Он отвечал, стараясь, чтобы голос звучал естественно, ответы он знал наизусть и даже не пытался разнообразить их интонацией, мимикой, притворяться, что задумался. Он отыгрывал роль, набившую оскомину, и не скрывал этого. Если они надеются поймать его на несоответствии и разночтениях, то напрасно. Разбуди его, и свой текст он оттарабанит без запинки. Одно хорошо: у них ничего на него нет. Эмма не оставила прощального письма, по версии, которая торчала из их вопросов, как уши осла, она задумала убрать Маргариту, рассчитывая на… Вот тут следствие пробуксовывало, им не хватало его признания о том, что у них был роман. Ах, как бы тогда все было просто! Она любила, Маргарита мешала их счастью… и так далее. Но и без этого версия прочно стояла на ногах. Она придумала план, как увести подозрения от себя, убила незнакомую женщину, а потом Лизу… Она была прекрасным работником, и ему даже в голову не приходило, что она может питать какие-то надежды… Нонсенс!
Она согласилась приехать в этот город… не так! Она сказала ему, что не против сопровождать его… в смысле, работать в его компании, что ей все равно, где жить, так как главное в ее жизни работа. Ничего личного, только бизнес. Маргарита ее недолюбливала… вернее, не обращала внимания, они почти не пересекались. Она знала свое место. Делала работу и отступала в тень. О ее личной жизни ему ничего не известно, никого из ее семьи он никогда не видел. Она не поддерживала с ними отношений. В последнее время они почти не виделись, обсуждали проблемы удаленно, так сказать. Электронная почта, Скайп…
Чем она занималась в свободное от работы время… Он пожимал плечами и разводил руками. Жесты были заучены, отточены до автоматизма и, как он надеялся, правдоподобны. Ну надоест же им когда-нибудь, думал он. Сколько можно! А он – дурак! Не нужно было спать с ней… захотелось почувствовать себя желанным и любимым. Маргарита была холодной, от ее презрительного и откровенно ненавидящего взгляда ему было не по себе. Она требовала развода и скандалила; он бросал ей: уйдешь, когда я скажу! Ух! Вожак стаи! Она хохотала в ответ и орала, что он… В выражениях не стеснялась. Дрянь! Он в ярости сжимал кулаки. А тут обожающая преданная Эмма… Дурак! Кто ж знал, что она вообразит себе… Она вытащила его, спасибо, Эмма. Ей бы остановиться, не нужно было ту женщину с автовокзала… Идиотский поступок! И Лизу не нужно было…
Он глушил водку, стараясь уснуть, но сон не шел. Память снова и снова, как заевшая запись, тупо повторяла одну и ту же картинку – их последний скандал. Маргарита с перекошенным лицом кричит, он высокомерно усмехается, зная, что его молчание доводит ее до бешенства. Когда она обозвала его ничтожеством и бросилась, пытаясь расцарапать ему лицо, он оттолкнул ее. Она не удержалась на ногах, взмахнула руками и упала. Он захохотал, сказав, что она всегда нравилась ему в лежачем положении. Маргарита не ответила. Он, не чуя худого, сказал, что развода не даст… не даст, и все! Можешь убираться, но и ломаного гроша не получишь! Маргарита молчала. Предчувствие кольнуло его… он помнит, как вдруг возникла резкая боль в затылке. Уже догадываясь, что произошло непоправимое, он нагнулся над ней и увидел тонкую струйку крови… Она ударилась головой о край камина! И теперь лежала неподвижно, уставившись слепым взглядом в потолок. Как завороженный он смотрел на красный ручеек, ползущий неторопливо и страшно… Он казался живым. Бражник окликнул жену по имени, стал на колени, стараясь не испачкаться, потряс за плечо.
Он не помнит, сколько времени просидел на полу, рассматривая ее, пытаясь уловить малейшее движение, вздох, жест, вольный или невольный, не веря, но уже начиная понимать, что она мертва. Мыслей не было, что делать, он не знал. Звонить в полицию? В «Скорую»? Он достал айфон и позвонил Эмме, попросил приехать. Ему повезло, у домработницы был выходной. Вечером он позвонил ей и сказал, что выходить на работу пока не нужно…
Эмма приехала через полчаса. Скользнула взглядом по его перевернутому лицу, перевела взгляд на лежащую на полу Маргариту. Ни о чем не спросила…
…Они отнесли Маргариту наверх, в ее спальню: Эмма подложила ей под голову полотенце – кровь на волосах свернулась и была черной; открыла окна и закрутила вентиль батареи. Он старался не смотреть ни на жену, ни на Эмму – на ее бледное, очень серьезное лицо. Она действовала как автомат, и он вспомнил, что Маргарита называла ее роботом. Он помнит, как она подошла к туалетному столику, сняла с деревянной болванки пышный каштановый парик и надела на себя. Повернула голову, взглянула на него через плечо. Они сцепились взглядами на долгую минуту и поняли друг дружку без слов…
Они спустились, она сварила кофе. Посмотрела на часы и сказала, что должна забрать из ремонта машину. Не боишься один, послышалось ему. Через час я вернусь, сказала она.
