– Но трупы-то! – закричал он, привставая с лавки. – Здесь же остались пятеро его людей. Что же, их никто не признает, никто не скажет, что это ребята из его дружины?!
– А кто признает? – вопросом на вопрос ответил Локсли. – Мы уже далеко от Лестера, в ваших местах едва ли кто-то видел прежде и самого доблестного рыцаря Винсента, а, тем паче, его воинов. Да и это не стало бы доказательством: мало ли вилланов, которых иные рыцари облачают в кольчуги, и которые потом бегут от своих хозяев, прихватив с собой оружие, а после становятся разбойниками? В любом случае, Хедли откажется от этих людей. А сказать мертвые ничего не могут, поэтому двоих уцелевших, но раненых он добил.
Некоторое время все молчали, жуя хлеб и прихлебывая вино.
– Другое дело, – вновь заговорил рыцарь, – что и мстить тебе, Кристиан, сэр Винсент не посмеет: это доказало бы его причастность к нынешнему разбою. Но все равно нужно опасаться: он может нанять каких-нибудь лихих людей – вдруг они твой дом подожгут, либо, не дай Бог, нападут на твою семью, когда тебя дома не будет.
– А вот в этом я сомневаюсь, сэр! – усмехнулся Крис, – Нанять-то он здесь сможет только кого-то из местных, а меня во всей округе отлично знают. У моих сестер мужья с хорошими кулаками, да и дубиной, если что, помахать умеют, а надо, так и топором. У двоих сыновья взрослые, тоже не слабаки. И все знают: если моим жене с ребятней кто-то сделает что худое, тому мало не покажется. Опять же, и шериф, ваш родственник, человек справедливый. Жалобу на нападение я подам обязательно, и случись опять какой-нибудь разбой, он уж всю дружину поднимет, а злодеев найдет.
– Это верно, – кивнул Саймон. – И все же, будь пока настороже. Но остается самое главное: что делать с ребенком? Если Хедли – единственный близкий родственник сироты, то за его жизнь я не дам и дырявого пенса. Если объявить его наследником графа Лестера, в этом случае сэр Винсент получит право опеки, и малыш вскоре умрет от простуды или от чего-нибудь столь же естественного… Его нужно куда-то спрятать, чтобы он смог вырасти и после заявить о своих правах. Если это вообще будет возможно. Ведь он пока даже не крещен, нет свидетельства о крещении и никаких иных доказательств его происхождения. Ведь так, Флориана?
– Одно доказательство есть, – сказала кормилица и, сунув руку за край кожаного корсажа, достала маленький сверток. Вот это наш покойный граф хранил с детства. Потому что эти вещицы достались ему от его отца, а он привез их из Иерусалима, когда после Крестового похода возвратился. Поглядите.
В свертке, тонком льняном платке, еще сохранившем едва уловимый запах розового масла, оказался крохотный кожаный мешочек, а из мешочка на ладонь Саймона Локсли выпал кипарисовый крест размером около дюйма. По краям он был отделан тонкой серебряной каемкой и украшен пятью круглыми гранатами – в середине и по всем четырем концам. Перевернув крестик, рыцарь прочитал вырезанную на обороте надпись: «Господи! Возврати верным Твоим Святую Землю!».
– Граф рассказывал, что его отец и еще десять рыцарей получили точно такие кресты от одного монаха, – произнесла кормилица. – Он с Крестовым походом шел к Иерусалиму, монах этот. И сделал десять нательных крестов для крестоносцев, которых король Луи Седьмой[14] послал в разведку, чтобы найти тайные укрепления сарацин.
– Они что же, не носили крестиков? – не удержавшись, вмешался в разговор юный Роберт Кей. – Разве может христианин ходить без креста на груди?
– Само собою, не может, – улыбнулась мальчику Флориана. – Все эти рыцари были добрые христиане. А второй крест надели потому, что дело, на которое послал их франкский король, было очень опасное. Монах сказал, что кресты вырезал из частицы того же дерева, из которого тысячу с лишним лет назад был сколочен Крест Господень.
– Неужто?! – ахнул Кристиан. – Да где же он взял его?
– Мне-то откуда знать? – пожала плечами женщина. – Я слыхала, что в старых монастырях нередко хранят такие святыни. Не моего ума дело. А что тем десяти крестоносцам нужна была особая Божья помощь, так уж это так оно и оказалось!
Бедные рыцари попали в засаду, как видно, кто-то их предал. Семеро погибли, сражаясь, троих захватили в плен. И, как рассказывал нам господин граф, проклятые сарацины разожгли огромный костер, бросили туда тела погибших, а остальным сказали: «Киньте в огонь свои кресты, тогда будете жить! Примете нашу веру и станете с нами вместе воевать против христиан!» Один из тех рыцарей, видать, убоялся смерти – снял крестик и бросил в огонь. А двое говорят: «С Господом жили, с Господом и умрем!» Тогда эти изверги взяли их и кинули связанных в огонь. А сами на коней, да ускакали. Но отец нашего графа сумел веревки на руках развязать и как-то из огня выбрался. И не только что сам выбрался – он друга своего тоже вытащил. Но тот так сильно обгорел, что почти сразу на руках его милости отдал Богу душу. А перед тем снял с себя крестик, который монах-то ему дал, и вложил товарищу прямо в руку: «Сохрани, – говорит, – пускай твоим детям достанется!». Вот граф и привез в Англию крестик своего друга, а когда женился, подарил его леди Эмилии, наказав надеть потом на своего первенца.
