735.
Еще в январе 1937 г. большой отрыв людей на хозработы отмечался и в 96-й стрелковой дивизии, а из четырех танковых (!) частей и соединений КВО, обследованных в марте 1937-го инструкторской группой полковника Л.А. Книжникова из АБТУ РККА (8-я и 133-я механизированные и 4-я тяжелая танковая бригады и отдельный танковый батальон 24-й стрелковой дивизии), этот отрыв не был отмечен только в первых двух.
Государство не только вынуждало армию во многом самостоятельно удовлетворять свои хозяйственные нужды, но и использовало ее для латания дыр в экономике страны! Так, 20 февраля 1935 г. нарком обороны обязал УВО сдать 1800 тонн металлолома (каковой план и был разверстан по воинским частям), а накануне уборочной кампании 1935 года КВО по распоряжению правительства выделил 600 грузовиков и 1420 человек, которые с 20 июля по 10 ноября занимались перевозками зерна и сахарной свеклы736.
Не было недостатка и в нарядах по гарнизонной службе. Даже у дислоцированного в сравнительно небольшом Новоград-Волынске отдельного батальона связи 45-й стрелковой дивизии караулы и другие гарнизонные наряды в мае 1936 г. «съедали» до 70 % времени, и на учебу его оставалось «очень мало»737. Неудивительно, что внеочередные гарнизонные наряды (наряду с хозработами) часто срывали занятия во 2-м стрелковом батальоне 135-й стрелково-пулеметной бригады, квартировавшей в Киеве.
Об отрыве на хозяйственные работы личного состава «предрепрессионного» БВО источники сообщают меньше – но их и самих по этому округу сохранилось меньше, чем по КВО и ОКДВА. Тем не менее летом 1936 г. ситуация, когда «исключительно велик отрыв на хозработы» (да еще и «слишком велик расход людей на внутренние наряды»), сложилась даже в таком соединении БВО, где она являлась абсолютно недопустимой, – в 1-й тяжелой танковой бригаде. 10 июля в 3-м взводе 2-й танковой роты ее 1-го танкового батальона на занятиях присутствовало лишь 10 из 22 человек, а остальные находились в наряде или на работах; в целом же в бригаде «фактически занимались боевой подготовкой лишь 35–40 % личного состава». И практика такая сложилась давно: учебный батальон бригады и тот занимался работами уже три месяца – успев потерять 3660 учебных человеко-часов738…
Правда, в двух других соединениях БВО, обследованных тогда московскими инспекторами (2-й и 33-й стрелковых дивизиях), такой ситуации они не зафиксировали – но они не зафиксировали ее и в подвергнутом особой проверке отдельном батальоне связи 2-й дивизии. А между тем отдел связи БВО, проверяя 8—23 июня 1936 г. части связи 16-го стрелкового корпуса, выявил большой отрыв людей на работы и наряды и в этом, и в отдельном батальоне связи еще одной из трех дивизий корпуса – 81-й стрелковой… Выявленное в 1-й тяжелой танковой бригаде заставляет нас обратить внимание и на сообщение, сделанное 16 января 1935 г. на партсобрании одного из танковых батальонов 5-й механизированной бригады БВО – о том, что ежедневно в роте отсутствуют на занятиях 21–22 человека739. Отрыв личного состава на работы был обнаружен и в единственном танковом соединении БВО, обследованном в апреле 1937 г. инструкторской группой АБТУ РККА – 3-й механизированной бригаде…
А вот документы единственного стрелкового корпуса «предрепрессионного» БВО, от которого они сохранились – 23-го. Проверив 14–15 декабря 1936 г. ход боевой подготовки 52-го артполка 52-й стрелковой дивизии, комкор-23 комдив К.П. Подлас и его штабисты обнаружили, что в 4-й батарее из 67 человек 23 (то есть треть) вместо занятий находятся на работах, а еще пятеро – во внутриполковых командировках740. Большой отрыв людей на хозработы был выявлен Подласом и при проверке им 20–22 февраля 1937 г. 110-го стрелкового полка 37-й стрелковой дивизии.
«Непомерно большой расход на караульную службу», отмечал 13 октября 1936 г. на Военном совете при наркоме обороны М.Н. Тухачевский, «чрезвычайно больно бил по подготовке красноармейцев» повсюду741. У некоторых артполков, указывал 8 декабря 1935 г. на таком же совете инспектор артиллерии РККА Н.М. Роговский, несение гарнизонной и караульной службы отнимало треть учебного времени и заставляло втискивать месячный план боевой подготовки в 16 рабочих дней. Командир батареи, отметил затем Роговский, из 13 часов своего рабочего дня боевой подготовке уделяет не больше 4–5, а остальное время посвящает административным и хозяйственным вопросам742…
Однако потребность «предрепрессионной» РККА в казармах, складах, полигонах и т. п. была так велика, а финансирование ее так недостаточно, что даже при столь большом отрыве войск на строительство необходимых для боевой подготовки и жизнеобеспечения армии сооружений все равно не хватало.
