Норман. А она?
Макс. Попыталась утопиться. Бросилась в океан, но только обожглась о медузу. От этого у нее распухли губы. И с этими опухшими губами она вдруг стала такой соблазнительной, что я снова влюбился. Само собой, когда губы сдулись, она опять пошла мотать мне нервы.
Хэл. Понятно. Но у меня-то не было никакого романа. Один раз — о чем говорить? У нас дома, на Новый год. Все были внизу, пили, веселились, а я зачем-то поднялся наверх и шел мимо ванной. Там стояла Холли, она спросила, нет ли у нас ушных палочек, я зашел поискать, закрыл дверь — ну и…
Дэвид. Зачем ей ушные палочки?
Дженни. Не все ли равно?!
Норман. Черт возьми, причем тут палочки?
Сэнди. Они давным-давно строили друг другу глазки.
Хэл. Снова с больной головы на здоровую. Это ты кадрила ее братца.
Сэнди. Будь ты проницательнее, знал бы, что Кен Фокс меня абсолютно не интересовал.
Хэл. Нет?
Сэнди. Никогда. Если бы я надумала тебе изменять, то уж лучше с Ховардом Нудельманом.
Хэл. С Нудельманом? С нашим риелтором?
Сэнди. Он знает, как разбудить в женщине женщину.
Хэл. В каком смысле?
Сэнди. Неважно.
Хэл. Ты разок перепихнулась с Ховардом Нудельманом, что ли?
Сэнди. Нет.
Хэл. Слава богу.
Сэнди. Я сплю с ним много лет. У нас давно роман.
Хэл. У тебя роман с Нудельманом?
Сэнди. Да.
Хэл. Я серьезно!
Сэнди. Раз мы выкладываем все начистоту, я тоже имею право быть честной.
Хэл. Но ты же только что сказала: «если бы я надумала изменить» — в смысле не изменяла.
Сэнди. Я больше не могу врать. При всем уважении к тебе, я сплю с Нудельманом.
Дэвид. Ай да Нудельман!
Хэл. Ты смеешься.
Сэнди. Я любила тебя, Хэл, — ты ведь знаешь. Но что делать, когда романтика уходит, страсть угасает, а ты по-прежнему дорожишь своим спутником? Остается только изменять.
Норман. Именно это я пытался объяснить Шейле.
Хэл. Сколько же раз вы спали?
Сэнди. Разве цифры что-то решают?
Хэл. Для меня да. Я бухгалтер.
Сэнди. Ну, скажем так: я не хожу на приемы к психоаналитику.
Хэл. Ты хочешь сказать, каждую среду, четверг и субботу…
Сэнди. Нет никакого доктора Файнгласа.
Хэл. А я думал, ты борешься с депрессией.
Сэнди. Я и боролась. И могу всем порекомендовать такую терапию.
Хэл. А сто шестьдесят долларов в час?
Сэнди. Номер в гостинице.
Хэл. Я весь год оплачивал вам с Нудельманом номер в гостинице?
Сэнди. А тебе не казалось странным, что у меня единственный на свете психотерапевт, который не уходит в отпуск в августе?
Дэвид. Вот сущий фарс. Что там наша жизнь!
Шейла. Фарс? Разве это не трагедия?
Норман. А в чем трагедия-то?
Шейла. Разве это не горько: два человека когда-то наверняка любили друг друга — и явно любят до сих пор, — но былое очарование, прежнее влечение исчезло…
Дженни. Никто не в силах продлить влюбленности.
Дэвид. Увы. Мы привыкаем, на место страсти приходит что-то другое — совместный опыт, дети, скотство.
Хэл. Вы с Нудельманом и сейчас встречаетесь?
Сэнди. Нет. Помнишь, в начале года у него было сотрясение?
Хэл. Помню. Он до сих пор не оклемался. Как это случилось?
Сэнди. Зеркало упало с потолка. Он лежал один в кровати.
Хэл. Черт возьми! Лучше бы оно упало на меня!
Дэвид. Я тебе объясню, почему это фарс. Потому что они слишком трогательны. Мелковаты для трагедии. Ну кто они такие? Он бухгалтер, она домохозяйка. Это не Гамлет и не Медея.
Хэл. Знаете что, не только принцы умеют страдать. На свете миллионы людей мучаются ничуть не меньше Гамлета. Каждый из них — по-своему Гамлет. Гамлет на ноотропиле.
Сэнди. Ревнивый, как Медея.
Макс. Ну и что же из этого следует? У всех есть свои секреты, свои скелеты в шкафу, тайные страсти, темные наклонности — и если мы хотим, чтобы жизнь продолжалась, надо научиться прощать.
Норман. Вот об этом и будет пьеса. Да, я на минутку увлекся твоей сестрой — большое дело! Может, действительно, вы напишете, что Шейла и Дэвид тоже как-то раз провели шальную ночку вдвоем, — и таким образом нам открываются трогательные слабости друг друга и мы друг друга прощаем.
Дженни. Мило. Зрители смеются над нами и ненадолго забывают о собственных горестях. Мы целуемся и миримся.
Макс. Умение прощать… Да, это придаст скромному водевилю глубину и трогательность.
Шейла. Ну, конечно. Кто я такая, чтобы судить других и пустить коту под хвост целую жизнь вдвоем, годы любви, только потому что мой муж-дантист дрючит мою сестру?
