Не можем мы прочь уплыть.
Лишь только если ты обещаешь
Поласковей с девами быть». —
«Как вы, любить их нежно я буду —
Ступайте, дети, в поход,
А Розе Алой и Лилии Белой
Будет в дому почет». —
«О, долго мы плыли сюда по морю,
Среди клокочущих вод,
И в край далекий, увы, отсюда
Известие не дойдет».
Но мать смеется над сыновьями
И гонит их прочь скорей.
А Розе Алой и Лилии Белой
Придется остаться с ней.
Но не прошло и четверти года,
Как стало им невтерпеж:
Лилия ходит в изношенном платье,
А Роза в лохмотьях сплошь.
С мачехой злобною дом родимый
Стал им страшнее тюрьмы.
«И вправду, — промолвила Алая Роза, —
Запели иначе мы.
Сестра! Возьмем имена чужие,
Вовеки не сыщут нас.
Нет Алой Розы и Лилии Белой,
Есть Роджер и Николас.
Немного выше колен обрежем
Мы яркий зеленый наряд,
В лесу кормиться охотою станем
И не вернемся назад».
Белая Лилия ей отвечала:
«Пальцы мои тонки,
Боюсь, дорогая, что с непривычки
Выскользнет лук из руки». —
«Эй, замолчи-ка — пустые речи
Слушать я не хочу.
Ведь ты во всём ловка и сметлива,
Я живо тебя научу».
Сестры, отправившись в лес зеленый,
Бродили и там и тут.
Вдруг на поляне под старым дубом
Встретился им Робин Гуд.
«Доброе утро, — сказали девицы, —
Господь тебя сохрани». —
«Зачем вы в моих появились владеньях?»
И отвечали они:
«Рыцари мы, да ушли в изгнанье
Из наших родных краев,
Прими нас на службу: король-то уж точно
Не даст нам ни стол, ни кров». —
«Коль рыцари вы, то скажите, откуда
Приехали к нам, господа?» —
«Из Файфшира мы, из города Анстер[224],
Явились недавно сюда». —
«О, если всё это чистая правда
И искренен ваш рассказ,
Охотно в нашем лесу зеленом
На службу приму я вас.
Вы будете жить со мною вместе
И есть за одним столом,
И вместо лохмотьев цветные наряды
Мы живо для вас найдем».
А после в заброшенный дом обедать
С собою привел их он.
Ел Николас вместе с Робином смелым,
А с Роджером — Крошка Джон.
Но вот однажды метать каменья
Стрелки на лужок пошли[225],
И Алая Роза на них смотрела
Сначала, стоя вдали,
Потом на колено взвалила камень,
К плечу рывком подняла
И втрое дальше, чем остальные,
Его зашвырнуть смогла.
И села она к стволу спиною
И простонала: «Ох!»
Промолвил один из стрелков: «Ей-богу,
Не женский ли слышу вздох?»
«Как ты узнал? — она спросила. —
Как же сумел угадать?
Ведь в испытаньях не отступила
Ни разу я ни на пядь.
Неужто ты понял всё по румянцу
Иль по сиянью глаз?
Я знаю: грудь мою обнаженной
Не видел никто из вас». —
«Нет, не по взгляду и скулам румяным
Правду я угадал,
А по тому, что твой подбородок
Гладок, и бел, и мал.
И в испытаниях не отступала
Прежде ты ни на пядь,
И доводилось тебе в сраженьях
По голень в крови стоять,
Но коль в твое проберусь жилище
Ночью иль среди дня,
Увижу, кто ты — тогда уж правда
Не скроется от меня». —
«Коль ты взаправду в мое жилище
Придешь хоть ночью, хоть днем,
Я меч достану тотчас — и минуты
Не буду с тобой вдвоем».
Но он пробрался в ее жилище,
Пусть дверь и крепка была,
И ночь провел там, и Алая Роза
Стала с тех пор тяжела.
