– Эмма сказала, что она с ним неделями не разговаривала, – сказал Монах. – Он вытащил ее из какого-то шалмана, она там пела. Капризная, высокомерная, скандалистка… Унижала его, а он любил и сходил с ума. А что за письмо дала та женщина? Не в курсе?
– К сожалению, не в курсе.
– Ты хоть рассмотрел ее?
– Рассмотрел. Ничего особенного. Обычная. Скромно одетая, лет сорока. По виду учительница или служащая.
– Он ее узнал? Как она обратилась к нему?
– Назвала по имени: Виктор и на «ты». Кажется, узнал, но не сразу, а когда она назвалась. Мне было не слышно. А он уставился на нее… даже вздрогнул! По-моему, тоже назвал ее по имени. Она протянула ему конверт и что-то сказала… очень тихо. Он кивнул.
– Он дал ей свою визитку?
– Ничего он ей не давал. Она ни о чем не просила, отдала конверт и сразу ушла.
– Значит, больше не увидятся. Она курьер. Интересно, что в конверте. Привет из прошлой жизни?
– Он не был дома больше двадцати лет. Поздновато для привета. Я спросил про друзей и родных, он сказал, что никого нет. Друзей не встречал, да и не хочется – не до того. Жалеет, что вернулся. И Маргарите у нас не нравилось. Все время вспоминал, как она ушла… Она так радовалась, что они идут в «Английский клуб», купила новое платье… Весь вечер была оживленной, смеялась, потом попросила принести шампанское. Он пошел, а когда вернулся, ее уже не было. Он метался по залу, но нигде не мог найти. Это сглаз, она не могла вот так уйти, ее заставили. Сказал, что она показалась ему слишком целеустремленной, действовала как автомат… Он видел запись. Это была не она!
– В каком смысле?
– В смысле, она не понимала, что делала. Гипноз! А когда он узнал про знак и волосы, понял, что был прав. Она ушла не по своей воле. Он не суеверный, не верит ни в какую чертовщину, но как по-другому объяснить?
– А про Янину он ничего не сказал?
– Он ее не знал. А что твоя Эмма?
– Наша, Лео. Наша Эмма. Неприятная, колючая, неблагополучная… Отличница, с которой никто не дружил. И не дружит. А она из кожи лезла, чтобы быть самой-самой, чтобы ее оценили, полюбили, обратили внимание…
– Она тебе все это выложила? – не поверил Добродеев.
– Не сразу, а после трех рюмок водки. Раздухарилась, расплакалась и выложила – и про Бражника, и про Маргариту, и про себя. Даже похорошела.
– Похорошела? – фыркнул Добродеев. – Интересно, сколько ты выпил?
– Ну, принял слегка. Погода, кладбище, дождь, сам понимаешь… Напрасно ты так, Лео. Она интересный человек. Я чувствую людей, особенно женщин. Она просто еще не раскрылась…
– Ну да, ну да, бутон… ага, – фыркнул Добродеев. – Понял, не дурак. Будешь раскрывать? Не страшно? Вылупится какая-нибудь росянка, которая жрет муравьев и мух!
Монах, не ответив, разлил пиво:
– За успех, Лео!
Они выпили. Добродеев иронически ухмылялся; Монах делал вид, что не замечает.
– То есть ты не почувствовал, что Бражник привирает, недоговаривает чего-то? – спросил он. – Не плакал?
– Нет. Недоговаривает? Вроде откровенно выложил все про себя… Но! Был момент под занавес… – Добродеев замолчал, выразительно глядя на Монаха.
– Ну?
– Когда мы вышли из «Совы»… Мы были в «Сове»! Вышли, собирались взять такси, там стоянка, а тут вдруг мой стажер на тачке, говорит, садитесь, куда вам, эх, прокачу. Хорошо, что я вас встретил, говорит, хочу показать свой материал. Ну мы поехали сначала в Еловицу, отвезти Бражника, потом вернулись в «Сову»… – Добродеев снова замолчал.
– Ну и?.. Не отвлекайся!
– На верхнем этаже дома горел свет. Скорее всего, там спальня.
– Он видел?
– Понятия не имею. Я сам не сразу заметил. Он вышел, а мы уехали.
– Во сколько это было?
– После десяти. Это она!
– Кто? Маргарита? – по-дурацки брякнул Монах. – Привидение?
– Нет! Эмма! Больше некому. Когда ты с ней расстался?
– В семь вечера. Отвез домой – она снимает квартиру в центре. Не думаю, Лео, она была прилично теплой…
– А кто? Если бы в гостиной, то мало ли – шофер, домработница…
Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
– Это ни о чем не говорит, – сказал Монах. – Забыл погасить или оставил намеренно, чтобы отпугнуть грабителей. Вот если бы силуэт или кто-то ходил… Может, что-то мелькало?
Добродеев задумался.
– Нет, – сказал наконец. – Ничего не мелькало, просто горел свет.
– Если там кто-то был, то он бы не таскался с тобой по кабакам. Поставь себя на его место – ты хоронишь жену, а в это время тебя в спальне ожидает другая женщина… Любимая! Ты бы со всех ног… Понимаешь?
– Любимая? Откуда ты знаешь?
– Супружеское ложе еще не остыло, а у него другая. Конечно, любимая! Он не знал, что она там, Лео. Она не живет у него, это было бы неприлично, слишком скоро. Да и Эмма знала бы. Если это не она…
– Эмма? После Маргариты? Убей, не поверю! Скажи еще, что ты видишь… как волхв. Не было там никакой женщины… может, померещилось, мы с ним здорово приняли. Не знаю. Если бы ты видел, как он убивался. Не верю!