Дженни. Мы переменимся, мы исправимся. Где есть жизнь — есть надежда.
Сэнди. Но чем тогда отличается умение прощать от умения прятать голову в песок?
Макс. Благородством, великодушием. Умение прощать дано нам свыше.
Дженни. Может, и ничем не отличается, но выглядит симпатичнее.
Макс. Мне нравится. Будет смешная, печальная, а главное — кассовая история. Идемте: пошли в кабинет, я хочу закончить третье действие, пока все свежо, я чувствую, что нашел выход из тупика. Самое главное — кассовость. Прошу прощения: умение прощать. Самое главное — умение прощать.
Все поднимаются по лестнице, на сцене остаются Хэл и Сэнди, они смотрят друг на друга.
Хэл. Не думаю, что смогу простить тебя, Сэнди.
Сэнди. Нет. И я тебя.
Хэл. Даже не знаю почему. Я ведь понимаю, что Куроян прав — он серьезный драматург.
Сэнди. Прощать легко в театре. Там всем управляет автор. Тем более, ты говоришь, Куроян — настоящий профессионал.
Хэл. Все-таки не могу поверить, что ты столько времени путалась с Нудельманом. Наверное, он мстил мне за тот аудит.
Сэнди. Ты тут совершенно ни при чем. Не думай, что на тебе свет клином сошелся.
Хэл. Неужели тебе было так уж скучно со мной?
Сэнди. С годами тебя это перестало интересовать.
Хэл. У меня не было стимула. Ты тоже стала относиться ко мне, как к данности.
Сэнди. Это пьесу можно переписать — выбросить черновики в корзину, придумать героям другую жизнь, начать все с чистого листа. Но ведь наших слов и наших поступков не выбросишь.
Хэл. Беда в том, что я тебя люблю.
Сэнди. Я тебя тоже люблю. Но это не трагедия — всего лишь мелодрама.
Хэл. А может, мне взять это ружье и убить нас обоих? Как думаешь, трагическая смерть искупила бы нашу вину?
Сэнди. Это не в твоем амплуа, Хэл. Бухгалтеры не кончают жизнь самоубийством и не искупают грехов. Обычно они тихо исчезают, а потом объявляются где-нибудь на Кипре.
Хэл. Что будешь делать?
Сэнди. А что нам остается? Либо сделать вид, что ничего не случилось, и считать это умением прощать. Либо развестись.
Хэл. Сэнди, в этой комнате мы впервые любили друг друга. Может, попробуем начать все сначала?
Сэнди. Сначала хорошо начинать в пьесе. Есть вымысел, а есть жизнь.
Хэл. Но в жизни обязательно должно быть немного вымысла. Правда в больших количествах отвратительна.
Сэнди. Может, теперь, когда все высказано… Что это за звук?
Хэл(глядя в окно). Смотри-ка: гуси!
Сэнди(тоже подойдя к окну). Ну и ну. При нас никаких гусей не было.
Хэл. Это знак.
Сэнди. Знак чего?
Хэл. Знак обновления. Гуси там, где никаких гусей не было. Сегодня было много знаков — много литературы, вымысла, искусства. Поэт, чье сердце бьется в груди бухгалтера, явился, чтобы помочь Максу Курояну сочинить трогательный финал. На сцене остаются двое, ты и я. Они запутались, растерялись, замерли на распутье — они ждут какого-то знака, не знают, как вернуть музыку, которая когда-то звучала для них двоих. И вдруг раздается крик гуся.
Сэнди. И ты считаешь, это знак.
Хэл. А как же, Сэнди? Разве ты не понимаешь, что они хотят нам сказать? Разве ты не знаешь простого факта: гуси соединяются в пару один раз и на всю жизнь?
Сэнди. У них что, не бывает романов на стороне?
Хэл. Если и бывают — они как-то все улаживают. Так устроила природа.
Сэнди. Неужели я в самом деле вышла замуж за бухгалтера, в груди которого бьется сердце поэта?
Кричат гуси. Звучит музыка. Поцелуй.
Затемнение.
Централ-Парк Вест
Квартира Сэма и Филлис Риггс на улице Централ-Парк Вест. Просторно, мебель темного дерева, много книг. Здесь Риггсы живут, здесь же Филлис принимает пациентов — она врач-психоаналитик. Планировка позволяет с лестничной площадки попадать прямо в приемную, а оттуда в кабинет, где проводятся сеансы. Большую часть сцены занимает гостиная; виден вход в квартиру и двери в соседние комнаты. Ноябрь, суббота, часов шесть вечера. На сцене никого. В дверь долго звонят и, не дождавшись ответа, принимаются стучать. Стук не умолкает на протяжении следующего диалога.
Кэрол(за сценой). Филлис! Филлис!
Из правой кулисы выходит Филлис. Садится на край софы.
Филлис! Это Кэрол!
Филлис. Иду.
Кэрол. Что случилось?
Филлис. Я мокрая, ты меня вытащила из душа.
На самом деле Филлис полностью одета. Идет к бару в глубине сцены. Наливает себе выпить. Выпивает. Кэрол продолжает трезвонить и барабанить в дверь.
Сейчас. Все, я оделась.
Идет к двери, открывает. Входит Кэрол.