Так, в ОКДВА к концу 1935 г. не все танковые части располагали тирами, а некоторые стрелковые полки – например, 2-й Нерчинский и 78-й (соответственно 1-й Тихоокеанской и 26-й стрелковых дивизий) – все еще не имели даже стрельбищ! Переброшенную в марте 1934 г. из Поволжья в приамурскую тайгу 34-ю стрелковую дивизию к началу 1935-го только-только подвели под крышу. Одно это (не говоря уже о полном отсутствии учебных классов) явилось, по признанию годового отчета дивизии от 6 октября 1935 г., «некоторым тормозом» для боевой подготовки в зимний период обучения. «Трудности новой жизни: теснота размещения, отсутствие элементарных условий культурности, временами плохое питание, отсутствие света, дров – влияли отрицательно и на бойцов и на командиров, в виде падения дисциплины, расхлябанности, апатии, усталости, отсутствия подтянутости»743… Многие части ОКДВА – и не только вновь сформированные 276-й и 315-й стрелковые (соответственно 92-й и 105-й стрелковых дивизий) и 26-й и 39-й корпусные артиллерийские полки, но и «старые» 115-й стрелковый и 8-й механизированный (соответственно 39-й стрелковой и 8-й кавалерийской дивизий) – совершенно не имели казарм еще и к лету 1936 г.
Уже поэтому не приходится удивляться тому, что, несмотря на отвлечение летом 1936 г. на стройки больше половины личного состава ОКДВА, эта армия (как констатировал приказ по ней № 00337 от 14 ноября 1936 г.) «к концу 1936 года неудовлетворительно решила обе задачи: и боевую подготовку и строительство»744. План строительства был выполнен лишь на 70 %; домов комначсостава построили почти вдвое, а казарм – вдвое меньше, чем намечалось. 40-я стрелковая дивизия, которой в пустынном Посьетском районе не хватало буквально всего, выполнила лишь 55 % плана, а загруженная еще и полевыми работами 66-я стрелковая – только 42 %745…
Правда, учебные поля и стрельбища теперь имелись даже у полуколхозной 59-й стрелковой дивизии. Но вот сооружений, необходимых для содержания и обслуживания боевой техники, – более материало- и трудоемких – не хватало по-прежнему. Вместо 132 требующихся им гаражей танковые части ОКДВА к октябрю 1936 г. располагали всего 10, вместо 43 секторов обслуживания имелось лишь 7, причем в обеих мехбригадах их совсем не было. «Боевые машины в большинстве своем находятся под открытым небом, что резко отзывается на их техническом состоянии», – подытоживалось в отчете автобронетанковых войск ОКДВА за 1936 год. Даже во 2-й механизированной бригаде стоявшие на открытом воздухе танки лишь накрывали брезентом, а колесные машины, как правило, оставляли и без брезента746. А отсутствие секторов (или парков) обслуживания мешало проводить профилактический осмотр материальной части.
Не хватало ремонтных баз для производства ремонта № 4, мощностей по ремонту аккумуляторов, в отдельном танковом батальоне 21-й стрелковой дивизии – хранилищ горюче-смазочных материалов; во 2-й мехбригаде все еще не было классов для обучения вождению, в отдельном танковом батальоне 59-й стрелковой дивизии – учебных классов вообще, а в отдельном танковом батальоне 105-й стрелковой еще и в апреле 1937-го на открытом воздухе хранили даже аккумуляторы…
Кроме того, войска ОКДВА – особенно вновь сформированная 105-я стрелковая дивизия, развернутый в диком Посьетском районе 39-й стрелковый корпус и выдвинутые к границе, в тайгу, 63-й и 78-й стрелковые полки (соответственно 21-й и 26-й стрелковых дивизий) – продолжали страдать от неблагоустроенности. Во вновь сформированной 23-й механизированной бригаде весь личный состав еще в конце октября 1936 г. жил в палатках; еще и в первой половине 1937 г. дальневосточники жили скученно, вновь построенные учебные классы размещались в земляных фанзах, амбарах. Да и в казармах этих классов не было по меньшей мере в половине соединений ОКДВА; в казармах инженерных частей площадь под них не удалось выкроить даже для учебных рот.
В КВО и БВО войска находились в гораздо лучших условиях, однако и там растущие требования к материальной базе боевой подготовки опережали возможности их удовлетворения. Так, механизированные полки кавалерийских дивизий вплоть до начала чистки РККА вынуждены были обходиться без положенных им по штату тыловых подразделений с их материальной базой, а их бронетехника, соответственно, – без должного обслуживания и профилактики. «Большая часть машин, – подытоживал 4 августа 1937 г. военком 2-го мехполка 2-й кавдивизии КВО батальонный комиссар П.Н. Куликов, – как правило, находится в ремонте»747… В КВО в 1935 г. бóльшая часть танковых стрельбищ была плохо оборудована, а ряд танковых частей стрельбищ и вовсе не имел. Сформированная к лету 1936 г. в БВО 1-я тяжелая танковая бригада все лето провела без собственного полигона (что тоже лишало ее возможности отработать стрельбу из пушек), сформированная в 1934 г. 8-я механизированная бригада КВО получила танкодром только к началу 1937-го, в частях связи БВО автомобили с радиоустановками к лету 37-го уже по три-четыре года стояли под открытым небом и пришли в очень плохое состояние…
Экономить приходилось даже на величине зданий для красноармейских столовых – из-за чего, по крайней мере, в одной из мехбригад БВО людей приходилось кормить в четыре смены, затрачивая на это два часа («в результате все учебные планы летят»