Царско–храмовый ритуал в Вавилонии и Ассирии
• Общие сведения
Время с XVIII до X в. было эпохой вавилонского владычества в Месопотамии, Вторгшиеся на юг Двуречья западносемитские кочевые скотоводы (амореи) в конце III тыс, захватили Ур, что ускорило конец шумерской цивилизации. Амореи поселились в старых шумерских городах и основали здесь свои династии. Самой могущественной оказалась династия небольшого городка Вавилона, шестым представителем которой стал Хаммурапи (1792—1750) — великий полководец, государственный деятель и законовед, объединивший север и юг Двуречья. Столицей государства Хаммурапи стал Вавилон, а главным богом месопотамского пантеона — вавилонский бог Мардук. В современной науке государство с центром в Вавилоне стало называться «Вавилония», так мы будем называть его и впредь. После смерти Хаммурапи Вавилония пришла в упадок и довольно быстро была захвачена племенами касситов. Касситы правили в Месопотамии с XVI по конец XI в. Во время их правления проводилась целенаправленная политика по сохранению всей предшествующей традиции: переписывались и подновлялись старые тексты, неукоснительно соблюдались ритуалы, создавались комментарии на ритуалы и календарные праздники. Однако политическая история Вавилонии времен касситов не очень способствовала культу старины. Непрерывные нападения ассирийцев с севера, арамеев с запада и эламитов с востока приводили к неурожаю (вытаптывались посевы), к массовой смертности из–за войны и эпидемий и настраивали просвещенных людей на скептический лад. После X в. Вавилон оказывается под властью Ассирии, которая на целых четыре столетия становится центром месопотамской политической жизни и культуры. Однако в идеологическом плане Ассирия целиком зависит от наработок шумеро–вавилонской культуры и подражает ее лучшим образцам. После падения Ассирии в 612–605 гг. Вавилон опять берет бразды культурного лидерства в свои руки и не выпускает их ни при персидском, ни при греческом политическом господстве (длившемся после потери Вавилоном независимости в 539 г.). В последние века вавилонской истории аккадские слова начинают записываться греческими буквами, и месопотамская культура становится мощным стимулятором развития греко–римской образованности[55].
Поскольку и вавилонские, и ассирийские ритуалы были во многом идентичными, нет никакого смысла разбивать их по отдельным главам. Дифференциация тут должна быть иного рода. Если вавилоняне эпохи Хаммурапи и начала касситского периода хорошо помнили содержание основных шумерских мифов и понимали без перевода названия месяцев и праздников, то примерно с XIII в. и память, и понимание были по большей части утрачены. Ассирийская ритуальная традиция ориентируется уже не на шумерские образцы, а на новое, вавилонское их понимание. Кроме того, вавилонские элементы сплавлены в ассирийской культуре с элементами хеттской и средиземноморской (особенно финикийской) культуры. Уже из этого короткого перечня заимствований и влияний должно быть ясно, с какой же смесью идей и обрядовых построений нам придется иметь дело и насколько эти ритуалы могут быть далеки от своих первоначальных шумерских образцов.
• Ритуал эшшешу
Об этом ритуале, к сожалению, известно очень немного. Впервые он встречается в Цилиндре А Гудеа (II 23), и затем его упоминания можно найти в клинописной литературе вплоть до Селевкидского периода. Пожалуй, это один из самых упоминаемых праздников в административных и хозяйственных текстах Месопотамии всех эпох ее древней истории. Однако мы не знаем ни одного памятника словесности, посвященного этому празднику,
В переводе с шумерского слово эш–эш (откуда аккад. эшшешу) означает «святилища» (множественное число от эш). То есть перед нами ритуал, проводившийся в неких многочисленных святилищах. Единственное упоминание ритуала в Цилиндре Гудеа связано с устроением празднества в честь Нингирсу, который в своем храме Багара внял мольбам правителя и принял его жертву. В ответ Гудеа на радостях отблагодарил своего бога за понимание. К сожалению, нам ничего неизвестно о календарной датировке и сроках праздника в эпоху Гудеа.
В текстах III династии Ура сказано, что ритуал эшшешу проводился на первый, седьмой и пятнадцатый день каждого месяца, В самом конце этой эпохи и в начале Старовавилонского периода к праздничным дням был прибавлен также двадцать пятый день каждого месяца. Божествам, почитаемым в эти дни, приносились обильные животные жертвы, пиво, вино, происходило их восхваление. В карском гимне, посвященном восхвалению достоинств обожествленного Шульги, говорится об эшшешу, устроенном Шульги для Инанны. Инанна как объект эшшешу упоминается и в некоторых хозяйственных текстах этой эпохи.
Начиная с касситского периода праздник эшшешу справляют на четвертый, восьмой и семнадцатый день каждого месяца. Он посвящен богу Набу и предваряется празднеством в честь его отца Мардука. В послеассирийской Вавилонии праздник эшшешу зафиксирован только текстами из Урука, где под него отводили восемь дней в каждом месяце (1).
