– Когда ж та пора настанет! Скорее бы прибыл Розен! – воскликнул я. – Знал бы кто, до чего мне осточертела проклятая борода!
– Можете радоваться, Морозов, – отвечал Бессмертный. – Розен уже в Риге.
– Как?.. Когда?..
– Мы дождались его в Икскюле, и он прибыл в Ригу вместе с майором Бистромом, бывшим ковненским полицмейстером, на флагманской лодке господина Шешукова.
Именно это я и обещал Яшке Ларионову!
– А почему бы не на йоле Дружинина? – спросил я.
– Не хочу я путать Дружинина в эти дела, – подумав, отвечал Бессмертный. – Он – простая душа. Зачем его соображениями обременять?
При желании я мог видеть в этом комплимент, меня простой душой сержант, видимо, уже не считал.
Но именно дружининские матросы первыми попались нам на причале. Бессмертный подумал и отдал им совсем ошалевшего от приключений Яшку, велев подержать пока на йоле. Меня же он повел с собой в Цитадель.
Я буквально дрожал от нетерпения. Предстояла встреча с Петром Федоровичем Розеном, который один мог выслушать все наши донесения и снять с плеч наших тяжкий груз ответственности за сложившееся положение. Мы пришли к комендантскому дому и узнали, что Розен все еще в Рижском замке.
– Не станет же он там ночевать, – сказал Бессмертный. – Пойдем, полюбуемся закатом с бастионов!
Мы пошли через площадь. Я был в состоянии неземного блаженства. Вот-вот мои злоключения должны прийти к концу.
– Где Камилла? – спросил я.
– На Даленхольме.
– Вот ведь отчаянная девица!
– Весьма разумная девица, – возразил Бессмертный. – Там она в полнейшей безопасности. Что вам удалось разведать о Луизе?
– Похоже, ее тело закопано в сарае за Сорочьей корчмой, а одежда осталась в самом сарае. Во всяком случае, это строение как-то связано с ее смертью, – и я рассказал об испуге пани Малгожаты, благодаря которому я напал на след Тадеуша Жилинского.
– Говорите, стар и на красавчика не похож? – уточнил сержант.
– Послушайте, Бессмертный! Я больше не желаю забивать себе голову словесными портретами Бонапартовых прихвостней! Я хочу лишь одного – помириться с Шешуковым. И чтобы рижская полиция оставила меня в покое!
– Это уж будет другое… Посторонитесь, Морозов.
На площади строилась казачья сотня. Мы отошли и наблюдали, как она, возглавляемая Левиз-оф-Менаром, выезжала через Королевины ворота.
– Пехота ушла тремя часами ранее, – сказал мне Бессмертный. – Насколько я мог понять, она двинулась вверх по реке. Федор Федорович нагонит ее у Даленхольма, и наши друзья ночью наладят для них переправу на неприятельский берег. Помяните мое слово, он единственный из офицеров наших заслужит ордена и почести!
– Если бы он позвал меня в адьютанты, я счел бы это за высокую честь, – отвечал я.
Мы вышли на бастион, где стояли у пушек канониры. Все они знали Бессмертного и приветствовали его.
– Может быть, вы сами полюбуетесь закатом? Мне надобно побриться и привести себя в божеский вид. Не могу же я предстать перед Розеном, словно какой-то бурлак. Правда, мундир мой хранится у Вихрева, и он его по первой же просьбе пришлет. Но сам я с бородой не управлюсь, нужен брадобрей. Не сведете ли к своему? – спросил я.
– Для вас будет лучше предстать перед Розеном в таком виде. Пусть сразу поймет, что вам пришлось немало пережить и вы доподлинно вели наблюдение за шпионами. – Бессмертный мечтательно вздохнул. – Люблю я порт на закате, когда в нем тихо и на воду ложатся эти золотые и багровые дорожки…
– Я прямо не верю, что завтра мои нелепые скитания кончатся, и мундир мой ко мне вернется, и я не буду принужден ни от кого скрываться…
– Забавно, в Роченсальме я главным образом любовался морскими рассветами, а в здешних краях могу порадоваться лишь закатам, – продолжал Бессмертный. – Когда мы ходили морем к Шлоку, я ждал этого часа. И, знаете, есть нечто странное в городе, который обречен видеть лишь закаты.
Мы некоторое время постояли, глядя на рваные облака, гонимые западным ветром. Вместе с нами в небо глядел сидевший на лафете рыжий кот. Я знал его, это был Васька, любимец попадьи, матушки Неонилы. И я невольно усмехнулся тому, что и на войне есть свой уют, – вон, канонир смотрит на Ваську с умилением, а товарищ его, усмехаясь, втихомолку мастерит игрушку из веревочки.
– Ночью вест сменится крепким нордом, – сказал Бессмертный, – а к исходу суток и норд весь выдуется…
Я вздохнул с облегчением – он, слава те Господи, не только разнообразием красок заката наслаждался.
Внизу располагался порт – деревянные причалы на сваях, палы для швартовки, ряды лодок, йолов, баркасов, транспортов, всего того, что понастроили во время шведских войн. Порт жил своей привычной жизнью. Одни лодки заступали на вахту, другие сменялись с вахты, и человеку, любящему флот, отрадно следить за этой жизнью, слушать голоса, далекий смех, чье-то недружное хоровое пение, любоваться парусами – а они вызывают легкое волнение даже в душе у ветерана, который тридцать лет шил и чинил эти огромные полотнища, так что должен был бы их возненавидеть.