Сказав это, Флориана снова заплакала.
– А куда делся второй крест? – спросил рыцарь. – Тот, что остался у графа?
– Не знаю, – покачала головой женщина. – Может статься, его с ним и похоронили, я-то на похоронах не была.
– А этот крестик кто-нибудь еще видел?
Кормилица всхлипнула и опять, уже в который раз, заставила себя успокоиться:
– Граф показывал его нашему аббату Антонию, тому, что два года назад возглавил аббатство святого Доминика. Господин аббат – человек честный, если нужно, он подтвердит…
– Само собою, – вздохнул Локсли. – Однако, коль скоро фамильные сокровища Лестеров кто-то украл… мы-то знаем, кто, да ведь не докажем! Так вот, если они украдены, то как доказать, что среди похищенных драгоценностей не было и этого креста? То есть, как доказать, что он сейчас принадлежит наследнику графа Лестера, а не грабителям-самозванцам?
Все собравшиеся за столом притихли. Действительно, положение представлялось мрачным. Раз уж брат покойного графа решился на такую череду гнусных преступлений, то что остановит его от дальнейших злодейств? А доказательств его вины никаких, равно, как и никаких доказательств того, что у графа Лестера есть теперь полноправный наследник…
– Как бы там ни было, – после долгой паузы вновь заговорил сэр Саймон, допивая свое вино, – как бы там ни было, возможно, эта святая реликвия поможет когда-нибудь восстановить справедливость. Что до остального, то, наверное, лучше будет поговорить обо всем завтра. А пока я бы не прочь немного поспать.
Желание рыцаря разделяли и остальные участники затянувшегося ужина. Однако, приключения, как оказалось, еще не закончились. Джуди едва успела собрать со стола миски и кружки, как из-за двери вновь донесся стук копыт.
– Будь я проклят! – взревел Кристиан, вскакивая. – Если этим ребятам не надоело испытывать судьбу!..
– Стой, Крис! – рыцарь схватил мельника за руку, ибо тот уже тянулся к своему луку. – Там только один всадник, и подъехал он не с той стороны, в которую убрались те двое. Лучше сперва узнать, кого нам на сей раз послала судьба.
– Эгей, добрые люди! – послышался в это время звучный молодой голос. – Во Имя Господа Нашего, отворите! Его же Именем клянусь, что я без оружия, и намерения у меня самые благие.
Локсли переглянулся с остальными и, когда его оруженосец Карл, на всякий случай, взял дверь под прицел арбалета, махнул рукой Роберту:
– Отвори!
Дверь распахнулась, и перед обитателями мельницы явился всадник в черной сутане и широком плаще. Капюшон плаща был отброшен, открывая худое, обветренное лицо, обрамленное густыми, коротко остриженными волосами.
– Монах? – изумленно воскликнул мельник. – Откуда здесь среди ночи взяться монаху?
– Силы Небесные! – ахнула, между тем, Флориана. – Отец Антоний!
– Рад, что ты и твой сын невредимы, – ответил, легко соскакивая с седла, аббат монастыря святого Доминика. – Я отправился следом за вами, чтобы предупредить об опасности, да вижу – опоздал.
Он обвел движением руки площадку перед мельницей. Раскиданные кругом стрелы и пять мертвых тел, сложенных в стороне под навесом, прикрытых кусками мешковины, яснее ясного говорили о происшедшей здесь битве.
– Господь не допустил, чтобы эти нехристи добились своего! – воскликнула кормилица, подбегая к священнику и низко перед ним склоняясь. – Вот только миледи мы спасти не сумели.
И она в двух словах рассказала аббату обо всем, что случилось в этот вечер на дороге в Ноттингем и на мельнице Кристиана Кея.
– Ну что же, – проговорил, выслушав Флориану, отец Антоний. – Значит, по крайней мере, я все же не окажусь здесь лишним. Жаль, что не был с вами рядом, когда вы все так доблестно защищали свою «крепость», тем более, я тоже смог бы потом подтвердить, кто именно покушался на жизнь невинных младенцев – я-то узнаю Винсента Хедли в любой одежде, и в шлеме, и без него. Но Господь управил по-иному… Значит, Он привел меня сюда не сражаться, а исполнить свои прямые обязанности – отпеть и окрестить.
– Ну, это, надо думать, утром, святой отец! – почтительно произнес мельник. – Детишки-то уж спят, да и вам бы не грех отдохнуть с дороги. И поесть.
– Я не голоден, – возразил аббат. – Чашка воды и кусочек лепешки вполне восстановят мои силы. А вот поспать и вправду было бы неплохо.
Никто не стал возражать.
Вскоре все улеглись по лежанкам в большой и в двух меньших комнатах. Однако Кристиан, понимая, что после такого бурного вечера возможна и не менее бурная ночь, велел старшему сыну Роберту оставаться на карауле. Мальчик, гордый отцовским доверием, всю ночь не сомкнул глаз, дежуря подле двери и, для пользы дела, занимаясь починкой старых мешков.
Около полуночи до его напряженного слуха донесся шепот из соседней комнаты. Шептались две женщины, и одна из них была мать юного Роби, второй, конечно, могла быть только Флориана.