По–видимому, изначально праздник был посвящен лунному богу и смене фаз Луны на протяжении недели. Само понятие недели в шумерское время не было известно, но наблюдательные царские звездочеты уже тогда стали отсчитывать семидневные циклы внутри месячных и к концу каждого цикла проводить празднество, целью которого было умилостивление богов–покровителей лунного хода (а также богов–управителей данного дня). В эпоху развитой вавилонской идеологии праздничные дни, вероятно, были связаны со священными числами Набу и Мардука. Во времена же селевкидского Урука под данное празднество отводили первые восемь дней каждого месяца, чтобы таким образом разметить первый недельный цикл.
Итак, мы полагаем, что ритуал и празднество эшшешу, проводившиеся в святилищах определенного типа, первоначально были связаны с установлением в календарях Древней Месопотамии недельного цикла, основанного на наблюдении за сменой лунных фаз. Упоминания же Инанны в контексте данного праздника наводят на мысль и о привязке его к наблюдениям циклов планеты Венера.
• Новогодние ритуалы
Как и в Шумере, главным ритуалом вавилоно–ассирийской культуры был новогодний ритуал, традиционно связанный с интронизацией царя. Сценарий ритуала менялся от эпохи к эпохе, менялись и его герои. Сперва на престол вступал шумерский герой Нинурта, затем его сменили вавилонский Мардук и ассирийский Ашшур (главные боги городов), а в конце месопотамской истории была известна коронация Набу — божества из города Борсиппа, которого в Вавилоне считали сыном Мардука, Сценарии Нового года отражены в различных видах текстов. Так, ниппурская история Нинурты получила отражение в эпосе «Нинурта и Анзуд», коронация Мардука в Вавилоне подробно описана в эпосе «Когда вверху…» (Энума элиш); сохранились также отдельные неаранжированные записи ритуалов вавилонского и ассирийского Нового года, сделанные в VII–IV вв. Нашей задачей при анализе этих сценариев будет отслеживание динамики представлений о божестве и царе в Новом году.
Миф об орле Анзуде, обманом захватившем атрибуты божеской власти у отца богов Энлиля, подробно изложен в старовавилонском эпосе «Нинурта и Анзуд». Этот миф является переложением и переосмыслением шумерского эпоса о Нинурте и Асаге. Интересна сама история орла Анзуда. В шумерское время Анзуд — птица–тотем с туловищем орла и головой льва, зооморфная ипостась Нинурты–Нингирсу, покровитель лагашского храма Энинну, т. е. безусловно положительный персонаж. Она живет в горах к востоку от Шумера и определяет судьбы всего живого (поскольку связана с местом восхода солнца). Царю Лугальбанде, заблудившемуся в горах и воздавшему ей всевозможные почести, птица говорит: «Мой отец Энлиль меня поставил, / Привратником гор меня назвал он! / Я судьбы изрекаю — кто их изменит? / Я слова изрекаю — кто их изменит? / Тот, кто гнездо мое разукрасил, / Если ты бог — одарю тебя словом, / Другом моим навеки ты станешь! / Если ты смертный — наделю Судьбою, / Да не встретишь в горах соперников, / Могучий герой, одаренный Анзудом!» В царских гимнах обожествленные цари III династии Ура сравниваются с птицей Анзуд, озирающей с высоты все стороны света. В начале Старовавилонского периода сравнение с Анзудом еще фигурирует в гимне Липит–Иштару, однако затем с птицей происходит удивительное превращение: из ипостаси Нинурты и определителя судеб государства она становится врагом государства и похитителем атрибутов власти. Отныне возникает противостояние между Нинуртой (выступающим в старой своей роли новогоднего юноши–победителя) и птицей Анзуд, которая теперь замещает Асага.
Эпос состоит из трех больших таблиц. Здесь рассказывается о том, как в горах с первыми водами весеннего разлива родилось страшное чудовище — орел Анзуд. Это чудовище подсмотрело, что владыка Таблицы судеб Эллиль (аккадское произношение имени Энлиля), принимая священное омовение, кладет атрибуты своей власти (и в том числе заветную Таблицу) на трон. Воспользовавшись этим моментом, оно похищает Таблицу судеб с целью обладать божеским статусом Энлиля:
I В 10 Анзуд за отцом богов, богом Дуранки постоянно наблюдал,
11 Похитить «эллильство» в сердце своем он задумал:
12 «Таблицу судеб богов взять я хочу,
13 И оракулы всех богов собрать я хочу!
14 На троне воссесть я хочу, ME владеть я хочу!»
Текст недвусмысленно говорит о том, что, обладая Таблицей судеб, божество одновременно получало власть и над всеми решениями богов, и над ME, и над царским престолом. Кроме того, Таблица обладала магической силой, берегущей жизнь владельца на войне. Завладев ею, Анзуд стал практически неуязвимым в бою. Боги воззвали ко всем богатырям с просьбой одолеть противника и отобрать у него Таблицу судеб, но богатыри отказались сражаться. Тогда мудрый Эа (аккадское имя Энки) обратился с мольбой к богине Мами — матери героя Нинурты. Он просил ее наставить сына на верный путь и уговорить его сразиться с Анзудом. Мами обещала и сдержала свое слово. Нинурта со своим верным другом Шаруром начал преследовать злодея. Однако Анзуд, держа над головой Таблицу,