– «арифметика остается по-прежнему больным местом математической подготовки», грамотность тоже недостаточна (Омская пехотная, июль 1935 г.);
– «обращает на себя внимание полная безграмотность в письме курсантов при всех работах» (Объединенная военная имени ВЦИК, сентябрь 1935 г.);
– общеобразовательная подготовка курсантов 1-го и 2-го курсов (то есть приемов 1933 и 1934 годов. – А.С.) лишь с натяжкой удовлетворительная (Среднеазиатская объединенная военная, сентябрь 1935 г.);
– налицо «обилие безграмотных записей у курсантов» (2-я Ленинградская артиллерийская, май 1936 г.);
– «общеобразовательная подготовка курсантов» «слабая (ниже семилетки), особенно русский язык и математика» (Татаро-Башкирская объединенная военная и Горьковская, Ульяновская и Саратовская бронетанковые, конец 1935/36 учебного года);
– налицо «слабое знание русского языка» (Омская объединенная военная (бывшая пехотная) и Томская артиллерийская, январь – февраль 1937 г.);
– налицо «крайне невысокое знание курсантами арифметики», задачи на проценты решают «с трудом» (Объединенная военная имени ВЦИК, февраль 1937 г.);
– «пройденное курсанты знают непрочно»; при контрольных поверках по математике и русскому языку соответственно 55 % и 70 % получили «плохо» (Рязанская пехотная, февраль 1937 г.);
– изучению алгебры мешает незнание арифметики, формулы зазубриваются механически (Татаро-Башкирская пехотная, февраль 1937 г.);
– налицо «общий низкий уровень грамотности» (Рязанское пехотное училище, апрель 1937 г.);
– «отмечается слабое умение курсантов связно формулировать свои мысли и дать правильный пересказ прочитанного короткого отрывка из рассказа» (Казанское пехотное училище (бывшая «Татбашшкола», июнь 1937 г.) 306.
Курсанты Школы червонных старшин еще и в конце 1936 г. писали протоколы комсомольских собраний таким языком: «Т. Ботиевского сключить скомсомола за нехотел вчится в школе за нарушея дисциплини иза симуляцию» (орфография и пунктуация подлинника сохранены) 307. На то, что школа была украинизированной и курсантам (в большинстве этническим украинцам) трудно было переключаться с русской орфографии на украинскую, можно списать лишь две из семи допущенных в этой фразе (с точки зрения русского языка) орфографических ошибок; о стилистике же и говорить нечего…
«Из 3 преподавателей русского языка два сами малограмотны», – сообщал, докладывая 19 апреля 1934 г. о результатах инспектирования им Томской артиллерийской школы, начальник 1-го сектора УВУЗ ГУ РККА С.А. Смирнов308. Такая ситуация была, конечно, исключительной, но все-таки в начале и середине 30-х гг. низким общеобразовательным уровнем отличались и те, кто учил будущих командиров – строевой комсостав и преподаватели военных школ.
И отличались по той же причине. В 20-е гг. это были, как правило, лица со средним, а то и высшим образованием – бывшие офицеры русской армии и другие «старые спецы». Соответственно, в июле 1928 г. РВС СССР констатировал, что «учебно-преподавательский состав вузов [здесь: военно-учебных заведений. – А.С.] по своему социальному и партийному положению все еще неудовлетворителен»309, и выдвинутая в том году «задача орабочивания командных кадров» касалась и комначсостава военных школ. Если с 1 декабря 1926 г. по 1 сентября 1928 г., то есть за 21 месяц, «рабоче-крестьянская прослойка» среди преподавателей военных и специальных предметов военных школ выросла в 1,6 раза – с 14 % (в том числе 5 % рабочих) до 23 % (в том числе 8 % рабочих), – то за следующие 3 месяца (с 1 сентября по 1 декабря 1928 г.) – в 1,8 раза и в целом по преподавательскому составу школ достигла 42,2 % (в том числе 11,0 % рабочих) 310.
Следующий этап «освежения» (а точнее, «орабочивания») «кадров школ» начался в 1930-м. Доля бывших офицеров (то есть «прочих») среди преподавателей военных и специальных дисциплин военных школ уменьшилась в этом году с 59,4 % до 49,8 %; точно такое же снижение на одну шестую (с 31,4 на 1 января 1930 г. до 26,0 на 1 января 1931 г.) дал и процент бывших офицеров среди строевого комсостава школ311… В официальных документах появились уже совершенно кликушеские причитания вроде того, что наличие среди преподавателей военно-морских учебных заведений 72,5 % бывших офицеров делает «вполне ясным неблагоприятное положение в отношении педагогов-моряков» (начало 1930 г.). Или что «самым слабым местом укомплектования школы» (Орджоникидзевской пехотной. – А.С.) «нужно считать» то обстоятельство, что среди преподавателей «резко снизилась прослойка рабочих» и что (в школе, где 52 % курсантов 1-го курса не имели никакого образования! – А.С.) «ОСНОВНОЙ ЗАДАЧЕЙ ЯВЛЯЕТСЯ САМОЕ РЕШИТЕЛЬНОЕ ПОВЫШЕНИЕ РАБОЧЕЙ ПРОСЛОЙКИ СРЕДИ ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ» (март 1932 г.)312… Понижение в результате общего образования учителей будущих командиров отражено в таблице 20.
Таблица 20
Общеобразовательный уровень преподавателей и строевого комначсостава военных школ РККА в 1927–1936 гг. (в %)313
* В числителе – командный состав, в знаменателе – военно-технический состав.
