учить что-то, ибо здесь заканчивались добродетели сильного и красивого мужчины с гнильцой внутри – приспособленца с низкой душонкой, способного завязывать и поддерживать отношения для дальнейшей выгоды.
Галка не тешила себя надеждами, не строила далеких планов, зная, что в конце концов он вернется на родину. Установившиеся отношения устраивали обоих: в ласке нуждался каждый из них. Помимо этого Галка стремилась сделать интереснее его пребывание в Союзе, к каждой встрече пыталась узнать что-то новое об этом городе, ставшем для нее дороже родного провинциального городишки.
Интересно, что, не будучи любительницей шпионских детективов, в юные годы Галка увлеклась случайно попавшей в руки книгой «Вилла Эдит», где описывался загадочный подземный город с будто бы спрятанными там нацистами несметными сокровищами и знаменитой янтарной комнатой. Пытливая от природы, она раскопала ту немногую литературу, что нашла в библиотеке, и загорелась желанием побывать когда-нибудь в старинном городе на берегу Балтийского моря и найти ту самую виллу.
Розан с недоумением слушал ее романтические разглагольствования, порой позволяя себе открыто выказывать мнение, мол, все эти русские – чудаковатые. (То, что по крови она была белоруской, он не понимал – ни к чему ему были подобные тонкости; на тот момент его устраивала уютная постель ее дома, не то что казенная койка в общежитии с прогибающейся до пола скрипучей панцирной сеткой.) Видел, что ее коробит от его надменной критики торговой системы с талонами, общепита, государственного уклада, партийного аппарата, советских неудобств и прочих издержек строя (будто у них в Болгарии дело обстояло иначе), но не мог отказать себе в гаденьком удовольствии вознести себя перед подругой…
По большей части Галка старалась не замечать его колкостей, хотя ей было «обидно за державу», и она продолжала находить приятные стороны в их отношениях, радуя его и себя. Все это делала с охотой, заботясь о нем, понимая, что он живет на чужбине. Нет, конечно, она не любила Розана – он ей нравился, она могла по достоинству оценить многие его качества, но чтоб любить… Прежде всего, потому что с самого начала хорошо разглядела самовлюбленную натуру Розана. А любила б – и не заметила, что он ищет выгоду в отношениях с людьми, в том числе и с женщинами.
Они провели вместе зиму и весну, и за это время она к нему, конечно же, привязалась, и если бы после защиты дипломного проекта, как и предполагалось, он возвратился в Болгарию, то расставание она восприняла бы как само собой разумеющееся. И, наверное, не очень переживала, что очередной и несколько затянувшийся роман завершился. Но все получилось иначе: она сама дала отбой. Почему? Потому что понимала: следует на шаг опередить мужчину, охладевшего к ней, успеть красиво уйти. И в случае с Розаном ощутила, что каждая встреча с нею стала ему в тягость. Ну что же… рядом с ней незаметно прошла зима – самое некомфортное время для южного человека, привыкшего к солнцу. Галка с грустью наблюдала, как с приходом тепла он «выходит из кокона» благопристойности, показавшись на пляже во всей своей красе – прямо Аполлон Бельведерский, – с мохнатой порослью на груди и спине. Эти мужественные космы добавляли шансов самовлюбленному павлину, горделиво ловящему восхищенные взгляды молодых красоток. Галка увидела, как с вожделением разбегались его черные глаза – ой, мамочка, держи меня, сколько вокруг хорошеньких телок! Тогда, жарким майским днем, и появилось у нее предчувствие конца. Она, женщина с точеной, словно статуэтка, фигуркой, сексапильная, привлекательная – всем на загляденье, прохладная после купания, опустилась на колени возле Розана, нежно притронулась влажными губами к его коже и… вдруг ощутила, что ее прикосновение неприятно. Да, тут Галка все поняла. Поняла, что Розан тянет время для того, чтобы перекантоваться с ней до отъезда и чтобы потом, уехав в Болгарию, иметь возможность вновь приехать сюда. Зачем? Ну хотя бы для покупки цветного телевизора «Рубин». Промучилась весь день и вечер неотвязной мыслью о своей ненужности, не подавая виду, а ночью внезапно очнулась в лихорадке, с недоумением глядя на распластанное рядом красивое обнаженное тело…
Ей приснилась квартира лучшей подруги, где происходило… совокупление Розана с разлучницей. Она видела всё как наяву: не в силах отвести глаза, она жадно хватала взглядом их самые непристойные позы, в которых они безуспешно стремились достичь оргазма… Невероятно, но она даже чувствовала едкий запах пота Розана и сладковато-приторный – французского дезодоранта «Фиджи», которым пользовалась сама в минуты близости.
Утром сдержалась, а днем, встретившись с ним в столовке, с беспечным видом объявила, что расстается с ним как с любовником, но, если надо, может в будущем помочь ему с протокольным вызовом в СССР. Галка повернулась, чтобы уйти, не прощаясь, как вдруг услышала вслед: «Не грусти, дорогуша!» Она, обворожительно улыбнувшись, швырнула: «Я и не грущу. У меня новый потрясающий роман!»
