Она отпросилась. Он ожидал ее на улице. Они пошли к ней, и он рассказал, что его жена… умерла. Конечно, она слышала об убийствах женщин – все слышали, – ходили слухи о секте сатанистов… Одна из убитых женщин была его женой. Она смотрела на него во все глаза, недоверчиво, с восторгом: даже в этом он был необыкновенен, не как все!
Он рассказал ей о странной сцене в «Английском клубе», когда Маргарита ушла… Его жену звали Маргаритой! Она ушла… просто ушла! Не сказав ни слова. Он всюду искал, а ее не было; он не знал, что думать. У нее на кончике языка вертелся вопрос: ты ее любил? Но она не смела спросить. Он как будто понял и сказал, что их брак исчерпал себя. Маргарита была холодной, самоуверенной, взбалмошной… а ты другая, слышалось Лизе; они были на грани развода. Он перестал спать, все думает, что с ней случилось; его вызывают на допросы и не дают похоронить…
Лиза жалела его…
Он отдал ей ключ, сказал: «Приходи в любое время, буду ждать». Привез к себе, и она увидела его шикарный дом. Осталась на ночь – он привел ее на второй этаж и сказал: вот это моя спальня. И она с облегчением поняла, что у них были разные. Она решилась спросить, почему он так долго не приходил, и он, серьезно глядя ей в глаза, сказал, что не хотел морочить ей голову. Маргарита не давала ему развода, у них были сложные финансовые отношения, процесс мог затянуться на годы. Не приходил, но все время вспоминал… «Ты простишь меня?» – спросил он. «Да! Да! Да!» – закричала она и расплакалась.
Перед похоронами он весь вечер пил, а ей было страшно. Он уснул на диване, и она укрыла его пледом. Сидела и смотрела, умирая от жалости к нему, сильному, умному, замечательному, которому так не везет в жизни… Не везло. Он сказал, что теперь все будет иначе. Новый старт, новая жизнь, новые начинания…
Она ожидала его после похорон, приготовила ужин. Наступил вечер, а его все не было. Она поднялась в спальню, разделась и легла, свернувшись клубочком. Дом жил своей жизнью. Шуршал, скрипел, вздыхал; кто-то ходил по чердаку; ей слышался чей-то шепот, она даже различала слова – их шепеляво выплевывал чей-то уродливо перекошенный черный рот: ч-чужая, греш-ш-ница, с-страх, проклятие с-сатаны. Они повторялись снова и снова, монотонно, однообразно долбя в висках.
Затаив дыхание, накрывшись с головой, Лиза лежала несчастная, взмокшая от страха, ожидая прикосновения холодной враждебной руки. Ей казалось, что на чердаке и по коридору ходит Маргарита, незаслуженно убиенная… Бабушка рассказывала, что умершие от руки насильника не уходят насовсем, а застревают между нашим миром и тем, так и ходят вечно – жалуются, бормочут, мучаются. И насильник-убийца притаился где-то рядом, подсматривает, выжидает, и нет от него спасения.
Внезапно пришло понимание, как предчувствие, что ничего не будет! Ни свадебного платья, ни красивой жизни… Ничего! Она всхлипнула, почувствовав, как защипало под сомкнутыми веками…
Она так и уснула – в слезах, не в силах шевельнуться, почти теряя сознание от ужаса…
Глава 29Плохо, говорите? А кому сейчас хорошо?
Андрей Коваль стал плохо спать, сидел в компьютере до утра. Тосковал по Ляльке, вспоминал, что они всегда были вместе. Как объездили почти всю Европу, были в Таиланде… Теперь Славик зовет в Испанию на корриду, он, Андрей, обещал, но как же без Ляльки? Без Ляльки ему плохо, он привык, что она всегда рядом. Он смотрел на ее половину кровати, на табурет на кухне, где она сидела так, чтобы смотреть в окно, открывал шкаф, где висели ее вещи, а теперь пусто, и вспоминал, вспоминал… Черствый хлеб, кофе закончился, в холодильнике пусто… Он забывает поесть, а на работе литрами пьет кофе и не ходит на перерыв. И в «Пасту-басту» больше не забегает. А вечером слоняется вокруг ее дома или сидит на скамейке во дворе. Звонки она сбрасывает, на письма не отвечает… Пора бы привыкнуть, но ему кажется, что она в конце концов поймет, не может не понять, как они любят друг дружку, а этот… Вера сказала, старый и невидный, исчезнет, испарится, уедет куда-нибудь, и тогда они снова будут вместе. И в Испанию поедут…
Он звонит тете Гале: она обещала поговорить с Лялькой, но пока ничего. Она уговаривает его успокоиться, повторяет, что всяко в жизни бывает, он мужчина и должен держать удар; вокруг много хороших девушек. Много? Андрей их не замечает. Он хочет, чтобы вернулась Лялька.
