— Нет, не было. Я все равно туда собирался. Просто взял тебя с собой, потому что ты беременна, и независимо от того, мудак я или нет, моя бабушка поднимется из могилы, придет и надерет мне задницу за то, что я оставил беременную женщину тащить рождественскую елку.
— Вполне справедливо. И… я сочувствую по поводу твоей бабушки.
— Она была стара. — Он пожимает плечами. — И это случилось много лет назад.
— Мне все равно жаль.
Хочу спросить о его маме, но не знаю, как. Поэтому возвращаюсь к нашему разговору.
— В магазине ты был добр к Элли.
— Я был почтителен. Меня учили уважать старших.
Его бабушка.
— Уважение. Ясно. — Я киваю. — Ты был мил с Мэйси... ну, после моей подсказки.
— Подсказки? Больше похоже на принуждение. И если ты считаешь, что это я вел себя хорошо, то тебе нужно проверить голову.
Я широко улыбаюсь.
— Может, и нужно.
— Тут нет других вариантов. А теперь, может, хватит страдать херней? Мы попусту тратим время, и это меня раздражает.
— Тебе куда нужно?
— Нет.
Я наклоняю голову в сторону, мне приходит мысль.
— Чем ты зарабатываешь на жизнь?
— То тем, то сем.
— Звучит неопределенно.
— Так и есть.
— Я работаю в закусочной.
Он смотрит на меня так, будто я распушилась, как рождественская елка.
— Э-э, я знаю. Потому что ты уже, бл*дь, мне говорила.
— Я официантка.
— Ого. Да что ты? Я потрясен.
— Я могла бы работать поваром, — говорю я ему.
— Нет, не могла, потому что повар — Гай, и он все еще там работает. Кроме повара и официантки, в закусочной нет другой работы. Итак, давай перейдем к сути нашего разговора.
— Ну, — я пожимаю плечами, — я просто подумала, если расскажу тебе о своей работе, ты, возможно, расскажешь мне о своей.
— Ты ошиблась.
— Почему?
— Потому что это не твое дело.
— Ты грубишь, Ривер.
— Если верить тебе, раньше я был милым.
— Да, был. А теперь грубишь.
— Я грубый. Злой. И мудак.
— С этим я спорить не буду.
— Хорошо. Так что прекращай спорить немедленно и тащи, бл*дь, садовые ножницы, чтобы я мог подстричь твое чертово дерево.
— Откуда ты знаешь, что у меня есть садовые ножницы?
— Потому что видел тебя в саду, когда ты подстригала свои кусты.
Из меня вырывается смешок.
— Ты ведь понимаешь, как это прозвучало?
Он бросает на меня невинный взгляд.
— Понятия не имею, о чем ты.
— Конечно, не имеешь. — Я закатываю глаза. — А ты понимаешь, что, предлагая подстричь мое дерево…
Я фыркаю, а потом зажимаю рот рукой, и он смеется.
— У тебя грязные мысли, Рыжая. — Он медленно качает головой, выдерживая мой взгляд. — И ты только что фыркнула?
— Ты тоже засмеялся.
— Но я не фыркал. — Его глаза темнеют от какого-то непонятного чувства. — И я никогда не утверждал, что мои мысли чистые.
«Ох… адские колокола и рождественские бубенцы».
Что-то сжимается у меня в животе, вызывая между ног боль. Стиснув бедра, прикусываю щеку изнутри.
— Ты снова милый, — говорю я уже тише.
— Нет. Я предлагаю подрезать дерево, потому что ты вдвое меньше него и беременна; следовательно, ты не будешь лазить по лестницам.
Я делаю глубокий вдох.
— Да, ты прав. Это не мило. Это называется быть добрым и заботливым.
— Твою ж мать, — стонет он.
— А я, между прочим, не такая и маленькая.
Его брови вопросительно поднимаются.
— Ты можешь достать до верхушки дерева?
— Ну... нет.
— Неси еб*ные ножницы, Рыжая.
«Ох».
— Ладно.
Я иду за садовыми ножницами, достаю их из шкафчика под раковиной, где держу садовый инвентарь, и отдаю их Риверу.
— Хочешь что-нибудь выпить? — спрашиваю, передавая ножницы.
— Кофе. Черный.
— Как твое сердце, — язвительно замечаю я и тут же об этом жалею. — Ох. Извини, это было грубо.
Особенно после того, как он свозил меня за елкой, а теперь помогает с ним.
Он останавливается и смотрит на меня.
— Не извиняйся. Я говорил тебе вещи и похуже.
«Разве? Он говорил всякие резкости, но ничего столь ужасного».
Отвернувшись, направляюсь обратно на кухню, но меня гложет чувство вины. Я останавливаюсь в дверях и оглядываюсь на него через плечо.
— Ривер…
Он на меня не смотрит, но я знаю, что он слушает.
— Я не считаю, что у тебя черное сердце.
Ответа нет.
— Ривер…
— Я слышал тебя, Рыжая. Ты не считаешь, что у меня черное сердце.
— Нет, я не об этом, — поворачиваюсь к нему лицом. — Я хотела тебя кое о чем спросить.
— Я должен отвечать?
— Только если хочешь.
— Вообще-то, не хочу.
— Ладно.
— Да твою ж мать. — Он вздыхает и поворачивается ко мне. — Что?
Теперь я чувствую себя немного глупо. Но я начала это, так что должна продолжить. Я потираю руки.
— Ну, мне просто интересно... мы... друзья?
