Нежелание комсостава перегружать себя на учениях приводило и к игнорированию им инженерной подготовки бойца и подразделений пехоты. «Элементы инженерных работ на текущих тактических учениях, – отмечалось в годовом отчете «инжвойск» ОКДВА (характеризовавшем также инженерную подготовку других родов войск этой армии) от 8 октября 1935 г., – вносятся условно и фактического выполнения не находят»454.
«В подготовке обозов и тыловых учреждений, – требовали указания начальника Генштаба РККА на 1935/36 учебный год от 6 января 1936 г., – тренировать личный состав в работе, которую ему придется выполнять в боевой обстановке»455. Однако в конце года, 7 октября, замнаркома обороны М.Н. Тухачевский вынужден был констатировать, что «практическая тренировка в этой области [служба тыла. – А.С.] совершенно недостаточна», в частности, холостые боеприпасы на всех учениях расходовались «без учета подвоза и подноса». Известно также заключение майора Г.Е. Прейсмана из штаба ОКДВА, согласно которому в танковых частях этой армии «тренировка тыловых подразделений по обеспечению действий своих частей» была в 36-м «совершенно недостаточной»456.
Одной из самых типичных черт «предрепрессионной» РККА было самовольное упрощение командирами содержания индивидуальной огневой подготовки бойца-пехотинца. Из 8 стрелковых дивизий и бригад «предрепрессионного» КВО, боевая подготовка которых освещается документами «для внутреннего пользования» (приказы, протоколы партийных и комсомольских собраний и собраний комначсостава и т. п.), занижение требований к огневой выучке бойца пехоты этими документами фиксируется в 5 (в 24-й, 44-й, 45-й и 96-й стрелковых дивизиях и 135-й стрелково-пулеметной бригаде). При этом по шестому соединению – 58-й стрелковой дивизии – названные документы представлены только одним протоколом партсобрания полка, по седьмому – 7-й стрелковой дивизии – только протоколами комсомольских собраний, где выступали в основном бойцы и младшие командиры, то есть лица, стрельб не организовывавшие и с правилами их проведения не знакомые, а для восьмого – 100-й стрелковой дивизии – занижение требований устанавливается по другим источникам.
Недостаток «требовательности в рамках требований КС [курса стрельб. – А.С.] к бойцам со стороны начальствующего состава», «послабления в условиях стрельб»457 были выявлены и в 2 из 3 проверенных осенью 1935 г. 2-м отделом Штаба РККА стрелковых дивизий БВО (в 5-й и 29-й). Освещающие боевую подготовку документы «для внутреннего пользования» сохранились лишь по одному из шести стрелковых корпусов «предрепрессионного» БВО (23-му) – но из 6 его стрелковых полков занижение требований к стреляющему они фиксируют в 3. Комсостав, читаем мы в приказе командира 109-го стрелкового полка 37-й стрелковой дивизии М.А. Сиряченко № 44 от 20 апреля 1935 г., «допускает мягкотелость, послабления и отступления от требования КС-35 [курса стрельб 1935 года. – А.С.]»458. На инспекторском смотру боевой подготовки 111-го и 156-го стрелковых полков в мае 1937 г. комкор-23 К.П. Подлас обнаружил, что некоторые мишени чрезмерно приподняты над землей…
В ОКДВА из 6 проверенных в мае – июле 1936 г. штабом армии учебных батальонов шести разных стрелковых дивизий (1-й Тихоокеанской, 21-й, 26-й, 32-й, 40-й и 105-й) упрощение условий выполнения стрелковых задач было выявлено во всех 6. Из 5 стрелковых дивизий, проинспектированных в октябре 1936 г. Москвой (39-й, 40-й, 59-й, 66-й и 92-й) – в двух (39-й и 59-й), но, как позволяют заключить другие источники, оно имело место не менее, чем в 4. «От работы некоторых средних командиров, – докладывал, проверив 13 августа 1936 г. огневую подготовку учебного батальона и 3-й пулеметной роты 198-го стрелкового полка 66-й дивизии, майор С.С. Зайковский из штаба ОКДВА, – осталось впечатление, что вместо продумывания наиболее трудных вопросов огневой подготовки и направления на это усилий всего состава в боевой подготовке допускались послабления в требовательности […]»459. Не могло их тогда не быть и в 40-й дивизии: ведь они бытовали там и (см. выше) в мае 36-го и в начале 37-го («[…] Занижаются требования при проведении стрельб самими командирами», – отметил в своем политдонесении от 10 марта 1937 г. начальник политотдела 40-й дивизии дивизионный комиссар К.Г. Руденко460). Кроме того, точно известно, что в 1936 г. требования к стреляющему занижали еще и в 69-й дивизии, а в первой половине 1937-го, предположительно – и в 35-й (справка «Состояние боевой подготовки войск ОКДВА к 15 июля 1937 г.» – отметившая, что в ряде частей занижали требования курса стрельб – основывалась в том числе и на результатах июньской проверки 35-й дивизии). Таким образом, эта практика бытовала не менее, чем в 9—10 из 14 стрелковых дивизий «предрепрессионной» ОКДВА.
