Вот Северо-Западный фронт: о массировании огня командирами 27-й (под Гумбинненом) и 51-й (под Сувалками) артиллерийских бригад мы уже писали; в еще одном бою 10-й армии в районе Сувалок – у деревни Рудки 24 сентября (7 октября) – огонь всех своих батарей на атакующей германской пехоте сосредоточил и командир Кавказской гренадерской артиллерийской бригады генерал-майор И.А. Карпович. Во 2-й армии 10 (23) августа сосредоточение огня 6-й артиллерийской бригады генерал-майора Ф.Л. Семенчука позволило нанести «серьезное поражение» 70-й ландверной бригаде германцев под Франкенау115…
В 4-й армии Юго-Западного фронта командир 75-й артиллерийской бригады генерал-майор К.К. Эггер, подготавливая 10 (23) октября, в ходе Варшавско-Ивангородской операции, атаку 297-го пехотного Ковельского полка 75-й пехотной дивизии на господский двор Полично (юго-западнее Ивангорода), массировал огонь 5 из 6 своих батарей. В 5-й армии того же фронта командир 10-й артиллерийской бригады генерал-майор А.Г. Борукаев в бою 14 (27) августа под Лащовом не просто отказался от «неуместной симметрии» – сосредоточив усилия всех своих батарей и 5-го мортирного артиллерийского дивизиона на поддержке испытывавшего наиболее сильный натиск правого боевого участка 10-й пехотной дивизии, – но и расположил батареи так, что наседавшие венгры оказывались не только под фронтальным, но и под фланговым и косоприцельным огнем…
На эти восемь примеров умелых действий старших артиллерийских начальников в их первых боях 1914 года в нашей выборке приходится лишь один, когда их действия можно признать неудачными. Руководя в бою 26 августа (8 сентября) под Тарнавкой (южнее Люблина) действиями пяти дивизионов, инспектор артиллерии Гренадерского корпуса генерал-лейтенант А.Д. Цибульский так и не сумел решить главную задачу – до атаки пехоты нейтрализовать германскую артиллерию на высотах восточнее Тарнавки116…
По-видимому, тактическую выучку высшего командного состава русской артиллерии кануна Первой мировой в целом можно все же считать как минимум вполне удовлетворительной.
В РККА же «управление массовым огнем» «артиллерия дивизии» даже к концу 1936 г. отработала, по оценке М.Н. Тухачевского, только «теоретически», а «практически этот важный вопрос во всех частях» (выделено мной. – А.С.) был тогда «не разрешен и не закреплен». Впрочем, еще к середине 37-го в Красной Армии была неудовлетворительна тактическая выучка не только старших артиллерийских начальников, но и всего вообще комсостава артиллерии – включая и командиров дивизионов и батарей. Напомним лишь выводы командования трех самых крупных военных округов: «Слаба подготовка по управлению огнем» (КВО); «командный состав артиллерии в тактическом отношении подготовлен недостаточно» (БВО); тактическую подготовку командиров-артиллеристов «следует считать неудовлетворительной» (ОКДВА) 117…
Соответственно, приходится заключить, что комсостав «предрепрессионной» советской артиллерии уступал командному составу русской артиллерии кануна Первой мировой и в тактической выучке.
То же и в отношении технической выучки. Если у «предрепрессионного» советского комсостава она – как отмечало и командование трех самых крупных военных округов и Артиллерийское управление РККА – была откровенно неудовлетворительной118, то в русской артиллерии накануне 1914 года даже младшие офицеры батарей были здесь «удовлетворительно подготовленными»119.
Офицеры-связисты в 1914 г. в массе своей были обычными пехотинцами и кавалеристами, прошедшими стажировку в частях инженерных войск. Тем не менее даже такой весьма суровый критик тогдашней русской армии, как генерал-лейтенант В.М. Драгомиров, отмечал, что в командах связи пехотных частей «подготовка офицеров, а также их познания были весьма хороши»120. А столь же лестная характеристика, данная им офицерскому составу инженерных войск (см. ниже), безусловно, относится и к офицерам телеграфных и телефонных частей и подразделений этих войск.
Комсостав же войск связи «предрепрессионной» РККА, согласно директивному письму начальника Генерального штаба РККА А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., еще и к началу чистки армии не только «не отработал» «организацию связи при продвижении боевого порядка», но даже и «основами техники» «в своей массе овладел не полностью»!121
Столь же показательна и оценка В.М. Драгомировым выучки офицеров инженерных войск: «Офицеры свое дело знали, были образованы, хорошо вели обучение и воспитание солдат […] Упреки в недостаточном знании общей тактики, если и были справедливы в прежнее время, то в довоенный период потеряли всякое основание»122. «В роли начальника штаба дивизии и командира пехотного полка, – писал один из участников кампаний 1914–1917 годов, по образованию сапер, – мне не раз приходилось иметь дело с молодыми саперными офицерами. Могу засвидетельствовать: отличные добросовестные работники, с большой инициативой и уменьем организовать дело»123.