** Без школ ВВС, военно-морских, бронетанковых и военно-политических.
*** Только преподаватели военных и военно-технических дисциплин.
н/д – отсутствие данных.
Впрочем, таблица снова не передает всей остроты ситуации. В бронетанковых школах на 1 августа 1936 г. низшее образование было не у 30, а у 36,3 % преподавателей военных и военно-технических дисциплин, в Саратовской бронетанковой на 1 октября 1931 г. – не у 20–25, а у 51,1 % строевого комначсостава, в Орловской бронетанковой на 1 июня 1932 г. – у 65,8 % (и у 42,8 % руководителей военного и технического циклов), а в Бакинской пехотной на 8 марта 1932 г. – у 80,8 %314. В Севастопольской школе зенитной артиллерии на 1 января 1936 г. низшее образование имели 100 % командиров взводов, батарей и дивизионов, а на 1 февраля 1937 г. – 72,4 % (в Оренбургской школе зенитной артиллерии – 90,9 %); в Омской объединенной военной школе в 1936 г. низшее образование было у 82,6 % строевых командиров и преподавателей военных и военно-технических дисциплин, вместе взятых315… Но и это еще не все!
На проведенном весной 1932 г. сборе руководителей и командиров батарей артиллерийских школ обнаружилось, что среди них есть лица, которые «не только не знают логарифмов и простейших основных положений тригонометрии и алгебры, но и даже не умеют обращаться с десятичными дробями и вычислениями процентов»316. Докладывая по окончании 1932/33 учебного года, что многие из выпускников не могут решать простейшие задачи на простые и десятичные дроби, составлять простейшие уравнения первой степени и осмысленно писать изложение по произведениям художественной литературы, Б.М. Фельдман тут же сообщал, что «начальствующий состав школ» и сам «в этой области подготовлен еще очень слабо»317.
В сентябре 1935 г. выяснилось, что в Объединенной военной школе имени ВЦИК «начсостав далеко отстал в общеобразовательной подготовке от своих курсантов», а в Белорусской объединенной военной знаниями по русскому языку и математике в объеме неполной средней школы обладает соответственно лишь 27,1 % и 19,7 % командиров и начальников без среднего образования (таких в школе был 81,0 %); 17,3 % и 25,9 % имеет тут знания в объеме 6 классов, 27,2 % и 30,9 % – в объеме 5 классов, а 28,4 % и 23,5 % – в объеме 4 и менее. По физике же, химии и естествознанию большинство «оказалось совершенно неподготовленными»318… В Рязанской пехотной в том же сентябре 35-го «встречались командиры, не умеющие грамотно написать самого простого донесения»; в Севастопольской школе зенитной артиллерии в апреле 35-го комначсостав лишь «грубо» «владел карандашом» и не умел в своих выводах «главное отделить от второстепенного». Еще и 2 марта 1937 г. комбриг С.А. Смирнов докладывал, что большинство строевого комсостава Татаро-Башкирской пехотной школы проходит лишь программу 6-го класса и что «безграмотность комсостава удивительная – комроты, например, подписывается: «ст. лейтинант»319…
С комначсоставом школ проводили занятия по общеобразовательной подготовке, но толку от этих занятий не было – по тем же причинам, что и в линейных частях (см. первый раздел главы I). Типичной была ситуация, о которой доносил 2 сентября 1936 г. начальник политотдела Белорусской объединенной военной школы полковой комиссар А.И. Темкин: из-за наличия у командиров массы других дел и отсутствия должного контроля «многие старались увильнуть» и посещаемость не превышала 65–80 %; преподаватели «не предъявляли требований к командиру как к учащемуся, а смотрели на звание этого командира и снижали требования, в зависимости от звания». В итоге проведенная весной 36-го проверка показала, что комначсостав «недостаточно твердо усвоил арифметику» и делает «большое количество орфографических ошибок в диктантах»320…
Подобный подбор кадров военных школ конца 20-х – середины 30-х гг. также повлиял на уровень выучки комначсостава «предрепрессионной» РККА. Уже в докладе Б.М. Фельдмана об итогах 1931/32 учебного года было признано, что из-за резкого «освежения» (то есть «орабочивания». – А.С.) кадров школ в 1930 г. в этих кадрах оказалось «очень большое число лиц, не могущих по своим личным качествам быть руководителем и воспитателем курсантского состава или в силу отсутствия соответствующей подготовки или в силу отсутствия должных воинских качеств»321.
Нехватка у новых кадров военного образования ощущалась лишь иногда (так, в Орджоникидзевской пехотной школе уменьшение за 1931 год доли бывших офицеров среди строевого комсостава на 4,8 %, а среди преподавателей на 12,2 % сопровождалось увеличением на близкие величины – соответственно на 6,0 % и 10,9 % – доли лиц без военного образования322). К ноябрю 1936 г. среди преподавателей военных и военно-технических дисциплин процент окончивших военные академии (14,0) и курсы усовершенствования командного состава (42,5) был лишь ненамного меньше, чем на 1 января 1930 г. (17,1 и 50,0) и практически таким же, что и на 1 декабря 1927 г., то есть перед началом рьяного «орабочивания» (14,6 и 43,3). А процент строевых командиров без военного образования стал даже меньше, чем в начале рьяного «орабочивания» (0,7 против 6,6 на 1 января 1929 г. и 3,7 на 1 января 1930 г.)