Четыре месяца быстро промчались,
А следом и целых пять,
Она за оленем хотела погнаться,
Но не смогла бежать.
Смелый стрелок на любимую глянул
И молвил: «Ну вот тебе на!
Щеки твои не цветут румянцем,
Ты стала совсем бледна.
Хочешь ли, розами и кружевами
Наряд твой украшу я?
А может, ты по утехам тайным
Скучаешь, любовь моя?» —
«Нет, не хочу я ни роз на платье,
Ни кружев, ни лент, ни шитья,
И по утехам нашим тайным
Отнюдь не скучаю я.
Прошу, огонь разведи скорее
Для света и для тепла,
И приведи мне сюда повитуху,
Чтоб я разродиться могла». —
«Сейчас разведу костер пожарче
И принесу вина.
Я здесь останусь, и повитуха
Будет тебе не нужна». —
«Не так моя матушка дочек рожала,
Ведь это воистину стыд —
Оставить мужчину с женщиной вместе,
Когда она в муках родит[226].
В лесу зеленом есть славный рыцарь;
Узнает он обо всём —
Ко мне примчится, и я охотно
С ним останусь вдвоем». —
«Неужто в лесу есть славный рыцарь,
Который тобою любим?
Ну, коль придет он в твое жилище,
Мы схватимся насмерть с ним!»
Роза рожок к губам приложила,
Он звонко в тиши пропел,
И тут же явился из чащи леса
Роджер, силен и смел.
Стрелок воскликнул: «Померимся силой?»
Роджер ответил: «Да!
Я с Розой по праву могу быть рядом,
Затем и пришел сюда».
Стрелок и Роджер в лесу сражались,
А после вышли на луг
И смело бились, и сделалась алой
От крови земля вокруг.
Но простонала Алая Роза,
Сидя в тени лесной:
«Рыцарь этот — моя сестрица!
Хватит, стрелок, постой».
Тут и другой стрелок промолвил,
Стоя под сводом ветвей:
«Если б я знал, что это девица,
Сердце бы отдал ей». —
«Роза! Господь тебя покарает,
В муках покинешь свет:
И тайну свою сберечь не сумела,
И мой раскрыла секрет!
Вместе с тобою была я готова
За дальние плыть моря,
Ради тебя нужду я терпела —
Всё это было зря!»
Но после, когда открылася правда,
Все радостно стали петь,
Как соловьи на ветвях зеленых,
И счастливы были впредь.
Оба стрелка повели любимых
Вскорости под венец,
Все они живут и поныне;
Песне на сем конец.
АДАМ БЕЛЛ, КЛЕМ ИЗ КЛУ И ВИЛЬЯМ КЛАУДСЛИ[227]
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
Как весело среди дерев,
В густой тени лесной,
Ходить-бродить и там и тут
С колчаном за спиной.
Так забавляться по весне
Водилось в старину.
Про трех отважных удальцов
Рассказ теперь начну.
Один из них был Адам Белл,
Был Клем из Клу другой,
А третий — Вильям Клаудсли,
Смельчак, стрелок лихой.
За то, что били дичь они,
На смерть их обрекли.
И, побратавшись, в Инглисвуд
Они втроем ушли.
Теперь внимайте мне, друзья,
Кто песни слушать рад:
Из этой троицы один
Был Клаудсли женат.
Оставив в городе семью,
Терзался Виль — и вот
Однажды братьям объявил,
Что он в Карлайл пойдет.
Супругу Элис и детей
Хотел он навестить,
Но Адам молвил: «Дам совет
Тебе я: не ходить.
Ведь, если ты пойдешь в Карлайл,
Покинув лес густой,
Тебя поймают сей же час —
Спознаешься с петлей». —
«Коль я до завтрашней зари
Обратно не приду,
То знай — в Карлайле я погиб
Иль угодил в беду».
Оставил братьев Виль в лесу,
А сам пошел домой.