Она вернулась через два часа, когда он уже не находил себе места, а в окно заглядывали ранние сумерки. С облегчением услышал скрежет ключа…
Она была такой же собранной и деловитой и ничем себя не выдала… Не сказала ни слова, ни полслова. Когда, уже после ее страшной смерти, он узнал, что она убила женщину с автовокзала, то был потрясен! Ему не нужно было играть… Зачем? Чтобы запустить легенду про маньяка-сатаниста. Она спасала его, Бражника! От этой мысли он доставал вторую бутылку…
Она поднялась в спальню Маргариты и спустилась примерно через час. Он вздрогнул, увидев ее на лестнице – ему показалось, это восставшая из мертвых жена…
Им повезло, в городе их никто не знал. Спектакль был разыгран как по нотам. Она ушла на глазах видеокамер, а он поднял шум. Конец. Занавес. Аплодисменты…
Она осталась у него в ту ночь, и в следующую…
Через два дня в городе поползли слухи о ритуальном убийстве молодой женщины, о знаках на ее лице и остриженных волосах.
За завтраком она сказала, что это их шанс… встроиться в чужую игру. Наш шанс, сказала она. Теперь они были скованы одной цепью, и эта мысль добавляла безнадежности его ощущениям. Он не понял, и она объяснила. Просто как дважды два – серьезно, скупо, в упор глядя ему в глаза. Он почувствовал, как по спине пробежали ледяные лапки страха… Она пугала его, но он понимал, что план хорош, и если обстоятельства идут навстречу, грех этим не воспользоваться. Он прекрасно понимал, что она спасает его шкуру, но отвращение, которое он к ней испытывал, напоминало сильный и чистый обжигающий огонь. Он понимал, что оказался в ее руках, и прекрасно знал, чего она от него потребует.
Она снова поднялась в спальню Маргариты и спустилась. Готово, сказала и добавила, что тело можно отвезти за пляж, в рощу. Тело…
Она избегала называть Маргариту по имени или говорить о ней «она», ее фразы были безликими и плоскими, а лицо оставалось бесстрастным. Она пугала его все больше… Бездушный робот, права Маргарита. Тогда он ничего еще не знал про женщину с автовокзала…
Ему не нужно было возобновлять отношения с той девочкой, Лизой. Ее смерть на его совести. Но кто ж знал? Девочка его сына! У него, оказывается, есть сын. Галина передала ему письмо Лены. Постаревшая, полная, немолодая тетка… он не сразу узнал ее…
Какому фантазеру пришло в голову сплести их всех в один клубок? Карма?
Эмма вернулась к себе – он сказал, что хочет остаться один. Вначале она приезжала каждый день, потом реже. Почувствовала что-то? Ему и в голову не приходило, что Эмма следила за ними…
Лиза… Она напоминала ему Лену – такая же недалекая, пресная, покорная, принимающая его безоговорочно. В его состоянии именно такая и была нужна.
А потом пришла Галина и принесла фотографии…
Когда Эмма бросилась с моста, он почувствовал облегчение и пустоту. А еще как возвращается в нем интерес к жизни. Все проходит, думал он, пройдет и это…
Он не думал об Андрее, не до того было. Иногда перечитывал письмо Лены и рассматривал фотографии. Пообещал себе подумать потом, когда все закончится. Деньги на адвоката дал; Галина плакала и благодарила, готова была целовать ему руки. Он спросил, что она сказала о нем Андрею. Галина замялась и ответила, что ничего. Прибавила ни к селу ни к городу: у тебя своя жизнь. Он понял, что она хотела сказать: я не знаю, нужен ли он тебе; зачем понапрасну тревожить парня; ты уедешь, а ему с этим жить; может, не надо?
Не говори, приказал он. Дай адрес. Я сам разберусь…
Глава 39Finita la comedia…
Замолкли ангельские трубы,
Немотствует дневная ночь.
Верни мне, жизнь, хоть смех беззубый,
Чтоб в тишине не изнемочь!
Они снова сидели в уютном заведении доброго старого Митрича. «Старый», конечно, в смысле иносказательно-стилистическом, а не возрастном. Митрич мужчина в самом соку и еще о-го-го!
Он встретил их так, словно они вернулись из кругосветного путешествия; они обнялись, и Митрич, будучи человеком сентиментальным, даже прослезился. Спросил, придет ли майор Мельник, и Добродеев сказал, что они приглашали, но он отказался – занят, мол, дел невпроворот. Нет, нет, никаких убийств, ответил он на обеспокоенный взгляд Митрича, так, рутина, мелкая бытовуха…
Он прикатил со своей дребезжащей тележкой… Митрич, сказал однажды Добродеев, давай мы тебе скинемся на новую, уж очень она у тебя визгливая, аж мороз по коже, на день рождения, хочешь? Не, ребята, сказал Митрич, я к ней привык, еще послужит и вроде как традиция, мне бы лучше ваши новые фотки в галерею. Само собой, пообещал Добродеев. Галерея Митрича, тележка Митрича, бар «Тутси» Митрича… Митрич немного сноб, любит всяких знаменитостей, своих и заезжих, собирает фотки с автографами, у него их целая стенка, посетители называют ее галереей. Там у него футболисты, артисты, индийские йоги, мисс города и области, победители и лауреаты всяких конкурсов, выставок и дней города. Монах и Добродеев вместе с Митричем и по отдельности: на почетном месте, в первом ряду. В обнимку, с широкими улыбками; на плече Митрича полотенце, без которого трудно его себе представить.