А вот 6-я пехотная дивизия 2-й армии: при неожиданной завязке 10 (23) августа боя у Орлау – Франкенау командир 21-го пехотного Муромского полка полковник Ф.Ф. Новицкий сразу же вызывает батарею, чтобы поддержать огнем авангард бригадной колонны и прикрыть развертывание ее главных сил. В Хохенштейн-Мюленском сражении 13–15 (26–28) августа командир 23-го пехотного Низовского полка полковник М.Ю. Берзин (всего двумя днями ранее служивший еще старшим штаб-офицером 24-го пехотного Симбирского) не только поддерживает связь со 2-м дивизионом 6-й артиллерийской бригады и ставит ему задачи, но и ориентирует его в обстановке. (Правда, при наступлении 14 (27) августа на Мюлен он и то и другое делает лишь эпизодически, но бой тогда шел в лесу, и артиллерия – ввиду невозможности корректировать огонь – помочь практически не могла.)
В Варшавско-Ивангородской операции, в бою 11 (24) октября у Покрживно и Мочидло, командир 2-го Сибирского стрелкового полка 1-й Сибирской стрелковой дивизии той же 2-й армии полковник А.К. Билинский (прибывший на фронт лишь в середине сентября) организует и не предусмотренную уставом артподготовку пехотной атаки…
Вообще, комментируя в 30-е – 40-е гг. отчет П.П. Карачана и развивая поднятую им тему недостаточного взаимодействия пехоты с артиллерией, крупнейший специалист по истории русской артиллерии начала ХХ в. Е.З. Барсуков неизменно критиковал не «войсковых начальников» (к которым относились и командиры полков), а «общевойсковых начальников» (то есть командиров войсковых единиц, объединявших части разных родов войск – начальников дивизий и командиров корпусов). Именно их «неумением распорядиться использованием своей артиллерии» объяснял он приписываемое им русской армии Первой мировой «недостаточное взаимодействие артиллерии с пехотой»72.
Правда, даже такой придирчивый критик русской армии, как генерал-лейтенант В.М. Драгомиров, считал, что к августу 1914-го «взаимодействие войск в бою, особенно пехоты, артиллерии и инженерных войск следует считать достигнутым» и что, «если не всегда во время войны достигалось взаимодействие с артиллерией, то исключительно вследствие недостаточных средств связи»73. Но в любом случае получается, что уж кто-кто, а командиры пехотных полков к августу 1914-го взаимодействовать с артиллерией умели.
Правда, тот же Е.З. Барсуков отмечал, что в сражении под Гумбинненом «артиллерия почти не получала заданий не только от общевойсковых, но и от своих ближайших пехотных начальников» – почему и действовала в основном по своей инициативе. Однако несколькими строками выше он сам же писал, что во встречном бою так и должно быть74.
Шатки и косвенные обвинения, которые выдвигал против командиров пехотных полков Б.И. Кузнецов.
Настаивая, что «при изучении документов, относящихся к действиям артиллерийских частей 19-го корпуса» в начале Томашовского сражения, «напрашивается» вывод о «полном отсутствии взаимодействия между пехотой и артиллерией» в бою 13 (26) августа 1914 г. под Тарноваткой, он давал понять, что виноваты в этом были командиры 68-го лейб-пехотного Бородинского полка 17-й пехотной и 149-го пехотного Черноморского и 150-го пехотного Таманского полков 38-й пехотной дивизии: батареи не имели с ними непосредственной связи. Однако в обоснованности процитированного вывода – не аргументируемого ни выдержками из документов, ни анализом этих последних – возникают большие сомнения. Ведь выше тот же исследователь подчеркивает, что при завязке боя под Тарноваткой 5-я батарея 17-й артиллерийской бригады дала «пример нормального взаимодействия пехоты и артиллерии во встречном бою»; противоречивы и некоторые другие утверждения Б.И. Кузнецова. Так, вначале он порицает русское командование за «плохо организованную ближнюю общевойсковую разведку», а затем, анализируя имевшиеся у русских сведения о противнике, фактически признает, что организация разведки была отнюдь не плохой: «Достаточно ли сведений? При встречном столкновении обычно надо рассчитывать на более скудные сведения»75…
Уже поэтому косвенное обвинение трех командиров полков в неумении организовать взаимодействие с артиллерией выглядит неубедительным (мы не говорим уже о том, что командиры полков могли держать связь не с батареями, а с руководившим действиями этих последних командиром 1-го дивизиона 38-й артиллерийской бригады и что бой под Тарноваткой был опять-таки встречным, то есть предполагавшим бóльшую самостоятельность действий артиллеристов).
В общем, можно утверждать, что командиры русских пехотных частей кануна Первой мировой войны в тактическом отношении были подготовлены хорошо.
