102
Причиной тому была странная уверенность руководства советских военно-учебных заведений 20-х гг. в том, что научить курсанта этой методике невозможно. «Требования войск выпускать из школ молодых командиров с достаточными инструкторскими навыками несправедливы: они должны и могут [быть. – А.С.] приобретены только на службе в войсках», – настаивал еще в 1930 г. начальник управления военно-учебных заведений Главного управления РККА (УВУЗ ГУ РККА) А.И. Тодорский103.
Конечно, заочно ответил ему еще в 1909-м Генерального штаба полковник М.Д. Бонч-Бруевич, «потребовать от военной школы, чтобы она создала вполне законченного воспитателя и учителя солдата, было бы несправедливо, потому что на это в военной школе, попросту говоря, также не хватило бы времени; но в одинаковой степени было бы неосновательно вовсе снять с военной школы заботу об этой подготовке»104. И русские военные и юнкерские училища конца XIX— начала ХХ в. имели четкую задачу «приготовить юнкеров быть инструкторами по всем частям строевого обучения нижних чинов»105; методика обучения юнкерам преподавалась, а в старшем классе они получали и практические инструкторские навыки – выступая в роли учителей юнкеров младшего класса и руководителей тактических занятий с подразделениями.
Правда, общим местом тогдашней военной литературы были сетования на недостаточность этой подготовки. «Ибо, – писал закончивший в 1892 г. Киевское пехотное юнкерское училище генерал-лейтенант А.И. Деникин, – выйдя из стен училища, мы скоро убеждались, что обучать интеллигентного человека – юнкера – это одно, а обучать солдат, среди которых было тогда не менее 65 % неграмотных и неразвитых людей, – это совсем другое. Отсутствие приемов и навыков обращения с этим сырым человеческим материалом […] ставило на первых порах офицерскую молодежь в затруднительное положение»106. Но, так или иначе, инструкторско-методические навыки русская военная школа давать все-таки стремилась и давала – как давали их и военные школы других стран. «Их всячески тренируют, – сообщал в 1933 или 1934 г. о юнкерах Дрезденской пехотной школы рейхсвера советский военный атташе во Франции С.И. Венцов (Венцов-Кранц), – к применению тех методов, которыми обучающий должен пользоваться для того, чтобы ученик мог бы овладеть данной дисциплиной и был бы способен к проявлению самостоятельности». Тут и методика подготовки молодого бойца, и методика подготовки взвода, и методика проведения тактических и тактико-стрелковых учений мелких подразделений107…
А в советских военных школах 20-х гг. методику боевой подготовки не преподавали вообще! Это стали делать только в 1931/32 учебном году – когда курсантов 2-го и 3-го курсов начали привлекать к проведению тактических учений и занятий по огневой и специальной подготовке108. Да и то в таких, видимо, ограниченных масштабах, что в докладе об итогах следующего года начальник Главного управления и военно-учебных заведений (ГУ и ВУЗ) РККА Б.М. Фельдман утверждал, что проводить занятия по тактической и огневой подготовке курсанты стали только в 1932/33 учебном году, а до того инструкторско-методические навыки им прививали главным образом в области строевой да физической подготовки109.
В самом деле, из 6 военных школ, в материалах инспектирования которых в 1931/32 учебном году затрагивается вопрос об инструкторско-методической подготовке курсантов, в 5 с этой подготовкой дело обстояло либо никак, либо почти никак. Еще к марту 1932 г. в Бакинской пехотной школе курсанты 2-го курса (3-й не проверяли) проведению «самостоятельных занятий не обучались». В Орджоникидзевской и Ленинградской пехотных и Саратовской бронетанковой – по-видимому, тоже (от первой из них после мартовского инспектирования потребовали «ввести» инструкторскую подготовку «в систему повседневной работы», от второй, после апрельской проверки – привить курсантам инструкторско-методические навыки, а у курсантов третьей «методические и организационные навыки для практической работы в части» были «не выработаны» еще и к июню). В Омской пехотной школе к марту 1932 г. если и учили вести занятия, то только по строевой и физической подготовке: ни обучение тактике, ни занятия стрелковым делом с подготовкой инструктора там не увязывались. И лишь во 2-й Ленинградской артиллерийской к февралю 1932 г. навыки подготовки бойца и младшего командира курсантам, хоть и в недостаточной степени, но прививали110.
И толку от инструкторско-методической подготовки курсантов в 1931/32 учебном году тоже не было. «По тактической подготовке курсантам не привиты еще твердо навыки организации и проведения учений, и особенно с динамикой боя, – отмечалось в разных вариантах доклада Б.М. Фельдмана об итогах боевой подготовки военно-учебных заведений РККА за этот год. – Наши молодые командиры не могут еще сами составить простого задания, провести его как следует, не умеют правильно создать реальную обстановку»; «в большинстве случаев занятия обращаются в проработку случайных эпизодов». В огневой подготовке «методическая сторона» курса стрельб тоже «усвоена неглубоко», так как «готовили прежде всего отличного стрелка-бойца, забывая командира-инструктора»; «отсюда у курсанта нет уменья толково построить свое занятие»; «командир хороший стрелок, но научить своих подчиненных хорошо стрелять не умеет»111.
