Все службы и жилища рыбаков к северу от укрепления также были отданы для военных нужд. Их не хватило, и потому на окраинах парка разбили палатки. Я слышал обычный шум военного лагеря, свидетельствующий о деятельной жизни, видел солдат и моряков, занятых делом, и невольно улыбался – тут я мог наконец почувствовать себя в безопасности.
Мои ненаглядные родственники, видимо, вообразили себя в раю. Еще немного, и они явились бы предо мной в костюмах праотца Адама. Потом оба клялись и божились, что отдыхали после купания, а потом непременно оделись бы, как подобает лейтенантам российского флота. И даже обиженно спросили, как бы я отнесся к тому, что они, увидев меня на борту йола, кинулись не ко мне, а прочь – одеваться, бриться, завивать кудри и чистить ваксой сапоги.
Сержант Бессмертный под расписку передал боеприпасы им и другим командирам канонерских лодок, а сам отправился смотреть за размещением бочат с порохом. Наконец-то я понял, что угодить ему невозможно. Хорошо, что хитрый Сурок сразу распорядился насчет трапезы.
Ответив на многочисленные строгие вопросы Бессмертного, Артамон и Сурок повели нас в удобное для трапезы и беседы место. Южнее усадьбы в низинке рос дуб, но какой дуб! Лет ему было по меньшей мере триста, в обхвате – более двух сажен, высокий и развесистый. Дамы, жившие в усадьбе, распорядились поставить вокруг него удобную скамейку. Сейчас же дуб, равно и церковная колокольня, служили наблюдательными пунктами.
Мы шли туда через великолепный парк, наслаждаясь зрелищем огромных куп цветущего шиповника. Свечкин и Гречкин, по милости Артамоновой ставшие неразлучными, тащили за нами стол из усадьбы и две корзины со съестным. Их же, Свечкина и Гречкина, мы отрядили в караул – чтобы никто не помешал нашей беседе. Разговор мог получиться долгий и трудный.
– Первый тост, как водится, за государя! – напомнил Артамон, разливая по кружкам бурый напиток. – Потом – за почетных гостей, а кто у нас ныне почетный гость?
– Господин Бессмертный, – сразу отвечал Сурок, принимая свою кружку и принюхиваясь. – Арто, ты это где взял?
– В усадебном погребе. Хозяева позволили.
– Так это они, поди, в пустую бутылку налили отраву для тараканов! Хороши бы мы были – ни хрена себе угощение!
Бессмертный понюхал пойло и согласился – пить его было опасно. Мы выплеснули сомнительное вино в траву, и с этой неприятности начался разговор, и без того заранее приводивший меня в трепет.
– Господин Бессмертный, – начал я. – Положение таково, что я не могу более изображать из себя французского жантильома времен короля Анри Четвертого. Я защищал честь дамы, сколько мог… но более не могу… простите великодушно…
– Слава те Господи! – с чувством произнес Сурок. – Образумился! Выкладывай же наконец всю правду!
– Я бы и далее молчал, но знакомство со мной может обернуться большой бедой для этой дамы. Меня пытались убить, и, я полагаю, еще будут пытаться. Если бы я знал, в чем дело… но я понятия не имею!..
– Кто, когда?! – вскричал Артамон.
– Когда – не далее, как сегодня днем. Кто – не знаю! Сей господин мне не представился! Но он – тот, кого пыталась заколоть твоя незнакомка в Яковлевской церкви!
– Однако ж… – сказал удивленный Сурок. – Бессмертный, Морозов прав – коли так, все действительно очень запуталось. Мы можем приютить его здесь, на Даленхольме, но дама… Морозка, ты уж прости, я назову ее имя – и дальше нам будет гораздо легче. Это госпожа Филимонова, бывшая в девичестве невестой… Александр, она точно была твоей невестой?
– Мы мечтали об этом, – отвечал я, глядя себе под ноги.
– Ее отдали замуж за господина Филимонова, человека богатого и достойного, но старше нее… что для такой сумасбродной особы было необходимо! – пылко заключил Сурок. – Сам я ранее сорока пяти лет жениться не собираюсь и не понимаю тех, кто смолоду впрягается в ярмо и берет на себя ответственность перед Богом за юную дуру со всеми ее амбициями и затеями! Все равно что ставить неопытное дитя к штурвалу фрегата в бурю!
Это был неприкрытый намек, весьма злобный, и я вздохнул – жениться я не собирался, но Натали теперь могла просто вынудить меня совершить это, ибо иначе ее репутация погибла бы безвозвратно.
– Я также, – сказал Бессмертный. – И то еще, полагаю, было бы слишком рано.
Слышать это из уст человека, который держал в трепете едва ли не всю моллеровскую флотилию, было очень странно. Однако Бессмертный за свои слова отвечал, и я ужаснулся при мысли, каким мог быть мой брак с Натали.
– Госпожа Филимонова примчалась к нашему другу и родственнику, очевидно, от обиды на своего законного супруга. Она помышляла о разводе и новом браке. Но это дело деликатное, и если бы в свете узнали о ее побеге, как вы понимаете, это сильно осложнило бы ее положение, – продолжал Сурок.
– Да уж понимаю, – согласился Бессмертный. – Очевидно, это главная часть вашей тайны, господа. Вы мне ее изложили, я в ужас не пришел и проповедей о супружеской верности читать не стал. Двигаемся далее.
– Я хочу добавить, – вмешался я. – Мои отношения с госпожой Филимоновой не переступили за грань… за известную грань… совесть моя чиста!..