Стало бесконечно больно, обидно и жалко впустую потраченных сил, израсходованных чувств, душевной теплоты, нежности и ласки, на которые не скупилась. Да уж, ничего не скажешь, ей катастрофически не везло на мужчин! И сон оказался вещим: Розан быстро нашел себе новую пассию, и кого? Разумеется, ту самую лучшую подругу. Сама виновата, дура, – познакомила!
Потянулись однообразные дни, но особенно тяжело было бессонными ночами. Она буквально сходила с ума, вопреки рассудку желая, чтобы он вернулся, хотя понимала, что этого не произойдет. Все кончено. И пусть все сделала правильно, было очень горько, одиноко и тоскливо. Видеться с ним в институте, невольно наблюдать за его «шурами-мурами», ощущать его безразличный взгляд было мучительно.
Вообще для нее это оказался не простой период – одной беды не бывает. По городу пронеслась первая шумная волна массовых сокращений, поговаривали, что у них в институте также кое-кого «посадят на лопату». И вскоре, как и опасалась, Галке предложили подыскивать место, поскольку возможно и ее увольнение. Конечно, это был удар. Розан, безусловно, знал об этом, но предпочитал делать вид, что абсолютно не в курсе ее проблем, и, порой встречая Галку, окидывал ее высокомерным взглядом.
Она таяла на глазах, в довершение ко всему пошла красными пятнами с ног до головы. Врач сказал, что на нервной почве, и прописал противную белую «болтушку». Былое очарование куда-то подевалось, она бродила тенью, с потухшими глазами и опухшими веками. К тому же пропала мать, которая три года назад вышла-таки замуж за югослава: прекратились письма и звонки, перестали приходить посылки из Югославии – богоугодного края.
Как назло, не выходил из сердца Розан: от пожиравшей плотской страсти она готова была лезть на стену, «ты сука, сука», – твердила она, с ненавистью глядя в зеркало, не в силах подавить чувство омерзения к тому, что происходило с ней до сих пор.
Однажды она поняла, что, если не найдет себе мужчину, просто сойдет с ума, свихнется, чокнется, умрет, сгинет, пропадет совсем. «Сегодня же надо переспать с мужиком!» – эта мысль ее развеселила. И в тот же вечер, сговорившись с приятельницей, жившей в закрытом городе, где стояли военно-морские корабли, она появилась в ресторане. Выглядела она первоклассно, как в самые счастливые времена, ярко выделяясь на общем фоне (слава богу, нервные пятна «а-ля докторская колбаса» остались в прошлом). Кремовое платье с рассыпанными на нем яркими розами из облегающего трикотажа с меховым воротничком и v-образным вырезом, обнажавшим часть груди, было и впрямь очень красиво. Оно пришло в последней посылке от матери, но случая покрасоваться не было – после разрыва с Розаном нигде не бывала, хотя и могла бы себе позволить немного развлечься: сын отдыхал в пионерлагере.
Галка с едва уловимым волнением исподволь оглядывала зал. За соседним столиком сидели морские офицеры. Без дам. Нет, не тот и не этот: тот – слишком низенький, почти коротышка, мордатый и пьющий, а этот с седеющими тараканьими усами и волевым лицом – терпеть не могу усатых, надменный красавчик, достаточно с меня Ей хотелось познакомиться с Ним, однако твердо решила, что не уйдет отсюда с кем попало. Заиграл ресторанный ансамбль, звучало что-то популярное в народе, парочки потянулись к эстраде, но ее почему-то не спешили приглашать – слишком эффектное платье с претензией на элитный стиль отпугивало потенциальных кавалеров. Отыграли первое отделение, но ее так и не пригласили. То ли Галку приняли за недотрогу, то ли – за дочку большого чина или, что еще хуже, за синий чулок… И вот она его увидела – молодого симпатичного стройного морского офицера с погонами… э-э… в званиях она не разбиралась, – с восхищением разглядывающего ее. Подсел за столик к «коротышке» и «тараканистому», о чем-то с ними поговорил… Она перехватила его пристальный взгляд, он смутился. Надо же, какой стеснительный. Молоденький – этим ее уже не отпугнешь, всё… Он, только он! Как раз объявили белый танец, она, не раздумывая, поднялась и подошла… Обручальное кольцо на правой руке ее не смутило, отступать не собиралась. Во время танца узнала: он нездешний (как она и поняла по тонкому кольцу, у местных, как правило, золотые «бочонки» размером в фалангу), что он и подтвердил: пришел с курсантами на учебном корабле, послезавтра – возвращение домой.
После танца он куда-то пропал. Галка запаниковала: такого поворота событий она не ожидала, ведь они явно друг другу понравились! Быстро настрочила записку с адресом поселка и как туда добраться – назавтра, в воскресенье, она приглашала посмотреть город, назначив время встречи… Записку вручила бравому усачу с просьбой передать. Отдала и сама удивилась своей отчаянной смелости.
…На свидание собиралась с тщанием, хоть и не была уверена в том, что оно состоится. Офицер стоял на платформе с… розами. А с чем же еще? Приветливо улыбаясь, поцеловал ей руку. («Впервые в жизни», – растерялась Галка)… Они отправились в город на дизеле, а не на привычном для нее автобусе. Ей хотелось начать прогулку с железнодорожного вокзала, когда-то поразившего ее своей массивной, тяжеловесной, мрачной красивостью.