Он тихо постучал в окно
Жене во мгле ночной.
«О Элис, друг мой, отзовись,
Ты дома ли с детьми?
Скорее мужу дверь открой,
Скорей его прими». —
«Ах, — удивленно говорит
Жена в ответ ему, —
Полгода ждали здесь тебя,
Чтоб отвести в тюрьму».
«И вот я тут, — промолвил Виль, —
Быстрее дверь открой,
Неси и мяса, и вина —
Да будет пир горой!»
Немедля верная жена
Припасы принесла
И с ним была, как надлежит,
Нежна и весела.
Жила у них одна вдова,
Убогая, без сил:
Ее из милости семь лет
Виль Клаудсли кормил.
И вот старуха поднялась
И вышла за порог,
Хоть до сих пор она семь лет
Лежала, как без ног.
Она отправилась к судье —
Чтоб провалиться ей!
«Вернулся Вильям Клаудсли,
Пришел к жене своей».
Судья тому был очень рад,
А также и шериф.
«Мы не отпустим вас, мадам,
Домой, не наградив».
Ей живо платье поднесли
Из алого сукна.
Вернулась и опять легла
У очага она.
Дом окружен со всех сторон —
Не ускользнет стрелок.
Услышал Клауд ели меж тем
Шаги десятков ног.
Супруга глянула в окно —
Узнать, что там за крик.
Она шерифа и судью
В толпе узрела вмиг.
«Измена! — крикнула она. —
Пусть пропадет судья!
Скорей, ко мне ступай наверх,
Мой муж, любовь моя».
Взял Вильям меч, и круглый щит,
И лук, и сыновей
И в верхний побежал покой,
Где дверь была прочней.
И встала верная жена
У двери с топором:
«Умрет любой, кто в этот дом
Явился не с добром!»
Виль лук надежный натянул,
Стрелу в полет пустил,
Судье она попала в грудь,
Да там нагрудник был.
С досады Виль сулит судье
Немало бед и зла.
«Когда б доспех ты не надел,
Прошла б насквозь стрела!» —
«Сдавайся, Клаудсли, нас всех,
Ей-ей, не одолеть!»
А Элис верная кричит:
«Чтоб вам в аду гореть!»
Шериф велел подать огня:
«Дотла спалите дом!
Не хочет сдаться — так пускай
Погибнут впятером».
Дом подожгли и там и тут,
Как факел он горит.
«Похоже, наша смерть пришла», —
Супруга говорит.
Открыл окно на задний двор
Виль Клаудсли скорей
И вниз спустил на простынях
Жену и сыновей.
«Вот все сокровища мои!
Ни детям, ни жене
Молю я не чинить вреда,
Всё выместить на мне!»
Он бил без промаха врагов,
Пока хватало стрел,
Пока надежный лук в руках
С концов не обгорел,
Пока огонь со всех сторон
Не подступил к нему.
Промолвил Виль: «Не задохнусь
Трусливо я в дыму!
Мечом дорогу прорубить
На волю я готов.
Негоже мне в дому сгореть,
Порадовав врагов».
Схватил он меч и крепкий щит
И смело принял бой,
И там, где Виль прошел с мечом,
Тела легли горой.
Никто с ним справиться не мог,
Был в гневе он силен.
Тут доски принялись бросать
В него со всех сторон.
Свалился Виль, и связан был,
И отведен в тюрьму.
«Повесим скоро мы тебя», —
Судья сказал ему.
Шериф добавил: «Возведу
Я новый эшафот,
Запру ворота, и тебя
Никто уж не спасет.
Ни Клем из Клу, ни Адам Белл
В мой город не войдут,
Пускай они хоть целый ад
На помощь призовут».
Судья поднялся поутру,
И, на расправу скор,
Он сторожам велел закрыть
Ворота на запор.
И вот уж, не жалея ног,
На рынок он идет
И там немедленно велит
Построить эшафот.