А вот инженерные войска самого мощного и передового военного округа РККА (КВО) образца 1936 года: «значительная часть» лейтенантов и капитанов не имеет специального образования; в саперном батальоне «образцово-показательной» 44-й стрелковой дивизии часть комсостава не умеет наводить переправы, а в общей тактике плохо разбираются все – не представляя себе даже тактическое назначение инженерных сооружений!124
В целом надо признать адекватной оценку генерала от кавалерии А.А. Брусилова, писавшего, что к 1914 г. «состав кадровых офицеров армии [напомним, что офицеры гвардии были подготовлены еще лучше. – А.С.] был недурен и знал свое дело достаточно хорошо, что и доказал на деле», и согласиться с А.А. Строковым, указывавшим, что перед Первой мировой войной русская армия располагала «весьма боеспособным и неплохо обученным» офицерским составом125.
Средний же и старший комсостав «предрепрессионной» РККА в целом был подготовлен слабо. Показательно отсутствие у командиров подразделений и частей русской пехоты такого порока их советских коллег, как невнимание к организации и непрерывному ведению разведки – этого «буквально какого-то жупела Рабоче-Крестьянской Красной Армии»126.
Перейдем теперь к характеристике генералитета, то есть общевойсковых командиров, командиров соединений и объединений.
Уровень подготовленности начальников пехотных дивизий 1914 года и подлаживавшийся под третировавших русскую армию большевиков А.М. Зайончковский и певец русской армии А.А. Керсновский оценивали как «посредственный». Были, правда, «блестящие исключения»127.
Так, в 1-й армии Северо-Западного фронта, по свидетельству генерала от инфантерии Н.А. Епанчина, в ночь на 4 (17) августа начальник 29-й пехотной дивизии генерал-лейтенант А.Н. Розеншильд фон Паулин «по собственному почину» предложил ему, командиру соседнего корпуса, содействие в намечавшемся ударе по 1-му армейскому корпусу германцев128, а в завязавшемся днем бою под Сталюпененом по собственной инициативе атаковал противника, угрожавшего правому флангу Епанчина. Начальник 27-й пехотной дивизии генерал-лейтенант К.М. Адариди – по свидетельству его бывшего начальника штаба Л.А. Радус-Зенковича – уже в этом первом бою деятельно организовывал взаимодействие родов войск, постоянно отдавая приказы артиллерии. А 7 (20) августа, исправив такой допущенный им под Сталюпененом просчет, как невнимание к организации связи, он фактически обеспечил успешный для 1-й армии исход сражения под Гумбинненом: своевременно организовал занятие указанного ему рубежа, «показал пример организации боя, взаимодействия полков дивизии (и с соседями)»129 и в итоге нанес поражение 17-му армейскому корпусу немцев.
Однако возглавлявшие остальные пехотные дивизии 1-й армии (25-ю, 28-ю, 30-ю и 40-ю) генерал-лейтенанты П.И. Булгаков, Н.А. Лашкевич, Э.А. Колянковский и Н.Н. Короткевич под Гумбинненом своими войсками вообще не управляли.
В 5-й армии Юго-Западного фронта в Томашовском сражении «блестящих исключений» не выявилось вовсе, зато посредственно (или даже неудовлетворительно) проявили себя по меньшей мере 4 из 8 лиц, командовавших к началу войны пехотными дивизиями. В первых боях 19-го армейского корпуса – под Тарноваткой и Рахане 13 (26) августа – начальник 17-й пехотной дивизии генерал-лейтенант П.С. Балуев действиями частей почти не руководил и плелся в хвосте событий, а начальник 38-й пехотной генерал-лейтенант В.П. Прасолов отправлял войска в бой «без ориентировки и определенной задачи»130 и распоряжался ротами через голову командиров батальона и полка. В 5-м армейском корпусе генерал-лейтенант Н.Я. Лопушанский – чья 10-я пехотная дивизия приняла первый бой 14 (27) августа под Лащовом – не сумел адекватно оценить обстановку и использовать резервы, а начальник 7-й пехотной дивизии генерал-лейтенант С.Д. Михно вообще «никакого влияния на руководство, вождение, командование частями дивизии не имел» (фактически командовал 7-й начальник ее штаба)131…
В общем, тактическую выучку командиров русских пехотных дивизий кануна Первой мировой в целом следует считать никак не более, чем удовлетворительной.
Но и то, что нам известно о командирах стрелковых дивизий «предрепрессионной» РККА (источники освещают здесь почти исключительно штабы), тоже заставляет предпочесть оценку «посредственно» (а то и «неудовлетворительно»). Комдив-17 Г.И. Бондарь в сентябре 1935 г., на учениях под Гороховцом, двинул дивизию в наступление без артподготовки; комдив-27 П.М. Филатов на Полоцких учениях в октябре 1936-го бросил пехоту в бой «почти без артподдержки»; из трех командиров стрелковых дивизий БВО, проверенных в марте 1935 г. Штабом РККА на оперативно-тактической игре или на тактическом учении, двое (Г.С. Иссерсон и В.Я. Колпакчи) медленно реагировали на изменения обстановки и тяготели к лобовым ударам вместо действий во фланг; комдивы ОК