…Последний Гаутама тщательно выбирает страну и семью, в которой желает родиться. Он становится принцем Сиддхартхой и получает все мыслимые удовольствия. Потом принц навсегда уходит из царского дворца, присоединившись к аскетам. В тридцать пять лет он осознает, что аскеза — тупик, прозревает и становится Буддой.
Спустя двадцать пять столетий этот архетип совершенно точно повторился: удивительно красивый и умный малыш был подкинут в богатую и знатную семью, получил великолепное воспитание и — ушел в революцию. Миланские ночлежки, подполье, Мерзляковский переулок, Бутырки, шарага — путь аскета? А в бартиниевской автобиографической повести маленького баронета постоянно зовут… принцем! В индийской иконографической живописи существует древняя традиция: человеческие воплощения божеств — Гаутама, Кришна, Рама и другие — всегда пишутся серо-голубыми или серо-зелеными. И сами эти имена — Рама и Кришна — произошли от древнеиндийских слов «рама» и «кришна» — «темный» и «темно-синий». Но автопортрет на бартиниевской картине — темный, почти черный профиль!
— На фоне окна так и должно быть! — возразил Скептик.
Но есть другая картина: весьма карикатурно изображены двое спорящих, один из них — сам Бартини. Эта вещь воспроизведена на цветной вклейке в последнем издании «Красных самолетов» — в сборнике И. Чутко «Мост через время». Отлично видно, что лицо Бартини — серое! А другой персонаж, как и полагается в индийской манере — обычного, даже чуть апоплексического, вида.
…«Легенда» разведчика — карточный домик. Вынь любую — обрушится. В частности, проблематичной становится история с русским пленом под Владивостоком. А также — Китай, Цейлон, Сирия…
Сирия… Странное совпадение: Сирия — Сириат… Помните — страна, о которой Бартини рассказывал своему коллеге? В энциклопедии про нее действительно ничего нет — но о ней упоминает польский ученый Л. Зайдлер в книге «Атлантида». Он пишет о том, что древнеегипетский историк Манефон — жрец бога Ра — видел письменные источники, повествующие об Атлантиде и потопе. Манефон пишет и о стране Сириат, где потомки небесных богов начертали свои астрономические знания на двух колоннах. Л. Зайдлер предполагает, что Сириат имеет какое-то отношение к исчезнувшей цивилизации.
Но дело в том, что об Атлантиде упоминает и Бартини — в своей автобиографической киноповести. Но там ничего нет о Сирии и Цейлоне!
ГЛАВА XXI
Вернемся к картине Бартини с лучом и тюремной решеткой. Оконце довольно большое, но зарешечено как-то странно — два железных прута крест-накрест. Что-то вроде оконного переплета. Для тюремной решетки ячейки крупноваты: менее чем с четырьмя прутьями — не положено. То, что это именно решетка — несомненно. Ясно видно скобу, которая оковывает пересечение прутьев. Стилизованный крест? Но где же роза? Розы нет, но есть ее ясный символ — нитка колючей проволоки — как шипастый стебель, обвивающий крест. Роза с гипертрофированными шипами (аллюзия на терновый венец?) на фоне креста — это известный аллегорический символ розенкрейцеров. Луч проходит параллельно окну, на фоне горизонтальной перекладины. Он рассекает крест решетки пополам, образуя две «зеркальные» буквы Т. Это знаменитый тау-крест, знак, который рисовали на лбу при посвящении в древние мистерии. Картина датирована 1948 годом, и так совпало, что именно в то время (1944–1950) все бартиниевские проекты имели буквенный индекс Т. Словно для того, чтобы мы не посчитали это случайностью, к решетке на нитке привязано яблоко. Оно символизирует тороидальность четномерной Вселенной. Но яблоко тоже могут «упустить» — и Бартини подвешивает его, вопреки Ньютону, под некоторым углом к вертикали. Угол — «градус посвящения»?
Загадочный символ повторяется и на другой картине — той самой, где Бартини карикатурно изобразил себя и своего собеседника. Четкая зеленая буква «тау» образуется из бровей, необычно сросшихся с бакенбардами и венчиком шевелюры. А собеседник очень похож на Гурджиева — только без усов…
Статья Бартини в «Известиях АН СССР» — о константах шестимерного мира — была подписана весьма странно: «Роберт Орос ди Бартини». В новосибирском институте, где ученый работал в 50-х годах, сохранилась анкета отдела кадров. Она подтверждает результат наших генеалогических изысканий: «До приезда в СССР я носил фамилию Орожди». Аналогичными поисками занимался И. Берлин — заместитель Бартини и один из его биографов. Он считал, что фамилия Орос — видоизмененная Орожди — результат «мадьяризации» имен в Австро-Венгрии начала века. В те годы лояльным подданным настоятельно рекомендовалось переделывать греческие, славянские, итальянские фамилии на венгерский лад. Итальянское «Орожди» превратилось в мадьярское «Орос». Каламбур: «орос» по-венгерски — «русский»!..
Анаграмма: РОСО. РОЗА?
«— Я люблю розы», — говорит булгаковский Мастер. Крест Голгофы и аромат роз, сводящий с ума сына звездочета, пятого прокуратора Иудеи всадника Понтия Пилата…
Основателем розенкрейцерства считается таинственный C.R.C., немец по происхождению, получивший в Дамаске (Сирия!) посвящение в секреты Великих Адептов Востока. Он также перевел на латынь и привез в Европу священную книгу «М».