Судью окликнул мальчуган:
«А что же будет тут?» —
«На казнь лихого Клаудсли
Сегодня приведут».
Был тот парнишка свинопас,
У Элис он служил
И Билю часто в лес густой
Обеды относил.
К стене помчался паренек,
В щель узкую пролез
И без оглядки побежал
К стрелкам в зеленый лес.
«Вы долго медлили, друзья! —
С досадой крикнул он, —
Стряслась беда! Отважный Виль
К петле приговорен».
Воскликнул смелый Адам Белл:
«Увы! В недобрый час
Ушел из леса он, хоть мог
Остаться среди нас.
На воле мог бы он гулять
Под зеленью ветвей,
И нам, клянусь, день ото дня
Жилось бы веселей».
Оленя Адам подстрелил
В густой лесной тени.
«Вот, паренек, тебе обед,
А мне стрелу верни.
Теперь мы в город поспешим,
Не станем больше ждать,
Рискнем, пусть даже нам самим
Придется жизнь отдать».
В Карлайл стрелки пошли тотчас
Веселым майским днем;
И песню первую, друзья,
Закончу я на сем.
ПЕСНЬ ВТОРАЯ
Ворота, как велел судья,
Закрыли на замок,
А обходным путем никто
Войти в Карлайл не мог.
«Зачем, — воскликнул Адам Белл, —
Мы родились на свет?
Ворота заперты стоят,
Нам ходу в город нет».
Ответил Клем: «Нельзя тянуть,
Коль Виля ждет петля;
Давай-ка скажем, что письмо
Несем от короля».
Белл молвил: «Кстати у меня
Есть грамотка с собой.
Привратник, верно, неучен,
Он человек простой».
В ворота начал он стучать
Тяжелым кулаком.
Привратник тут же закричал:
«Что это за содом?
Чего вам надо, молодцы,
К чему весь этот стук?»
«У нас письмо от короля,
Открой скорее, друг.
Гонцы мы, — Адам произнес, —
К судье послали нас.
Письмо вручим и поспешим
Обратно в тот же час».
Привратник молвил: «Не пущу!
Нельзя, — добавил он, —
Покамест Вильям Клаудсли,
Разбойник, не казнен».
Тогда прикрикнул бойкий Клем:
«Клянусь святым крестом,
Коль ты не впустишь в город нас,
Раскаешься потом!
Вот королевская печать,
Не узнаешь, нахал?!»
Привратник скинул капюшон
(Он грамоты не знал).
«Привет посланцам короля,
Что Господом храним!»
Ей-ей, себя он погубил,
Открыв ворота им.
Промолвил Адам: «Нас легко
Пустили за порог,
Но как живыми нам уйти,
Не знаю, видит Бог!»
А Клем ответил: «Коль ключи
Сумеем мы достать,
То, как пришли, так и уйдем
В зеленый лес опять».
Тут он, привратника позвав,
Хребет ему сломал,
Забрал ключи и бросил труп
Вниз головой в подвал.
«Сам буду сторожем теперь,
И кончен разговор.
Таких разинь в Карлайле я
Не видел до сих пор.
Скорей, натянем тетиву
И в город поспешим,
Чтоб брата нашего спасти
И в лес вернуться с ним».
И вот, с оружием в руках,
Стрелки идут вперед,
Туда, где люди собрались,
Где виден эшафот.
Узрели Вильяма друзья
Еще издалека
И тех, кто осудил на смерть
Отважного стрелка.
Лежит в телеге смелый Биль,
В оковах, чуть живой.
Петля на шее у него
И смерть над головой.
Судья велел могилу рыть
Парнишке одному:
Одежду вольного стрелка
Он посулил ему.
Но Клаудсли проговорил:
«Господь меня спасет,
А кто могилу роет мне,
Тот сам в нее сойдет».