О командирах же стрелковых полков «предрепрессионной» РККА – судя по тем немногим из них, которые охарактеризованы в источниках – этого сказать нельзя. Если комполка-79 и комполка-80 в марте 1935 г. принимали быстрые (хоть и неполноценные) решения и тяготели к смелому маневру, то командиры полков ОКДВА в том же году не учитывали в решениях ни обстановки, ни условий местности, комполка-153 к июню 1935 г. не умел управлять боем, комполка-94 на учениях в марте 1936 г. даже не пробовал взаимодействовать с соседом, а комполка-63 игнорировал разведку. «Командир нетвердо управляет и командует частью в тактической обстановке»76 – эта оценка директивного письма начальника Генштаба РККА от 27 июня 1937 г. относится и к командирам полков – выучка которых в «предрепрессионной» РККА была, таким образом, хуже, чем в русской армии кануна 1914-го.
Офицерский же состав русской артиллерии кануна Первой мировой по своей стрелково-артиллерийской выучке далеко превосходил командиров-артиллеристов «предрепрессионной» РККА.
Указания на великолепное искусство стрельбы русских артиллеристов 1914 года – еще одно общее место отечественной историографии. Не ограничиваясь апелляцией к блестящему, но часто увлекающемуся А.А. Керсновскому («подлинная виртуозность в стрельбе»), процитируем писавшего при большевиках, в 20-е гг., Е.З. Барсукова: стрелково-артиллерийская подготовка полевой артиллерии «доведена была к началу мировой войны до высокой степени совершенства и не оставляла желать лучшего»77. «Блестящие, выше всяких похвал, действия артиллерии в техническом (стрелковом) отношении, – подтверждал в октябре 1914 г., анализируя действия артиллерии Юго-Западного фронта генерал-майор П.П. Карачан, – заслужили полное одобрение и восхищение; наши артиллеристы стрелять умели, они не забыли уроков полигонных стрельб […]»78.
И это понятно: «старший командный состав русской полевой артиллерии [то есть командиры батарей и дивизионов, те, кто готовит данные для стрельбы. – А.С.], «за немногими исключениями, к началу мировой войны был обучен искусству стрельбы [даже. – А.С.] с закрытых позиций в совершенстве». У младших офицеров батарей на довоенных практических стрельбах выявлялись «недочеты» в огневой подготовке, но «в общем младшие офицеры русской артиллерии» «к началу мировой войны» «по стрельбе» «оказались удовлетворительно подготовленными». С учетом, видимо, той решающей роли, которую играли в подготовке данных для стрельбы командиры батарей, общую оценку офицерскому составу артиллерии Е.З. Барсуков дал такую же, что и батарейным командирам: «К началу мировой войны 1914–1918 гг. личный состав русской артиллерии оказался отлично подготовленным в техническом отношении к ведению стрельбы, за редким исключением […]»79.
Эта оценка выглядит тем убедительнее, что, по утверждению служившего тогда младшим офицером в 5-й и 11-й артиллерийских бригадах П.Ф. Волошина (Волошина-Петриченко), офицерская молодежь методы стрельбы тоже «знала в совершенстве»80.
А вот советская артиллерия 1936 года в оценке М.Н. Тухачевского: командиры огневых взводов «резко отстают в своей огневой подготовке» (это уже не «недочеты». – А.С.), а качество стрельб, проводимых командирами батарей и дивизионов, только удовлетворительное. «Большинство комсостава (в том числе и командиров батарей) в стрелковом отношении подготовлены слабо», – признавался один из трех самых мощных военных округов РККА (ОКДВА; по другим сведений нет) еще и весной 1937-го81…
«В тактическом отношении», отмечал в 20-е гг. Е.З. Барсуков, русская артиллерия накануне 1914 года «была подготовлена значительно слабее».
Конкретные оценки тактической выучки офицеров-артиллеристов у этого автора капитальных трудов по истории русской артиллерии начала ХХ в. встречаются весьма различные. Младшие офицеры, писал Барсуков, по тактике артиллерии к 1914 г. «оказались удовлетворительно подготовленными»; командиры батарей и дивизионов «достаточно хорошо разбирались в тактических вопросах применения артиллерии в бою» («Довольно хорошо», – уточнил он затем). Среди высшего же командного состава артиллерии – командиров артиллерийских бригад и инспекторов артиллерии корпусов – «оставалось к началу войны еще немало лиц», «значительно отставших» «от современной тактики»82.
Казалось бы, интегральной оценкой должно быть «удовлетворительно», и действительно, у Барсукова можно найти нечто похожее на такой вывод: «тактическую подготовку офицеров русской артиллерии к началу мировой войны нельзя считать в полной мере достаточной»; «в первую мировую войну действия в тактическом отношении русских артиллеристов, в особенности некоторых старших артиллерийских начальников, оставляли желать многого». Но в тех же его трудах 30-х – 40-х гг. встречается и более низкая оценка: «Подготовка же в тактическом отношении командного состава артиллерии, в особенности старших артиллерийских начальников, оказалась вообще довольно слабой […]»; к началу войны «в тактическом отношении артиллерия была подготовлена довольно слабо». Допущено (правда, при аргументации другого тезиса) и еще более резкое утверждение – о «слабой тактической подготовке русской артиллерии» (речь явно идет именно о командном составе, а не о батареях: анализируя опыт первых месяцев войны, в 8-й германской армии в октябре 1914 г. отмечали, что русская артиллерия «выезжает на позицию с большим искусством»)