Он словно играет в новую игру, которая называется «Ожидание». Он ходит за ней, стараясь не попадаться на глаза, смотрит на ее окна…
Однажды он наткнулся на них обоих – они выходили из ее дома. Лялька смеялась, он держал ее за руку. Андрей почувствовал такую ненависть, что, не помня себя, рванулся к ним и толкнул его в грудь. Старый, мелкий, никакой! Лялька закричала и попыталась оттолкнуть его, а ее спутник попятился, желая, видимо, избежать драки. На них уже оглядывались…
«Дурак, не смей!» – отчаянно закричала Лялька. Андрей размахнулся, примериваясь ударить, и тогда этот схватил его за кисти рук и сжал. Андрей почувствовал, как у него от боли потемнело в глазах. Он остался стоять, а они ушли. Лялька выкрикнула «Ненавижу!» и «Дурак!». Это «ненавижу» било в висках: не-на-ви-жу! Ее перекошенное злобой лицо стояло перед глазами – такой он ее никогда не видел. Они уходили, а он, оторопев, смотрел им вслед…
Он зашел в «Пасту-басту», сел за свой столик. Полина принесла ему латте и бокал белого вина. Он попеременно отхлебывал кофе и вино и рассматривал красные пятна на кистях. Впервые ему в голову пришла мысль о том, что Лялька не вернется, она спит с этим… Раньше он об этом не думал, просто хотел, чтобы она вернулась, а теперь он вдруг представил их в постели и сжал кулаки с такой силой, что почувствовал боль. Боль в руках, боль в сердце…
…Лялька набрала код, с трудом открыла тяжелую металлическую дверь и вошла. Здесь было сумрачно, слабо светила лампочка на стене – были отчетливо видны красные раскаленные проволочки внутри. Она поняла, что сзади кто-то есть. Человек вошел бесшумно – он придержал дверь, и она ощутила легкий сквознячок – ни шороха, ни звука шагов. Она даже не успела испугаться, почувствовала резкую боль в горле и закричала, но из горла вырвалось лишь хрипение. Царапая себя, теряя сознание и задыхаясь, она безуспешно пыталась освободиться. Человек разжал руки и опустил ее на пол, прислушался – все было тихо. Тогда он вытащил из кармана красный фломастер и ножницы…
Глава 30Элегия… Почти
Я могу тебя очень ждать,
Долго-долго и верно-верно,
И ночами могу не спать
Год, и два, и всю жизнь, наверно!
Монах пил кофе и рассматривал айфон, на его лице были написаны задумчивость и нерешительность. Наконец, решившись, он набрал номер. Ему ответили почти сразу, назвав по имени, и он сказал:
– Он самый. Вот сижу, пью кофий. Дай, думаю, позвоню… Не отвлекаю? – Он остановил себя усилием воли, ощущая странную неуверенность и даже робость. А когда человек чувствует это, он не может остановиться и несет всякую чушь: по десять раз спрашивает, как дела, как оно вообще, что нового и как дела, в смысле, что нового. И тон у него, как у скулящего щенка. Тут главное вовремя заткнуть фонтан и дать ответить той стороне.
– Я рада, Олег, что вы позвонили. – Голос ровный, никакой. Ни радости, ни досады. Пустота.
– Эмма, у вас все в порядке?
– Почему вы спросили?
Монах почувствовал, как она ощетинилась. А он-то думал, что они подружились.
– Потому что я воспитанный и вежливый… тип. А теперь ваша очередь.
Она хмыкнула и после паузы спросила:
– Олег, у вас все в порядке?
– Ну как вам… Вот кофе закончился, выгреб остатки, сижу, мучаюсь. А так ничего, в порядке. Я обещал показать вам Троицу, денек как раз для прогулок. Весна! Выходите, буду ждать на старом месте, посреди площади, на глазах у всего города.
Ответом ему было продолжительное молчание в трубке. Монах тоже молчал, полный недоумения. Вполне невинное предложение и столь долгая пауза в ответ…
– Олег… – Она замолчала и сказала после паузы: – Приходите ко мне, у меня есть кофе.
– С удовольствием! – обрадовался Монах. – Давно хотел напроситься в гости, но стеснялся. Люблю ходить в гости, но боюсь сильных женщин…
Она снова хмыкнула – невесело, как ему показалось. Да что это с ней? Никак, рецидив любви к боссу? Соперницы нет, дорога свободна, но все, оказывается, не так просто? Ну что они все в нем находят? Маргарита, Эмма… наверняка были другие. Мелкий, невыразительный, никакой… Диктатор, сказал Добродеев. Наполеон… Тот тоже был мелким. Значит, есть в них то, что нравится женщинам. Надо будет спросить… Она сказала, что Бражник умный, сильный, предприимчивый… Так что нечего тут! Умная женщина дурака не полюбит. Тут скорее вопрос: а умный мужчина полюбит дуру? Лично я нет, ответил себе Монах, мне нравятся женщины с головой. Добродееву, например, по барабану, лишь бы юбка. Друг детства Жорик в юности и молодости засматривался на хорошеньких и глупых, с Анжеликой ему попросту повезло – не дура и приятная из себя. Господи, о чем я, одернул себя Монах. И голова, и личико, фигурка… все в кайф! Но мне все-таки с головой, лишь бы не очень уродливая.
– Олег, вы там? – позвала Эмма. – Вы пропали…
– Задумался. Давайте адрес!
…Нагруженный сумками из «Магнолии», он поднялся на четвертый этаж. Лифт не работал, на листке-объявлении было написано вкривь и вкось: «Профелактика!!» Помедлив и отдышавшись – чертова лестница! – он позвонил, и ему открыли. Он вошел. Эмма стояла в полутемной прихожей, кутаясь в серую пушистую шаль. Свет она не включила… почему-то.
– Мир дому, – сказал Монах. – У вас лифт не работает, между прочим. Едва отдышался. – Он положил сумки на тумбочку, сдернул вязаную шапочку и р