Но именно эту букву вышивает Маргарита на шапочке мастера! «М» — таинственный АУМ Востока — энергия зова, связывающая человека с Владыками Шамбалы. И — символ мистической Воды, Великой Бездны. Но в «широком» — экзотерическом — индуизме АУМ трактуется как знак Тримурти: Брахма, Вишну, Шива — три верховных бога. Буква «М», соответственно, принадлежит Шиве — созидателю и разрушителю миров.
…Согласно имеющимся свидетельствам, Братья Розы и Креста, обладая сверхъестественными способностями, жили очень неприметно, не раскрывая своей принадлежности к Ордену даже своим близким. Розенкрейцеры сами выбирали учеников. Многие исследователи связывают с этим чрезвычайно конспиративным обществом такие известные имена, как Лейбниц, сэр Фрэнсис Бэкон, граф Сен-Жермен, граф Калиостро, князь Ракоши. Возможно, они не правы — эти лица были слишком на виду!
Процесс инициации ученика в члены Братства якобы проистекал в астрале, где посвящаемые переживали самые необычайные приключения, «умирали» и «возрождались» к новой жизни. Это называлось — «поднять Розу с Креста» — освободиться от рабской привязанности к телу, к физическому миру. Кого же посвящают в романе Булгакова? Усталый мастер, пройдя через «смерть», уходит на покой. «Он не заслужил свет…» Поэт Иван Бездомный стал учеником («Этим и кончилось, мой ученик…»). В эпилоге Иван уже профессор, историк, и он ждет продолжения этой истории. У него странная болезнь, она обостряется в ночи полнолуния.
…Поэт Иван Бездомный. Профессор Иван Ефремов. Какая нелепая мысль, не правда ли? В 1920-м Ефремову тоже было двадцать три — как и поэту. Бездомный?.. Так ведь из экспедиций не вылезал! И — странная болезнь, свалившая его перед войной. Допустим, что…
— Совершенно безосновательное допущение! — запротестовал оппонент. — Начать с того, что Иван Антонович никогда не был поэтом!..
Но Воланд тоже — не авиаконструктор! Все возможно — даже то, что все это — бред. Изначально. Но тогда почему так легко удается плести эти бесконечные цепочки? Есть старинный анекдот — про миссионера, который плыл по реке и обращал в свою веру прибрежные племена. Однажды, приобщив к Богу рыбацкую деревню, он отплыл. И уже на середине реки был, видит — туземцы бегут за ним — «по воде аки по суху»! Подбежали и спрашивают: «Святой отец, вы забыли указать, в какую сторону обращать лицо свое, когда молишься?» Монах в ужасе: «Как молились раньше — так и молитесь!!!»
— Вперед!.. — безнадежно махнул рукой Скептик. — Аки по суху…
…Допустим, что Иван Николаевич Понырев, он же — поэт Бездомный, «списан» с Ефремова. Можно ли подтвердить эту догадку?
Мы предположили, что девичья фамилия матери И. Ефремова — Вульф. У Булгакова есть такой эпизод: поэт в одних кальсонах в писательском ресторане. Он пытается вспомнить фамилию иностранного профессора:
«— Ве, ве, ве! Ва… Во… Вашнер? Вагнер? Вайнер? Вегнер? Винтер? — волосы на голове Ивана стали ездить от напряжения.
— Вульф? — жалостливо выкрикнула какая-то женщина. Иван рассердился.
— Дура! — прокричал он, ища глазами крикнувшую. — При чем тут Вульф? Вульф ни в чем не виноват!..»
«Вульф» — три раза. Умный поймет.
В одной из ранних редакций — Иван Безродный…
У Ефремова «автобиографический» Гирин — Иван Родионович!
Отчество Ивана Ефремова — «Антонович». А в самом первом булгаковском варианте Безродный не Иван, а… Антон!
Итак, Булгаков заканчивает роман и — умирает. Все булгаковеды так или иначе отождествляют мастера с самим Булгаковым. Кто же тогда «заслужил покой» в последней, 32-й, главе? Если символическая смерть мастера — посвящение в более высокую степень, то это — 32-я степень. Известно, что последняя, высшая степень просветления — 33-я. Но «он не заслужил свет, он заслужил покой»!
Совершенно бредовая мысль: мастер Булгаков умирает, ученик Ефремов ждет. Тем временем с ним происходит метаморфоза, «зеркальная» описанной в эпилоге романа: ученый становится писателем! Совпадение? «Неисчислимы слои паутины кармы, связывающей самые разнородные существа», — эта выписка из «Агни-Йоги» найдена в одной из рабочих тетрадей писателя-фантаста.
Паутина…
В одной из своих публицистических статей Ефремов жестко отчитывает Стругацких, прямо их не называя: появились, мол, в советской фантастике «боги»-неврастеники, которые чуть что — сразу за мечи хватаются! Это он о Румате — первом образе прогрессора у братьев-фантастов. Любопытно проследить за дальнейшим развитием темы: в последних вещах налицо разочарование в самой идее прогрессорства. Ситуация вывернута наизнанку — интеллектуальный поединок с чужими «прогрессорами», но уже на Земле («Волны гасят ветер»). «Бой с тенью»: оказалось, что это — люди, вернее сверхлюди, «людены». И главное — они уходят…
…Перед смертью Ефремов просит жену передать Стругацким «кое-какие интересные им материалы». Странно… Трудно представить более «диаметральных» писателей! Что было в тех бумагах? Можно только предположить: нечто важное и прямо относящееся к сквозной теме