Одним из самых распространенных упрощений требований курса стрельб было увеличение степени заметности мишени. С этой целью мишени:
– красили вместо защитного в черный цвет (21-я стрелковая дивизия ОКДВА, май 1935 г.; 1-я особая стрелковая дивизия ОКДВА, апрель 1936 г.; 60-я стрелковая дивизия и другие стрелковые соединения КВО, первая половина 1937 г.),
– недостаточно маскировали (29-я стрелковая дивизия БВО, сентябрь 1935 г., 40-я и 69-я стрелковые дивизии ОКДВА, август – октябрь 1936 г.; ряд частей ОКДВА, предположительно из состава 21-й, 35-й или 66-й стрелковых дивизий, май – июнь 1937 г.),
– специально демаскировали, насыпая под ними или перед ними белый песок (60-я и 70-й стрелковый полк 24-й стрелковой дивизии и другие стрелковые соединения КВО, первая половина 1937 г.), накладывая их на белые щиты (70-й полк, начало лета 1937 г.) или приподнимая выше обычного над землей (111-й и 156-й стрелковые полки соответственно 37-й и 52-й стрелковых дивизий БВО, май 1937 г.),
– увеличивали время показа движущейся мишени и уменьшали скорость ее движения (96-я и 72-й стрелковый полк 24-й стрелковой дивизии КВО, июнь – июль 1937 г.) …
Столь же часто (если не чаще) от бойца не требовали делать перед тем, как выстрелить, всего того, что пришлось бы делать в настоящем бою:
– перетаскивать и устанавливать пулемет на огневой позиции (в 39-й стрелковой дивизии ОКДВА в октябре 1936 г. его устанавливали там заранее),
– маскироваться и, если надо, окапываться на огневом рубеже (109-й стрелковый полк 37-й стрелковой дивизии БВО, апрель 1935 г. – то есть уже после выхода приказа по округу № 03 от 6 января 1935 г., требовавшего «на рубеже огня на каждой стрельбе проходить тактические обязанности бойца: переползание, перебежка, наблюдение за противником с докладом, что вижу, маскировка […]»461; 21-я стрелковая дивизия ОКДВА, май 1935 г.; 29-я стрелковая дивизия БВО, сентябрь 1935 г.; 2-я стрелковая дивизия БВО, июль 1936 г.; 69-я и 313-й стрелковый полк 105-й стрелковой дивизии ОКДВА, май – октябрь 1936 г.; 71-й и 287-й стрелковые полки соответственно 24-й и 96-й стрелковых дивизий КВО, май 1937 г.; в 70-м полку 24-й дивизии в начале лета 1937 г. окоп для стреляющего отрывали заранее, а подручные средства маскировки – кусты – разрешали не искать на месте, а притаскивать на огневой рубеж с собой),
– самостоятельно искать цели (куда стрелять, подсказывали стоявшие рядом командиры; в феврале 1936 г. «склонность» «помогать бойцу в производстве выстрела на огневом рубеже» была заметна даже в лучшем в КВО 132-м стрелковом полку 44-й стрелковой дивизии, в мае «чрезмерная опека бойцов со стороны командного состава» при стрельбе была выявлена во всех пяти проверенных тогда в ОКДВА учебных батальонах – принадлежавших к пяти разным дивизиям462, – в октябре ее обнаружили во всех трех учбатах 39-й стрелковой дивизии ОКДВА, а бойцам 1-го батальона 70-го стрелкового полка 24-й стрелковой дивизии – объявленного после этого одним из двух лучших батальонов КВО! – местонахождение целей осенью 1936 г. сообщали еще перед стрельбой),
– самостоятельно определять дистанцию до цели (в 1-м батальоне 70-го полка перед инспекторской стрельбой осенью 1936 г. бойцам ее сообщали заранее),
– уточнять в ходе стрельбы наводку (пулеметчикам 72-го полка 24-й дивизии в середине июля 1937 г. не сбивали, как того требовал курс стрельб, установку целика и поворотного механизма, а в 96-й дивизии в июне разрешали – чтобы отдача не так сильно сбивала наводку – стрелять из пулемета не автоматическим, а одиночным огнем!),
– заменять вышедшие из строя детали оружия (в 71-м полку 24-й дивизии в мае 1937 г. запчасти на огневой рубеж даже не приносили или приносили только для проформы – с неснятой заводской смазкой, то есть непригодными к использованию) …
Наконец, бойца не заставляли стрелять в сложных условиях: при задымлении, в противогазе (39-я стрелковая дивизия ОКДВА, октябрь 1936 г.), на незнакомой местности, на пересеченной местности, при сильном боковом ветре (Приморская группа ОКДВА, май 1936 г.). В 71-м полку 24-й и 287-м – 96-й дивизии КВО бойцов к маю 1937 г. почти не тренировали в стрельбе на большие дистанции, а в 20-м стрелковом корпусе ОКДВА в первой половине 1937 г. учили гранатометанию на «облегченных болванках» («и оценка делалась с послаблением»)463.
Упрощение задач огневой подготовки практиковали и в танковых войсках.
Японский майор Суми, закончив в июне 1936 г. стажировку в 3-м танковом полку МВО, отметил, что «мишени, как правило, чрезвычайно отчетливо видны и что в результате обучения танкистов в условиях, далеких от боевой действительности, приходится сильно сомневаться в положительных результатах стрельбы в действительном бою»464.
В Приморской группе ОКДВА в начале 1936 г. танкисты зачастую стреляли лишь с ровных площадок, причем танки при этом вели только лучшие механики-водители – умевшие остановить машину там и тогда, где и когда это было нужно стреляющему, чтобы произвести прицельный выстрел. Стреляющих там не тренировали не только в поиске целей, но и в горизонтальной наводке оружия: местонахождение цели сообщалось заранее, и танк трогался с места, уже повернув башню на нужный угол!