— Подожди. — Он поднимает руку. — Неужели я только что бросил вызов законам времени и вернулся в начальную школу?
— Смешно.
— Знаю. И, нет, Рыжая, мы не друзья.
— О. Ясно. — Мое сердце замирает. Я прикусываю нижнюю губу, чтобы сдержать дрожь.
Он снова вздыхает.
— Я не завожу друзей, Кэрри. — Теперь его голос звучит тише. — Но если бы заводил, то ты была бы самым близким мне человеком.
— О, — снова говорю я, оживляясь. Теперь я сдерживаю улыбку. Потому что для Ривера, я бы сказала, это то же самое, как признать то, что мы друзья.
Отправившись на кухню, ставлю чайник. В ожидании того, что он закипит, выпускаю Бадди наружу отлить и наблюдаю за ним с террасы.
Когда чайник закипает, зову Бадди, и тот забегает в гостиную. Завариваю кофе для Ривера, а себе чай, и несу все обратно.
Ставлю кружки на кофейный столик — ту часть, которую не закрывают елочные ветки.
Усаживаюсь на пол, Бадди располагается у моих ног, и начинаю разворачивать бумагу и защитную пузырчатую пленку, доставая игрушки. Затем вынимаю из коробки гирлянду, распутываю ее, готовясь повесить.
Потом Ривер заканчивает подстригать елку. Я помогаю ему собрать обрезанные ветки и отнести их на улицу в мусорный бак.
Мы возвращаемся. Он берет кофе и осушает кружку. Поставив ее обратно, направляется в сторону двери.
Похоже, Ривер уходит.
Я следую за ним.
— Спасибо за все, — говорю я. — Я очень ценю это. Я перед тобой в большом долгу.
— Ты мне ничего не должна, Рыжая. — И он уходит, направляясь к своему дому.
— Пока, — кричу ему вслед.
Единственный ответ, что я получаю, — это поднятая рука.
По сути, это прогресс. Обычно он просто полностью меня игнорировал.
Закрыв дверь, возвращаюсь в гостиную. Наклоняюсь, чтобы поднять гирлянды, оставленные рядом с коробкой, когда что-то внутри привлекает мое внимание. Что-то, чего раньше там не было.
Стеклянный поезд.
Я опускаюсь на колени рядом с коробкой. Засунув руку внутрь, осторожно вытаскиваю его. Он такой красивый. Даже лучше, чем я предполагала.
Перевожу взгляд на входную дверь, через которую только что вышел Ривер.
«Неужели он…
Конечно, нет…»
Но раньше поезда здесь не было.
Я знаю, что не было. Я сама разворачивала все игрушки.
И определенно его не покупала. И он никак не мог попасть туда случайно.
Аккуратно кладу поезд обратно в коробку и встаю.
— Бадди, вернусь через минуту. — Глажу его по голове, затем выхожу из дома.
Быстрым шагом приближаюсь к дому Ривера и звоню.
Через несколько секунд он распахивает дверь. Замечаю, что он даже не успел снять ботинки.
В этот момент меня что-то застает врасплох. Я не совсем понимаю, что. Может, его любезность. Или доброе сердце, которое он скрывает. Что бы это ни было, оно лишает меня дара речи.
— Кэрри, что случилось? С ребенком все в порядке? — Встревоженный взгляд скользит по моему животу и обратно к лицу.
— С ребенком все в порядке, — успокаиваю я его. — Просто... поезд... из магазина... тот, что мне понравился. Он в коробке с другими украшениями, а раньше его там не было.
Его лицо остается бесстрастным.
— Ты уверена, что раньше его там не было?
— Да. Я развернула каждую игрушку, и его определенно там не было.
— Может, ты его проглядела.
— Даже если и так, я его не покупала. И невозможно, что он попал туда случайно. Если только он не ожил и прочу-чухал прямо в мою коробку.
— Прочу-чухал? — эхом отзывается он.
Я вижу, как он борется с улыбкой.
Свирепо смотрю на него.
— Да. Прочу-чухал.
— Ты же понимаешь, что шесть — это твой размер обуви, а не твой возраст.
— Блин-ха-ха.
Кроме того, Ривер запомнил мой размер обуви. Это меня удивляет. Не думала, что он захочет запомнить такие мелкие подробности обо мне.
— Может, его тебе положила Элли, — говорит он.
— Зачем ей это?
— Потому что она хороший человек. И ты купила у нее елку и кучу елочных украшений. Может, это подарок.
Теперь моя очередь приподнять бровь.
— Подарок за пятьдесят долларов?
Он складывает руки на груди и пожимает широкими плечами.
— Она щедрая женщина.
Я, как и он, скрещиваю руки на груди.
— Даже если это был подарок… было бы странно, что из всех украшений в витрине для подарка она выбрала именно тот, что понравился мне больше всего, — и ничего мне не сказала. Это было бы чертовски странное совпадение, не так ли?
Он поджимает губы.
— Конечно. Но совпадения случаются каждый день.
— Да... ты прав. Наверное, мне следует позвонить Элли и спросить у нее, а заодно поблагодарить.
— Я бы не звонил.
— Почему? — Я борюсь с улыбкой.
Он пожимает плечами.
— Ну, это может ее смутить.
— Почему?
— Потому что она сделала тебе подарок и явно не хотела, чтобы ты знала, что он от нее.
— Угу. — Киваю я. — Но это еще и дорогой подарок. И я не считаю правильным принимать его.
Он вздыхает.