«Тебя я лично, Виль, казню,
Ты больно горд и смел», —
Судьи недобрые слова
Услышал Адам Белл.
Тут повернулся Виль слегка,
И увидал он вдруг
Друзей, стоявших на углу, —
И каждый на упругий лук
Накладывал стрелу.
«Я вижу, братия моя
На выручку идет.
Эх, если б руки развязать,
Не знал бы я забот».
Промолвил славный Адам Белл:
«Послушай, Клем из Клу,
Вот там судья; ты на него
Направь скорей стрелу. —
Потом добавил: — Ну а я
Шерифа подобью».
Никто доселе не видал
Такого в том краю.
Они спустили тетивы,
Беды не убоясь, —
Упал шериф, затем судья,
В крови, свалился в грязь.
Все побежали кто куда,
Когда погиб шериф
И с ним судья, свою стрелу
От Клема получив.
В великом страхе наутек
Пустились стар и мал;
Был Виль от пут освобожден,
И на ноги он встал.
Секиру вырвал он тотчас
У стражника из рук
И начал ей рубить врагов,
Столпившихся вокруг.
«Сегодня вместе мы умрем
Иль вместе убежим», —
Виль молвил братьям, обещав
Прийти на помощь к ним.
Стреляли Клем и Адам Белл,
Звенели тетивой.
Их одолеть никто не мог,
И долго длился бой.
Из братьев каждый был готов
Сражаться до конца,
И всем своим врагам они
Вселяли страх в сердца.
Но стрелы кончились, увы,
И стал теснее круг;
И Адам выхватил свой меч,
И Клем отбросил лук.
Стрелки прокладывали путь
Безжалостной рукой,
К полудню много полегло,
И кровь текла рекой.
Стоят в Карлайле плач и вой,
И колокол гремит.
Стенают жены: «Горе мне,
Мой бедный муж убит».
Явился тут карлайлский мэр,
Привел большой отряд —
Друзья подумали, что им
Дадут уйти навряд.
В доспехах мэр бежит к стрелкам,
С тяжелым топором,
И с ним немало смельчаков,
А йомены — втроем.
С размаху Виля он хватил,
Щит выронил стрелок.
И люди начали кричать:
«Ворота на замок!
Измена! Будьте начеку,
Чтоб враг бежать не мог».
Но мэр лишь потерял бойцов,
Что полегли вокруг,
И трое смелых молодцов
Ушли у них из рук.
И Клем воскликнул: «Вот ключи,
Я этой службой сыт —
Ищите новых сторожей,
Ведь прежний-то убит».
Ключи стрелок швырнул в лицо
Солдату на стене.
Вот сколько шуму оттого,
Что Виль сходил к жене!
И без помех друзья втроем
В зеленый лес ушли
И веселились, а враги
Нагнать их не могли.
Они вернулись в Инглисвуд,
Под сень ветвей лесных,
Лежал там острых стрел запас,
И луки ждали их.
И, натянувши тетиву,
Промолвил Белл-стрелок:
«Нам это кстати бы пришлось
В Карлайле, видит Бог!»
Наелись братья, напились
Под зеленью ветвей.
Теперь послушайте конец
Истории моей.
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ
Сидели смелые стрелки
В густой лесной тени,
Вдруг на дороге женский плач
Услышали они.
Судьбу жестокую кляня,
Там Элис шла в слезах.
«О, черный день! Мой муж убит,
Мой Виль, увы и ах!
О, если б я смогла в лесу
Найти его друзей,
То, видит Бог, тогда бы мир
Настал в душе моей».
Тут подошел к ней Виль и встал
Тихонько за спиной.
Он тосковал и так хотел
Увидеться с женой!
«Супруга милая! Я рад,
Что ты пришла сюда.
Вчера уж думал, мы с тобой
Расстались навсегда». —
«Какое счастье, — та в ответ, —
Найти тебя живым!» —
«Меня спасли мои друзья,
Скажи спасибо им». —
«Ну, полно, — Адам отвечал, —
В беседах толку нет,
Покуда бегает в лесу
Наш будущий обед».