– Ну и дурак, – сказал на это Сурок. – А может, не дурак… В общем, Натали может спокойно клясться мужу в своей непорочности, и это в ее положении единственное утешение. Она осталась в чужом городе во время войны и не может вернуться в столицу…
Тут Сурок несколько смутился.
– Что, есть еще одна страшная тайна? – спросил Бессмертный.
– Хуже, чем тайна. Она дала свои драгоценности Морозову, чтобы он обратил их в деньги, а у него эти драгоценности украли.
– Не просто украли – отняли при содействии доблестной рижской полиции, и меня же еще обвинили в том, что я их похитил у моего соседа, ювелира, – добавил я. – Вот теперь, Бессмертный, вы знаете, каково мое положение. Меня обвиняют в двух убийствах, возможно, в третьем, в краже драгоценностей и в чем-то еще, мне неведомом, но за это меня хотят убить.
– Я догадывался, что вы впутались в очень скверную историю, – отвечал сержант. – Но я и не подозревал, что все так скверно. Ну что ж, будем выпутываться сообща. Морозов, расскажите, с чего все началось.
– Я думал, что началось с убийства любовницы моей, свояченицы ювелира, Анны Либман, но, очевидно, на самом деле – с убийства его племянницы, Катрины Бюлов. Но я вам уже рассказывал, как ее тело нашли под крышей амбара Голубя, и вы уже предположили, что заколол ее любовник, Яков Ларионов, либо же это сделал для Якова человек по имени Мартын Кучин. По вашему совету, Бессмертный, я искал Ларионова и пытался узнать правду о Кучине в Сорочьей корчме, где меня чуть не зарезали. Но… но сейчас придется объяснить, кто жаждал меня отправить на тот свет… простите, но тут все действительно страшно запуталось, и репутация госпожи Филимоновой…
– Как, разве вы не все про эту репутацию рассказали? – удивился сержант.
Я только сокрушенно махнул рукой.
– Если бы только побег к жениху! Натали, изволите ли видеть, моя родня и дура! – объявил Сурок. – Ее научили вышивать, одеваться к лицу, разбираться в лентах и кружевах, она прекрасно танцует, читает альманахи и помнит наизусть дюжину стихотворений. У нас считается, что именно так следует готовить девиц к браку и семейной жизни! Но она беспредельно доверчива и витает в облаках. Господин Филимонов приставил к ней компаньонку-француженку. Нашел он это сокровище в модной лавке. Еще с тех времен, когда мы не разругались с Бонапартом, обе столицы полны всякого французского сброда, куда ни плюнь – попадешь в парижского аристократа, за которым гонится гильотина! Так вот, вообразите, Бессмертный, компаньонка эта – переодетый мужчина!
Вот тут я впервые в жизни увидел на лице Бессмертного растерянность.
– То есть как? – спросил изумленный сержант.
– Французский мошенник, очевидно, скрывавшийся от правосудия, не нашел ничего лучше, как напялить модное дамское платье, напихав куда положено тряпок, и нацепить шляпку, как теперь носят, наподобие трубы, так что под нее не просто заглянуть! А поскольку теперь корсетов не носят, а носят платья-дудочки, да еще с закрытой грудью, то он превосходно скрыл свою мужскую фигуру.
– Неужто Филимонов?.. – сержант даже не смог продолжить, так он был удивлен слепотой взрослого мужчины, который должен строго следить за нравственностью своей юной супруги и не вводить в дом кого попало.
– А вот тут, Бессмертный, самая неприятная часть нашей истории, – сказал я. – Как вы понимаете, я с Филимоновым не знаком, что он за человек – понятия не имею. Я, вернувшись из плавания, даже не разу не побывал в Санкт-Петербурге. Знаю я об этом человеке только со слов его жены, а Натали называет мужа не иначе как чудовищем…
Тут Бессмертный громко расхохотался. Казалось, он три года был лишен этого удовольствия, и теперь весь скопившийся смех вырвался на свободу.
– Мой друг Морозов не сказал, кажется, ничего смешного! – воскликнул Артамон. – И если вам, сударь, угодно…
– Ничего мне не угодно! – перебил его Бессмертный, с трудом успокаиваясь. – Господи, знали бы вы, как я вам троим сейчас завидую! Вы – дети, право, дети! И в этом счастье ваше, ибо во многом знании – многие печали. Ну, разве можно составлять себе мнение о мужчине только со слов его возмущенной жены? Да, он отказался приобрести еще одного говорящего попугая или ехать с утренним визитом, или покупать еще одни серьги – так вот он уже и чудовище.
– Простите, Бессмертный, но на сей раз моя родственница, кажется, права, – вмешался Сурок. – Наговорить она могла много, на то она и дама, но мы глядим по результатам. И вот что получается. Филимонов приставил к жене бог весть кого. Это двуполое создание разжигает в Натали ненависть к мужу и, что ненамного лучше, старую любовь к Морозову. Это создание осуществляет ее побег из Санкт-Петербурга в Ригу, что в военное время довольно сложная стратегическая и тактическая операция. Сама Натали не убежала бы далее Царского Села. В Риге этот переодетый господин – мы меж собой называем его мусью Луи – способствует встрече Морозова и Натали. А затем, выследив нашего друга и узнав про его связь с красивой соседкой, подстраивает так, чтобы Морозова поймали возле трупа его любовницы, да еще с окровавленными руками. Цель, надеюсь, ясна?