– Все не так уж плохо, – сказал я. – Завтра мы сдадим Розену под расписку всех наших свидетелей. И пусть уж его люди выслеживают, как Аким Щепка встречается с лазутчиками, да что он им передает, да что они ему передают. Пусть уж они докапываются, что это за мешки были отданы на сохранение Ларионову!
– Сильно мне эти мешки не нравятся, – заметил Бессмертный. – Уж не порох ли в них? Почему? Потому что я думаю – и не могу придумать иного предмета, который прячется лазутчиками в мешках.
– И пусть они отыскивают тело покойной Луизы!
– Да будет вам, Морозов, – усталым голосом молвил Бессмертный. – Я все разумею, да только угомонитесь малость.
Я понял, что он действительно хочет в тишине насладиться закатом. Вот уж чего трудно было ожидать от Канонирской Чумы!
Он глядел на небо, я – на причал. Вдруг я увидел торопливо идущего по дощатым настилам Мартына Кучина. Он был не один, за ним поспешал, прихрамывая, пожилой бородатый мужчина в древнем, еще екатерининского времени, длинном зеленом кафтане.
– Это что еще за диво? – заинтересовался я.
– Где? – быстро спросил Бессмертный.
– Да вот же, бежит по причалам!
– И кто это?
– Это Мартын Кучин!
– Он ничего не забыл поблизости от канонерских лодок…
Мы переглянулись. Здесь, в порту, хозяевами были мы! И Бессмертный мог быстро найти офицера, который распорядился бы арестовать обнаглевшего лазутчика.
– Морозов, бегите за ним, – велел Бессмертный, – я вскоре догоню вас!
Я плохо ориентировался в Цитадели. То есть я знал расположение всех зданий, включая смирительный дом, но не представлял, как спуститься с бастиона на речной берег. Поэтому я припустил со всех ног к известным мне воротам. Когда по крепости, где обитает гарнизон, несется сломя голову человек, одетый местным рыбаком, это вызывает законное возмущение, и мне вслед кричали, требуя, чтобы я остановился, но я благополучно выскочил за ворота и побежал в порт.
Разумеется, никакого Мартына Кучина я на причале не застал, но нетрудно было догадаться, что его сопровождал сторож Аким Щепка. Ох, не стоило фальшивому Мартыну называть мне его имя! Я сразу же стал спрашивать всех встречных, и они, явно дивясь тому, что рыбак-латыш превосходно говорит по-русски, указали мне, куда направилась преступная парочка.
Таким образом я добежал почти до Андреасхольма. Там деревянного причала уже не было, и попасть на пришвартованную лодку посуху не удавалось. Матросы и гребцы расхаживали босиком, в закатанных панталонах.
– Акима Щепку не видали, братцы? – спросил я их.
К счастью, нашелся человек, знающий сторожа в лицо.
– Да вон же он, на йоле! – сказал этот человек, махнув рукой в сторону судна, пришвартованного к крайней лодке.
Стоило ему это произнести, как на йоле медленно пополз к топу мачты парус. Мне казалось, я расслышал, как заскрипели фаловые блоки и зашумела, расправляясь на ветру, парусина.
– Куда это они собрались? – спросил я, но ответа, разумеется, не получил.
Мне очень не понравилось, что портовый сторож вдруг забрался на судно, где ему решительно нечего делать. Еще меньше нравилось, что это судно потихоньку отчалило и стало выдвигаться к фарватеру. Я следил за йолом, томимый неясными, но скверными предчувствиями, я не отводил от него взгляда. И, наконец, я увидел то, что заставило меня громко ахнуть.
На фоне закатного неба быстро бил крылышками один-единственный белый голубь. Он, появившись из-за паруса, взмыл повыше и, паря на распростертых крыльях, понесся на юго-восток.
– Так вот где они теперь прячут голубей! – воскликнул я.
Следовало срочно отыскать Бессмертного. Я побежал назад и столкнулся с ним у крайнего бастиона Цитадели.
– Они выпустили голубя с донесением! – выкрикнул я. – И вон, вон… уходят!.. На нашем же йоле!
– Не уйдут! – отвечал Бессмертный. – Скорее к Дружинину!
Он высмотрел среди пришвартованных лодок судно своего приятеля и первый побежал к нему, прыгая с борта на борт, а я – следом. Страха, как в первое мое знакомство с канонерскими лодками, не было, только злость.
Нам повезло, Дружинин находился на йоле, но из двадцати человек команды он по меньшей мере половину отпустил на берег – в баню.
– Чего тебе надобно, Бессмертный? – закричал он в ответ на зов сержанта. – Желаешь навестить свою красавицу? Она в целости и сохранности!
И Дружинин расхохотался. Разумеется, он видел Яшкину бороду и понял, что участвует в каком-то диковинном маскараде.
– Тревога, Дружинин! – сказал Бессмертный, перебираясь на судно. – Видишь тот йол, что собрался вверх по течению? Так вот, на нем неприятельские лазутчики, и они могут от нас ускользнуть!
Знакомец мой, матрос Кудрявцев, протянул мне руку и помог забраться на дружининский йол.
– Точно ли? – спросил Дружинин.
– Точно, брат. Мы у них из-под носа выкрали свидетеля, который может много порассказать про их затеи. Куда ты его упрятал? Я только две вещи желал бы знать. Первая – все ли они погрузились на йол, а вторая – кто был их пособ