Впрочем, к реальному привитию курсантам инструкторских навыков в области тактической и огневой подготовки не приступили и в 1932/33 учебном году. То, что было тогда сделано, являло собой чистой воды показуху. Во-первых, к проведению занятий привлекали только лучших курсантов, а, во-вторых, схему занятия за них полностью разрабатывали преподаватели. А специальные школы (артиллерийские, бронетанковые, военно-инженерные и связи) в том году не только не дали своим курсантам никаких навыков «по ведению тактических занятий», но даже и в деле привития инструкторских навыков в области специальной подготовки сделали «только первые шаги»!112
Соответствующими были и результаты. «Отсутствие инструкторско-методических навыков и особенно в тактической подготовке резко подчеркивалось всеми командирами частей, в которых были на стажировке курсанты», – отмечалось в докладе Б.М. Фельдмана об итогах боевой подготовки сухопутных военно-учебных заведений РККА за 1932/33 учебный год113.
Были, правда, и противоположные отзывы; так, командир 43-й стрелковой дивизии БВО В.Д. Соколовский указал, что присланные к нему стажеры «навыки, приемы и методы обучения бойца имеют»114. Однако этот отзыв – вообще не содержавший ни одного критического замечания – был явно из тех формальных отписок, которые составляются с единственной целью никого не обидеть. Ослиные уши такого стремления явственно торчат из отзыва командира 19-го стрелкового полка 7-й стрелковой дивизии УВО В.В. Панюхова: отметив, что стажировавшиеся у него в июне 1933 г. курсанты умело организовывали занятия, комполка вслед за тем выразил пожелание… «добиться получения ими в школах больше инструкторских и методических навыков по всем видам боевой подготовки»115. Зачем же этого добиваться, если занятия они и так проводят умело?
В любом случае общий тон отзывов из частей был (как подтверждалось в докладе врид начальника УВУЗ ГУ РККА С.А. Смирнова от 31 декабря 1933 г.) однозначным: у курсантов «слабы методические навыки»116.
Дать курсантам достаточные инструкторско-методические навыки, подчеркнул в докладе об итогах 1932/33 года Б.М. Фельдман, есть задача первоочередная; до 20–30 % времени, отводимого на изучение военных дисциплин, нужно выделить на проведение курсантами 2-го и 3-го курсов занятий с первокурсниками. А сменивший Фельдмана в качестве главы военно-учебных заведений начальник УВУЗ РККА Е.С. Казанский поставил вопрос еще резче. «При изучении всех военных дисциплин, – потребовал он 17 мая 1935 г. от командиров корпусов военно-учебных заведений (ВУЗ) и начальников военных школ, – основные усилия сосредоточивать на индивидуальной подготовке и на приобретении курсантами 2 и 3 курса методических навыков по ведению занятий с красноармейцами и младшим начсоставом. […] Ни один курсант не может быть выпущен без предварительной тщательной поверки его готовности к проведению порученного занятия»117.
Но и после этого решить «первоочередную задачу» пытались совершенно абсурдными методами! Если в 1932/33 учебном году схему занятия за курсанта разрабатывал преподаватель, то в 1933/34-м ударились в другую крайность – предоставили курсантам проводить занятия вообще без помощи преподавателя! Предполагалось, конечно, что последний поможет курсанту подготовиться, но на практике преподаватели не желали заниматься еще и инструкторско-методической подготовкой курсантов и пускали ее на самотек. Проинспектировав в январе 1934 г. Татаро-Башкирскую объединенную военную школу, врид начальника УВУЗ ГУ РККА С.А. Смирнов выявил, что на приобретение инструкторских навыков там выделено порядка 85 процентов времени, отводимого на изучение тактики, что «инструкторская подготовка курсантов превалирует над их тактической командирской подготовкой» – но что толку от этого нет, так как преподаватели не только не помогают курсанту готовиться к проведению занятий, но даже и не проверяют перед занятием, способен ли курсант грамотно его провести. Правильные инструкторские навыки в итоге по-прежнему не вырабатываются, и «занятие, проводимое курсантом, очень низкое по качеству». То же самое показало и инспектирование в феврале 1934-го Рязанской пехотной школы: три четверти проводящих занятия курсантов должных инструкторских навыков не выказывают и «дают низкокачественные знания»118.
Этот саботаж преподавателями инструкторско-методической подготовки, эта абсурдная ситуация, когда от курсанта требовали владеть навыками того, чему его не учили, сохранялись и в 1935-м. «Курсанта не учат проведению занятий, а дают задание накануне, в лучшем случае за 2–3 суток, и этим ограничиваются, – докладывал тот же С.А. Смирнов (ставший уже начальником 1-го отдела УВУЗ РККА) после инспектирования им в июле 1935 г. Московской пехотной школы. – В результате этого предоставленный сам себе курсант много работает, но не получает необходимых знаний и инструкторских навыков». С ног на голову процесс обучения все еще ставили тогда и в «Татбашшколе» – вновь проинспектированной Смирновым в августе 1935-го: «курсанта не учат методике проведения занятий, предоставляют его самому себе, давая ему только задание о дне и времени проведения занятий […]»