки на привязи. Теперь можешь порезвиться, пока я разделаюсь с работой. Хочешь – понаблюдай, как я применяю на практике полученные у лучших мастеров космоса знания, хочешь – полюбуйся своей оболочкой. Можешь даже поглядеть другие миры или побывать в шкуре любого живого существа, только не мешай теперь, пожалуйста, и сам никуда не влезь. Ну, с богом!»

«Ты веришь в бога?»

«Конечно!»

«А как же все твои истории про инопланетян?»

«Одно другому не противоречит».

«Но ведь…»

«Все потом. Давай, развлекись, пока я буду делать плохим дядям каку, возвращая к жизни все, что они хотели уничтожить».

И Тотх принялся за работу. В общем-то, при этом ничего не происходило, ничего не менялось вокруг и видимого результата его деятельности тоже не наблюдалось. Я могу, конечно, сказать, что он вошел в центральную пару энергетических пучков Древа и принялся вводить многочисленные пароли и коды через интерфейс операционной оболочки инфогенератора, но это никому ничего не объяснит. Я даже свое нахождение в этом непостижимом устройстве могу передать только метафорами. Например, что я – нематериальный перископ подводной лодки, который наблюдает за тем, что происходит на поверхности, в то время как сама лодка – мое тело – находится под водой, то есть на «троне» в «бункере управления». Вернее, на троне – атман моего тела. В то время как настоящее повисло между столом и подоконником в общаге. Впрочем, может быть, настоящее вообще спит дома в кровати и видит сны. Или наматывает круги ада в аттракционе серого карлика из Аида. Или агонизирует, отравленное Намухри. Может, я вообще давно умер и уже прижился в мире предков? В новом состоянии осознания меня эти вопросы не заботили. Я не стал мешать последнему из могикан исчезнувшей цивилизации и решил погулять, пока он будет свершать главный поступок в своей жизни.

Вокруг меня вертелось множество вихрей информации, различавшихся размерами, аурой и интенсивностью свечения. Они составляли определенную структуру, достаточно сложную, чтобы я мог в ней разобраться. Концентрируя внимание то на одном, то на другом, можно было перемещаться между ними, так как они как-то соотносились между собой. Но свободно двигаться можно было далеко не везде – мешали силовые поля, которые защищали огромные массивы информации, хранящиеся внутри, словно разрозненные пчелиные соты. Как, в общем-то, и все на этом уровне восприятия, они представляли собой скорее абстракцию, чем физический объект. Понять, о чем идет речь, можно, если представить себе электрон, вращающийся вокруг атомного ядра. Огромная скорость делает бессмысленным заявление о том, что он находится в той или иной точке пространства-времени. Но бессмысленным только с точки зрения человеческого восприятия: ведь где-то же он находится и его можно зафиксировать, просто пока не существует достаточно приспособленных для этого приборов. Примерно то же самое можно сказать и про «объектность» этих аккумуляторов информации: они абстрактны, но только для человека. Но его «душа» воспринимает их, как некие трудноописуемые феномены.

Я сунулся к одной из таких матриц, состыковался с ней через устройство обмена и некоторое время воспринимал какие-то сигналы, которые вначале распознавал просто как шум. Потом до меня дошло, что на самом деле меня знакомят с системой восприятия какого-то животного, причем для этого мне «показали» «фильм», кусочек из его жизни, возможно переживаемый им в текущий момент. Возможно, хотя я и не уверен, глазами змеи я наблюдал, как «тепловое тело» мыши перемещается по полю среди стеблей ковыля. Я испытал голод рептилии, напряжение кольцевых мускулов длинного туловища, холод окружающей среды и агрессивные рефлексы охотника. Я познал ее безграничное терпение и такую же безграничную концентрацию, позволяющую в один точно рассчитанный бросок вложить нужную для умерщвления жертвы мощь.

Методика обучения, практикуемая людьми, не идет ни в какое сравнение с кратким курсом «полевой практики», который я прошел там. После жонглирования словами и прочими символами в ученике мало что остается, да и то, что в него удалось вдолбить, носит опосредованный характер. Цивилизация людей так и не смогла продвинуться дальше создания опосредованных вещей. Мы греемся посредством одежды, передвигаемся посредством транспорта, излагаем мысли, общаемся посредством бумаги или более сложных изобретений, вместо того чтобы культивировать непосредственное знание и способности самого организма. Находясь же в Мировом древе, я за несколько минут получил огромный объем внутреннего знания, которое в своей полноте настолько позволило мне отождествить себя с изучаемым объектом, что целые поколения серпентологов могли бы учиться у меня таким дисциплинам, как змеиная психология, например. Только я ничему не смог бы научить их, ведь я в буквальном смысле побывал в шкуре змеи, а для них мои переживания остались бы не более чем сказками.

Я подозреваю, что обычный человек просто испугался бы и быстро прекратил «просмотр». Я же после такого сеанса едва не получил настоящее психическое расстройство. Дело в том, что отсутствие тела поначалу делает вас беспомощным и подверженным внешним влияниям, поэтому любая деталь, которая увлекает внимание, может поглотить вас без остатка и навсегда привязать к себе. Чтобы вырваться из жуткого змеиного мира, мне пришлось приложить все силы, имеющиеся в моем распоряжении. На самом деле я просто не знал, как освободиться, поэтому и паниковал. Рывок дал мне такую инерцию, что я тут же «влип» в новую кладовую информации. На сей раз она содержала «кластеры», касающиеся не конкретного живого существа, а каких-то глобальных процессов – не то тектонической активности какого-то участка поверхности планеты, не то статистические карты вероятностного распределения геологических составляющих планетной коры. Разобраться было невозможно: в отличие от принятых людьми способов работы с информацией, существа, спроектировавшие нашу поливселенную, не пользовались для этих целей математикой и техническими приспособлениями. Адекватнее всего суть их информационного продукта можно выразить термином «идея», почти в Платоновском, что ли, понимании этого слова. Дело в том, что эти «айдосы» не были подобием алгоритмов, используемых программистами для создания математических моделей предмета или понятия. Не являлись они также и его аналоговой копией, которую представляет из себя, например, скульптура человека. Представьте себе, больше всего эта «Книга жизни» напоминала собрание замыслов художника или режиссера – предельно точных, емких, саморазвивающихся, нигде не существующих реально, но являющихся абсолютно необходимыми для того, чтобы воплотилось и жило само творение. Кто, как и зачем все сие произвел на свет божий – тайна, которая по сей день остается для меня за семью печатями.