Монах вздохнул:
– Я тоже не очень верю. Это было бы слишком просто.
– Что дальше, Христофорыч?
– Интересно, что было в письме… Дальше? Ждем, Лео. Оборотень даст о себе знать.
– Ты думаешь?
– Уверен. Похоже, ты с ним подружился… с неутешным вдовцом. Теперь и позвонить можешь запросто, и вытащить куда-нибудь тоже. А что, если мы…
– Даже не думай! – перебил Добродеев. – Я пас!
– Пас так пас. – Монах развел руками. – Интересно, что нового у нашего майора Мельника. Кстати, ты не спросил, почему не было никого из родных Маргариты?
– Бражник сказал, у нее никого нет…
Глава 19Плечо друга. Эмма
Вчера еще в глаза глядел,
А нынче – все косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел, –
Все жаворонки нынче – вороны!
В десять утра приехала Эмма. Бражник сидел у компьютера, бессмысленно уставившись на экран. Он вздрогнул, заслышав звонок. Первой мыслью было: не открывать! Пусть уходят, он никого не хочет видеть. Но ее перебила вторая: полиция! Узнали что-то новое, приехали сообщить. Он открыл дверь, не спрашивая, но это была Эмма. Он, словно не узнавая, молча смотрел на секретаршу.
– Доброе утро, Виктор! Не разбудила? – Эмма, улыбаясь, смотрела на него. – Можно?
Бражник посторонился, и она вошла. Он толкнул дверь, и она с неприятным звуком захлопнулась. В прихожей было темно. Эмма слышала хриплое дыхание хозяина. Он молчал, никак не выразив своего отношения к ее приходу. Просто стоял и молчал.
– Возьмите. – Она протянула Бражнику сумку. – Это продукты. Сейчас что-нибудь приготовлю.
– Я не голоден, – сказал он. Это были первые его слова.
– Так нельзя, Виктор. Света сказала, вы ее рассчитали…
– Я никого не хочу видеть. Мне не нужна помощь, она всюду совала нос. Вы напрасно пришли, мне ничего не нужно.
Он рассчитал домработницу – не хотел видеть ее соболезнующее лицо и слушать слезливые причитания, прекрасно помня, с каким обожанием она относилась к Маргарите.
– Вы не отвечаете на звонки, я уже бог знает что подумала: что-то случилось, заболел, сердечный приступ… С вашим давлением… мало ли.
– Батарейка села, должно быть. Спасибо, не нужно было. Что еще может случиться… Все уже случилось. – Он ни разу не назвал ее по имени.
Бражник поставил сумку на кухонный стол и стоял с потерянным видом, не глядя на гостью. Выглядел он плохо – несвежий, помятый, серый… Пил? Перегаром несет за версту. Чертов журналист!
– Этот журналист… Вы осторожнее с ним, Виктор. Неприятный тип, бесцеремонный, глаза так и шныряют, – сказала она осуждающе. – Возможно, вы не заметили, но он разговаривал с майором, который вас допрашивал. На кладбище. Было видно, что они в дружеских отношениях, майор что-то ему говорил, а он как болванчик кивал: да, мол, согласен, будет сделано. Он мне сразу не понравился. Сейчас приготовлю завтрак… Хотите омлет? Или бутерброды? Я принесла мясо и свежий хлеб.
Она говорила оживленно, улыбалась, заглядывала ему в глаза – подчеркивала, что у них дружеские отношения. Она даже позволила себе озабоченно-командный тон – слегка попеняла за неразборчивость в знакомствах и мягко выговорила за то, что он отключил телефон. В севшую батарейку Эмма не поверила. Она давала понять, что он не один, есть человек, готовый прийти на помощь. Она была назойлива, наигранно оживлена и чувствовала это. Ей хотелось погладить его по лицу, обнять, но она не смела…
– Я не хочу… – Бражник был похож на капризного ребенка.
– А кофе? Я принесла свежий, прямо в магазине смололи. Я тоже не завтракала. Приведите себя в порядок, Виктор. Нужно держаться. Я захватила почту и черновики писем, нужно ответить. Работа спасает. Идите, Виктор!
В ее голосе неожиданно прозвучали жесткие нотки. Бражник повернулся и молча вышел из кухни. Эмма прислушалась – в ванной полилась вода, он принимал душ. Она проскользнула в кабинет и стала перебирать бумаги на письменном столе. Не найдя того, что искала, выдвинула ящик и удовлетворенно хмыкнула, увидев вскрытый конверт без имени; вытащила письмо и стала читать. Закончив, достала из кармашка брюк айфон…
Когда спустя четверть часа Бражник появился в кухне, стол был накрыт, пахло кофе.
– Готовы? Садитесь, Виктор. Вам нужно поесть. Вы хоть ужинали вчера?
– Да, я вчера ужинал, – ответил Бражник, не глядя на нее.
– И пили? Этот газетчик похож на пьяницу! Толстый, физиономия красная… Чего он хотел?
Бражник пожал плечами:
– Выразить соболезнования. Вы напрасно так, он нормальный. Говорит, видел Маргариту в тот вечер…
– В ресторане? Всюду успевает, проныра. Лез в душу?
– Нет. Сочувствовал…
– Не верю ему ни на грош! В душу не лез, а потом выдаст сплетню в своей паршивой газетенке. Целый вечер поминали, похоже.