Друзья пошли в зеленый лог,
И меткою стрелой
Оленя каждый уложил,
Чтоб пир пошел горой.
«Я долю лучшую отдам
Тебе, жена моя,
За то, что ты была со мной,
Когда сражался я».
Роскошен был лесной обед,
Хватило всем еды.
Все ликовали, что Господь
Сберег их от беды.
Когда окончился обед,
Виль так сказал друзьям:
«Клянусь, мириться с королем
Скорее нужно нам.
Пускай покамест поживет
В монастыре жена,
Обоих младших сыновей
Возьмет с собой она.
Поедет с нами старший сын,
Ведь он уже большой —
Вернется с вестью, если что
Случится вдруг со мной».
И вот, отважны, удалы
И на ноги легки,
Тотчас в столицу к королю
Отправились стрелки.
Когда до Лондона друзья
Добрались наконец,
Они бесстрашно, не спросясь,
Явились во дворец
И, никому не доложив,
Вошли в широкий зал.
Привратник побежал им вслед,
Окликнул и сказал:
«Зачем вы, йомены, пришли?
Ответьте сей же час,
Ведь, право, должность потерять
Могу я из-за вас». —
«Мы три изгоя, добрый сэр,
Тебе не лжем отнюдь.
Мы, чтоб прощенье получить,
Прошли немалый путь».
Стрелки явились к королю,
Изрядно присмирев,
Склонился каждый перед ним,
Ладони вверх воздев.
«Тебя мы просим, государь:
Даруй прощенье нам
За то, что били мы твоих
Оленей по лесам». —
«Как вас зовут? — спросил король. —
Скажите мне скорей».
Ответил Адам за себя
И за своих друзей.
«Вы воры! Я слыхал про вас! —
Кричит король на них. —
И перед Господом клянусь
Повесить всех троих!
Пощады можете не ждать,
Казнить велю я вас».
Король позвал своих людей
И им отдал приказ.
Схватила стража в тот же миг
Отважных молодцов,
И Адам молвил: «Умереть
Еще я не готов.
Тебя мы просим, государь,
Былое нам прости,
К себе прими на службу нас
Иль просто отпусти.
С собой оружие забрав,
Мы снова в лес уйдем
И впредь, милорд, тебя просить
Не станем ни о чем».
«Да ты гордец, — сказал король. —
Казню я всех троих».
Но королева говорит:
«Прошу, помилуй их.
Когда невестою твоей
Я прибыла сюда,
“Проси что хочешь”, — ты сказал
Мне, государь, тогда.
Я ж не просила ничего,
Женой войдя в твой дом».
«Что хочешь ты? — спросил король. —
Не откажу ни в чем». —
«Коль так, мне жизни их даруй
И не казни стрелков!» —
«Тебе иной, достойный дар
Я предложить готов.
Угодья с замками отдать
Могу тебе, жена». —
«Лишь эта милость, мой супруг,
Ей-богу, мне нужна». —
«Пусть будет так, как хочешь ты, —
Король ей отвечал, —
Но я б охотнее тебе
Три города отдал».
«Ах, как я рада, гран мерси, —
Супруга говорит. —
Ручаюсь, впредь никто от них
Не будет знать обид.
Ты приласкай их, государь,
И окажи им честь».
Стрелков простил король, за стол
С собой позволив сесть.
Обед еще не начался,
Как к королю пришли
С вестями спешными гонцы
Из северной земли.
Они, почтительно склонясь,
Стоят пред королем.
«Мы из Карлайла, государь,
Письмо тебе несем». —
«Как там судья? — спросил король. —
И как там мой шериф?»
«Убиты», — молвили гонцы,
Колена преклонив.
«Да кто ж посмел? — спросил король. —
Убийц поймаю я».
