144.
Но для тактической выучки унтер-офицеров пехоты следует оставить в силе оценку А.М. Зайончковского («недостаточно хорошая», то есть лишь удовлетворительная).
Тем не менее в тактическом отношении русские пехотные унтер-офицеры кануна Первой мировой войны были подготовлены лучше, чем младшие командиры пехоты «предрепрессионной» РККА. Если они так же «мало что сознательно понимали» в тактике, то хотя бы «многое знали» – какие команды подавать отделению или взводу во исполнение той или иной команды офицера, как управлять огнем и движением своих подразделений. И, не умея принять самостоятельное решение, проявить инициативу, они обеспечивали хотя бы управляемость своих отделений и взводов, слаженность их действий на поле боя.
В самом деле, к 1914 г. роты в русской пехоте «были доведены до высокой степени совершенства»145. Но это значило, что так же превосходно сколочены были и взводы (из которых состояли роты) и отделения (из которых состояли взводы)! «Если часть учится слабо, – подчеркивал такой знаток методики боевой подготовки как генерал от инфантерии М.И. Драгомиров, – ищите этому причину в недостаточной слаженности отделений»; если же «отделения слажены, свободно маневрируют, и если их командиры справляются с ними», то «в большинстве случаев» «и вся часть в строевом образовании – в порядке»146…
В пехоте же «предрепрессионной» РККА младшие командиры были не только «слабы тактически», но и, по оценкам замнаркома обороны М.Н. Тухачевского и начальника Генштаба РККА А.И. Егорова, «слабо» или «нетвердо» «руководили в бою своей частью». А то и вовсе уклонялись от руководства – как два отделенных командира в четырех ротах, задействованных в конфликтах у Сиянхэ и Турьего Рога147…
Специальная же и тактическая выучка унтер-офицеров русской артиллерии накануне Первой мировой была отличной. «Фейерверкеры артиллерии, – признавал даже в 1920-х гг. Е.З. Барсуков, – были основательно подготовлены и теоретически и, в особенности, практически для исполнения обязанностей непосредственного начальника орудия и для замещения взводного командира [sic! – А.С.]; они быстро и точно исполняли команды по наводке и стрельбе, отлично руководили и следили за исполнением обязанностей расчета при орудиях и зарядных ящиках»148. Ничего подобного про младших командиров артиллерии «предрепрессионной» РККА сказать нельзя.
Выучку одиночного бойца и подразделений русской пехоты кануна Первой мировой войны современники и исследователи оценивают единодушно. «Русские показали себя как очень серьезный противник, – писал, подводя итоги первого крупного сражения на Восточном фронте (под Гумбинненом), германский полковник Р. Франц. – Хорошие по природе солдаты, они были дисциплинированны, имели хорошую боевую подготовку [в другом переводе: «были […] превосходно обучены». – А.С.] и были хорошо снаряжены»149. Русский полковник Д.И. Ходнев, беседуя с проживавшими вместе с ним в 20-е – начале 30-х гг. в Данциге немецкими ветеранами Восточного фронта (в основном из частей западнопрусского 17-го армейского корпуса), слышал от них «немало» слов «о высокой степени обучения» русских «кадровых, перволинейных» войск 1914 года150.
Отличная выучка одиночного бойца – проявляющаяся в выдержке и уверенном поведении в бою – видна и из описаний первых боев русских частей в 1914 г., оставленных их участниками с русской стороны.
Вот, например, отражение батальоном 14-го стрелкового полка 4-й стрелковой бригады (известной в русской армии как «Железная бригада») и двумя ротами 60-го пехотного Замосцкого полка 15-й пехотной дивизии атак венгерской 5-й гонведной кавалерийской дивизии на подольское местечко Городок 4 (17) августа. «Австрийская артиллерия, поддерживая атаку, сосредоточила огонь по пехотной позиции и западная окраина местечка дымилась от непрерывных снарядов». Однако «из окопов не раздавалось ни единого выстрела: «Железные стрелки» и Замосцы, положив винтовки на бруствер, спокойно ожидали [приближения. – А.С.] врага на дистанцию прямого ружейного выстрела»151.
Так же вели себя и солдаты 68-го лейб-пехотного Бородинского полка 17-й пехотной дивизии – отражавшие 3 (16) августа атаки австро-венгерской 2-й кавалерийской дивизии на Владимир-Волынский. Взяв винтовки на изготовку, они «с большою выдержкою» ожидали команды и, подпустив мчавшихся галопом венгерских гусар на 600 шагов, по команде открыли залповый огонь152. После провала атаки венгры предприняли еще четыре – но бородинцы так же спокойно повторили свои действия.