Гонцы сказали: «Адам Белл
И с ним его друзья».
«Увы! Увы! — вздохнул король. —
О, как душа болит!
О, если б раньше я узнал,
Кем был шериф убит.
Я только что стрелков простил,
О павших я скорблю!
Когда б я ведал, всех троих
Отправил бы в петлю».
Прочел король, как из числа
Его надежных слуг
Погибли триста человек
От тех же самых рук.
Убиты мэр, шериф, судья,
Констеблей нет в живых,
А что до приставов — никто
Не уцелел из них.
Стрелки берут, что захотят,
Охотятся в лесах,
Оленей бьют, и всем вокруг
Они внушают страх.
Когда король прочел письмо,
Куска не взял он в рот.
«Эй, уберите со стола,
Еда на ум нейдет».
Потом велел стрелять в мишень
Он лучникам своим,
А для сравнения и тем,
Кто виноват пред ним.
Любимцы есть у короля,
Есть у его жены,
И вышли все они на луг
У городской стены.
Сперва стреляли просто так,
Чтоб приобвыкнул глаз,
Но трое йоменов мишень
Разили всякий раз.
Промолвил Виль: «Свидетель Бог,
Для меткого стрелка
У вас, друзья мои, мишень
Уж больно велика». —
«Во что же будешь ты стрелять?
Ответь мне сей же час». —
«Милорд! Охотно покажу,
Как водится у нас».
На поле с братьями скорей
Пошел лесной стрелок,
В четырехстах шагах воткнул
Ореховый пруток.
«Кто цель сумеет поразить,
Тот лучник удалой».
Король сказал: «Никто в нее
Не попадет стрелой».
Ему ответил смелый Биль:
«Клянусь, мне хватит сил».
И тут же длинною стрелой
Он прутик расщепил.
«Таких стрелков не видел я
Доселе на лугу!» —
«О, государь, еще не то
Я совершить могу.
Семь лет сынишке моему,
Я так его люблю;
Я привяжу его к столбу, —
Сказал он королю. —
Вы отсчитайте сто шагов,
И слово вам даю,
Что с головы у паренька
Я яблоко собью!»
«Изволь, — кивнул ему король, —
Но если это ложь,
Клянусь я ранами Христа,
Что ты в петле умрешь.
А если сына хоть чуть-чуть
Заденешь ты стрелой,
С тобой повиснут Клем из Клу
И Адам удалой».
«Всё будет так, — промолвил Виль, —
Как я пообещал».
И на глазах у короля
Он в землю столб вкопал.
Парнишку Виль отвел к нему
И взял свой верный лук,
А сыну прочь велел смотреть,
Чтоб тот не дрогнул вдруг.
На голове у паренька
Лежит зеленый плод.
Вот отмеряют сто шагов,
И Виль к черте идет.
Берет широкую стрелу
Уверенной рукой,
Потом натягивает лук,
Тяжелый и тугой.
О, только б тихо, чуть дыша,
Стояли все вокруг,
Чтобы рука не подвела,
Чтоб не качнулся лук!
И всякий молча за него
Христу мольбу вознес.
Когда он целился в дитя,
Немало было слез.
Но метко острою стрелой
Виль яблоко рассек.
Король сказал: «Таких врагов
Вовек не дай мне Бог.
«Прибавлю, — леди говорит, —
Еще, до тридцати.
В какой угодно можешь час
За платою прийти».
Дворянский титул дать и герб
Стрелку сулит она.
«А братьев в стражу я приму
И награжу сполна.
Да привези скорей жену,
Я буду рада ей,
Ее поставлю надзирать
За детскою моей». —
Стрелки сходили в Рим, чтоб там
Прощенье обрести,
А после жили при дворе
И умерли в чести.
Мне больше нечего о них,
Друзья, поведать вам.
На этом всё; не мазать ввек
Дай Боже всем стрелкам!