В начавшемся 13 (26) августа Томашовском сражении так же действовала пехота и других частей 17-й дивизии: «она спокойно подпустила противника на 400–800 шаг., а затем открывает убийственный ружейно-пулеметный огонь, заставляющий противника, бывшего в превосходном числе, отходить ценою больших потерь»153…
«[…] Люди исполняли свои обязанности как на учении на Марсовом поле», – вспоминал бывший начальник пулеметной команды лейб-гвардии Преображенского полка барон С.А. Торнау, как один из его взводов поджидал в своем первом бою – под Владиславовом 20 августа (2 сентября) – приближения обходивших фланг полка австрийцев»154…
А вот первые бои 12-го гренадерского Астраханского полка 3-й гренадерской дивизии. Когда 6 (19) августа, на марше южнее Холма, рота Его Величества была атакована во фланг эскадроном венгерских гусар, бóльшая часть полка увидела, как по знаку шашкой своего командира «рота остановилась как вкопанная, затем бегом развернулась фронтом против кавалерии и в самом близком расстоянии дала, как на смотру, три выдержанных залпа. Через минуту рота, взяв ружья на плечо, продолжала движение, а эскадрон карьером мчался по лугу обратно к лесу», понеся потери в людях и лошадях155. А когда 14 (27) августа, заслышав на марше в районе Замостья стрельбу в голове колонны дивизии, капитан П.В. Сушильников повернул 12-ю роту астраханцев с дороги в поле, чтобы рассыпать ее в цепь, «рота без команды держала уже винтовки «на изготовку»156.
А вот рассказ К.С. Попова о первых боях 13-го лейб-гренадерского Эриванского полка Кавказской гренадерской дивизии (в районе Сувалок). Завидев 24 сентября (7 октября) надвигающиеся на них густые германские цепи, гренадеры 9-й роты, в которой служил тогда подпоручик Попов, «решили, что идет дивизия. «Ваше благородие, а есть у нас пулеметы?» – слышались тревожные голоса; тем не менее, гренадеры без всякой команды укладывали в это время винтовки поудобнее на бруствер и складывали патроны», а по команде дали «короткий выдержанный залп». В ходе боя на поддержку 9-й роте подошла 12-я. «Глядя, как она вливалась в цепь, отрадно становилось на душе. Видны – полное спокойствие, выдержка, сноровка и уменье толково применяться к местности».
«Самообладание и выдержка наших гренадер были удивительны», – подчеркивает Попов и при описании боя 17 (30) октября, в котором он командовал 5-й ротой эриванцев и в котором гренадеры так же спокойно «выцеливали» атакующих немцев157.
Напомним, что выучка одиночного бойца пехоты «предрепрессионной» РККА оценивалась как «слабая» еще в директиве наркома обороны от 17 мая 1936 г. № 400115с. А директивное письмо начальника Генштаба РККА от 27 июня 1937 г. рисует выучку одиночного бойца и вовсе неудовлетворительной (в документах одного из трех самых мощных военных округов – ОКДВА – эта последняя оценка дается прямо)158.
Характеризуя тактическую выучку русского бойца-пехотинца кануна Первой мировой, А.А. Керсновский и немцы отмечают прежде всего его высокое «искусство самоокапывания» и применения к местности159. Они, писал о дравшихся под Гумбиненном русских Р. Франц, «умело применяются к местности и мастера в закрытом расположении артиллерии и пулеметов. Особенно же искусны оказались они в полевой фортификации: как по мановению волшебного жезла вырастает ряд расположенных друг за другом окопов»160. Наступавшие южнее Гумбиннена войска 17-го армейского корпуса, признавалось в официальной германской истории войны, «неоднократно попадали под внезапный массированный огонь обороняющихся, которые в большинстве случаев оставались невидимы»161. Так хорошо были замаскированы окопы русской 27-й пехотной дивизии!
А вот пехота другой вторгшейся в августе 1914 г. в Восточную Пруссию русской армии – 2-й. Атаковав 13 (26) августа в районе Турау – Гансхорн находившиеся на марше 7-й пехотный Ревельский и 8-й пехотный Эстляндский полки 2-й пехотной дивизии, немцы увидели, как русские подразделения быстро окапываются, а те из них, что залегли на свекловичных и картофельных полях, используют для укрытия борозды и канавы. Очутившийся 15 (28) августа в расположении 30-го пехотного Полтавского полка 8-й пехотной дивизии под Ваплицем капитан В.Е. Желондковский из 6-й артиллерийской бригады увидел «в картофельном поле искусно замаскированные окопы»162…
Правда, генерал-лейтенант В.М. Драгомиров отмечал, что обучение самоокапыванию перед Первой мировой сводили к технике отрывки окопа (забывая о тактическом назначении этого сооружения), а так как подобные занятия были нудными и неинтересными, ими, бывало, и вовсе манкировали. О том же писал и А.А. Брусилов: «[…] Пехота наша обучалась в мирное время самоокапыванию отвратительно, спустя рукава»163. Но, видимо, должные навыки солдатам все-таки привили, и, когда окапываться заставило не только начальство, но и огонь противника, эти навыки дали о себе знать.
Помощнику командира 3-го саперного батальона подполковнику Д.И. Сверчкову – наблюдавшему перед началом Гумбинненского сражения, как отрывал окопы 4-й батальон 106-го пехотного Уфимского полка 27-й пехотной дивизии – бросилось в глаза, что «работа шла быстро и значительно превышала тот успех, который нормировался наставлениями по опыту работ на инженерных полигонах в мирное время»